Пляски розовой лошади

– Ведь им даже неизвестно, где мы находимся. Они даже не будут знать, долетели мы или нет. Они не будут знать, высадились мы на эту чертову планету или нет. Да вообще ни хрена они знать не будут! И даже если это корыто взорвется прямо сейчас, они никогда не узнают, что оно взорвалось, где оно взорвалось и взорвалось ли вообще!

– Но ты вроде бы и до полета все это знал… – сказал Блок.

– Я не об этом, – вздохнул Судьбоносный, закрыл дверь в переговорную и снова сел в кресло. – Я, знаешь, иногда думаю… Тут время есть… Обо всем этом театре абсурда. Связи нет, зато каждое утро доклад в этот ящик. Зачем? Кому? Кто-то смотреть потом будет? Я тебя умоляю! А смотреть будут только в одном случае: если захотят меня убрать или всех собак повесить на начальника экспедиции. Тогда начнется: «На семнадцатый день полета товарищ Судьбоносный не доложил ситуацию в неработающий и никому не нужный монитор, чем обозначил халатное отношение к своим служебным обязанностям, допустил грубое нарушение правил» – и так далее и тому подобное.

Блок молча смотрел на Судьбоносного, понимая, что тому надо выговориться. Видимо наболело, слишком долго оставался один на один со своими мыслями. Между тем Судьбоносный продолжал:

– Зато представляю, как, когда обратно подлетать будем, вылезем из последнего туннеля, подойдем к Земле уже вплотную, появится связь – и знаешь, что тогда будет? А я тебе скажу… Этот красномордый черт Сальников сразу возникнет вот там. – Судьбоносный указал пальцем на дверь переговорной, имея в виду монитор. – «Что да как? Доложить! Объяснить!» – и сразу поскачет к генералу, а то и к министру докладывать, что, мол, «так точно! Миссия выполнена! Давай мне звезду на погоны!»… Так и будет, ей-богу, так и будет! И вот скажи мне теперь, на кой хрен висит эта штука? А? Выходит, для двух вещей: на случай, если меня понадобится прижучить ни за что, и чтоб красномордого Сальникова потом повысить, опять же ни за что. Для этого? Так, что ли?

Блок смотрел на товарища молча, с серьезным выражением, а когда тот договорил, уголки его губ приподняла еле заметная улыбка:

– Тот факт, что движение с большой скоростью влияет на течение времени, в общем-то, давно известен… Но вот что оно омолаживает… Похоже, мы на пороге открытия, дружище!

– Ты чего мелешь? – спросил Судьбоносный, не вполне понимая, о чем речь.

– Саша! Тебе сколько лет? Я думал, что все эти вопросы ты должен был закрыть для себя еще лет тридцать назад.

Судьбоносный, конечно, не мог не согласиться с разумным аргументом. Впал в детство. Глупости какие-то полезли в голову. Так и до расстройства недалеко… Надо у доктора взять каких-нибудь таблеточек и больше делами заниматься. А думать о таком… Блок прав: все это уже триста раз передумано еще в далекой молодости, и возвращаться к этому не стоит – нелепо и глупо. Точно, от этого полета уже изменения психики начались, не иначе.

– Наверное, Ваня, – сказал он после некоторого молчания, – пора уже мне на дачу цветы сажать да деревца выращивать. Если вернемся – уволюсь к чертовой матери. Хватит. Наслужился.

– Да, давай, – поддакнул Блок.

Судьбоносный посмотрел на него, прищурившись:

– Сволочь ты.

– Я математик и физик, – ответил Блок, улыбаясь.

– Ладно, – сказал Судьбоносный. – Ты мне лучше скажи… Выходит теперь, вся эта дурацкая затея отменяется? Я-то сразу не сообразил, что Мегамозг находится на Земле и мы ему ничего не передадим, а значит, и обратно ничего получим. Но ты чего молчал?!

– Обойдемся как-нибудь, – ответил Блок. – Своими силами. Через пять дней у тебя все будет.

Судьбоносный смотрел на него и не мог понять, подшучивает товарищ над ним или говорит серьезно.

– Чего-то ты не договариваешь!

– Ага, как ты про Капитана Назарова! – ответил Блок.

– А я-то здесь при чем?! Давай, рассказывай! Или сам результаты нарисуешь? Тогда не надо!

– Ну нет, сам я никого женить не буду. Уволь. Наш вычислитель на борту подойдет для этой задачи. Программы на него устанавливал я сам, и, честно говоря, мне не сильно-то хотелось тратить время на выбор того, что нам может пригодиться, поэтому я слил почти все, что есть в Мегамозге.

– И этот алгоритм по совместимости тоже? – удивился Судьбоносный. – Зачем?!

– Память так устроена. Там модульная система. И для экономии времени проще копировать модули целиком, чем выбирать из них. Я просто помню, что, кажется, эти алгоритмы и базы данных были скопированы вместе с чем-то нужным. И, как выяснилось, они тоже понадобились.

– Все, что ни делается, к лучшему, – резюмировал Судьбоносный.

– Вроде того.

– А тогда на что тебе пять дней? Запускай эту шарманку, и пусть дает результат. Чего ждать-то?

– Да запустить-то я ее могу… Но здесь скорость не та. Сам же понимаешь: девяносто процентов ресурса вычислителя занято обеспечением полета. Остальные десять периодически расходуются еще на всякие мелочи… Да и вычислитель здесь – не Мегамозг на Земле. Послабее будет. Вот я и прикидываю, что в фоновом режиме он за несколько дней эту задачку решит. Если, конечно, не будет форс-мажора…

– Какого еще форс-мажора?

– Да мало ли. Вылезем из туннеля черт-те где, и пока к другому подруливать будем, все сто процентов ресурса и потребуются. Все процессоры будут загружены. Ты же не хочешь еще три месяца лететь?

– Ладно, ладно, – сказал Судьбоносный, жестом словно отмахиваясь от собеседника. – Чего ты мне это рассказываешь? Не знаю я, что ли?

– Ты спросил, – невозмутимо ответил Блок.

– Хорошо, пять так пять. Вернемся – увеличим мощность вычислителя. Для таких случаев.

«Пляски розовой лошади»

Глава 5. Король

Хотя и было на душе у Единорога препротивно после произошедшего на поляне и встречи с Волшебной Феей, но ничего не поделаешь: следовало брать себя в руки и двигаться дальше, хотя где находилось это самое «дальше», он совершенно не представлял. Единственное, что было известно, – нужно идти строго на запад: так сказала ведьма.

Лезть обратно на радугу сил не было никаких, а потому он продолжил свой путь пешком в надежде при случае найти подходящее место для отдыха, где можно было бы привести себя в порядок и вздремнуть часок-другой. Лучше всего, если бы попалось какое-нибудь озерко – умыться, освежиться, попить (а жажда после вчерашнего мучила страшно) и, может быть, пожевать на бережку сочной травы.

По привычке он двинулся на четырех ногах, однако, сделав несколько шагов, вспомнил наставление Верблюда ходить на двух, встал, поправил одежду, отметил про себя, что хотя она немного примятая, но выглядит он в ней хорошо, глянул на часы, отметил про себя: «Десять утра» – и зашагал на запад, сам удивляясь своей способности определять стороны света. К тому же его радовало, что направление это было противоположным тому, куда улетела Волшебная Фея – не придется еще раз встречаться.

Долго шел Единорог по мрачноватому (хотя день выдался солнечным) лесу. Деревья были высокими и поэтому пропускали мало света – внизу стоял полумрак. И чем дальше он продвигался, тем выше и гуще становились деревья, а пение птиц и прочие звуки леса раздавались все реже, и оттого делалось еще страшнее. Единорог снова опустился на четыре ноги и ступал, дрожа от страха. Он очень устал, все тело гудело, голова раскалывалась, его мучила жажда, но подходящего места для отдыха он так и не приметил, продолжая идти вперед в надежде на скорое пристанище. Почему-то он был уверен, что ему непременно нужно двигаться дальше, и скоро уже, скоро он придет туда, куда нужно.

Долго он шел, потеряв счет времени и не глядя на часы. Лес стал совсем густым и мрачным. Лучи света едва пробивались сквозь ветви деревьев. Много было сухостоя, почва стала мягкой, болотистой. Было страшно.

– Не удивлюсь, если здесь какое-нибудь чудовище живет, – сказал сам себе Единорог.

И, точно услышав его, где-то вдалеке прокричала сова:

– Угу-угу.

И тут деревья внезапно закончились, и перед Единорогом открылась небольшая лужайка и болотце, вода в котором хоть и была на вид не очень чистая, но как будто подходящая для того, чтобы утолить жажду. «Как знал, куда идти надо», – сказал он сам себе, упал на траву около берега, ткнулся мордой в воду и стал жадно пить.

Напившись, он обратил внимание на натянутый между деревьями в нескольких метрах от болотца гамак, подошел к нему, потрогал, надежно ли тот закреплен и выдержит ли нагрузку, и удовлетворительно крякнул.

– Поспать-то не помешает. Кто знает, сколько еще скакать. Прилягу, вздремну, а потом продолжу путь.

Затем он подумал, что хорошо бы искупаться после всех приключений и постирать одежду. После купания спать будет приятнее, вещи за это время как раз высохнут, и станет он снова красивым, свежим и сияющим.

Единорог разделся и решил начать со стирки, а потом уже помыться. Через полчаса одежда была разложена рядом с гамаком в месте, куда светило солнце, – единственном светлом пятнышке в окружавшем полумраке.

– Солнце-то, конечно, уйдет, но хоть сейчас путь посветит. Быстрее высохнет, – пробормотал Единорог, посмотрел на болотце и с криком: «э-эх!» разогнался и прыгнул в воду.

Вынырнув из столба брызг, он радостно тряхнул головой: