Пляски розовой лошади

– Может, и узнали, но бумага есть бумага. Как это… «Без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек»[6 - Из «Песенки бюрократа» поэта В. И. Лебедева-Кумача.]. Так и тут: нет в свидетельстве фамилии – значит, нет. И появиться она не могла. Это ведь сложно объяснить. А тем более – мало ли что, вдруг еще засудят да дадут с десяток лет лагерей за подделку документов. Времена-то какие были! В любом случае, я думаю, даже если бы и фамилия обнаружилась, и отец нашелся, никто ничего менять не стал бы. Но это тоже не суть важно. А важно то, что потом, спустя годы, эти два случая легли в основу того, что Верховный суд признал необязательным наличие фамилии и отчества. Там, в общем, один из них должен был получить наследство, а второй… я не помню. И его родственник пытался оспорить решение, потому что у него в паспорте написано только имя, например Ваня. А таких Вань бог знает сколько по стране, и вдруг этот Ваня вообще не родственник тому, который наследство оставил… Но суд решил, что есть и другие способы его идентифицировать и что фамилия и отчество, то есть их отсутствие, этому не препятствуют. Короче, с тех пор на законных основаниях допускается не иметь фамилии и отчества. Вот так.

– То есть я могу взять и отменить собственную фамилию? – спросил Проторгуев.

– Сможешь. Если предпримешь такие же действия, как Капитан Назаров.

– И что этот урод сделал?

– Судебная практика по таким вопросам была связана только с этими двумя делами, когда свидетельство о рождении выдавалось без фамилии и отчества. Случаев, чтобы человек самостоятельно отказался от них, не было. И скорее всего, такое никто не пропустил бы. В общем, однажды человек исчез, а потом опять появился. И о том, кто исчез, в базах никаких сведений нет. А тот, кто появился, – вот этот самый, у которого в паспорте вместо имени указано: Капитан Назаров.

– Наверное, неплохо он кому-то заплатил, чтобы почистить базы, – сказал почти весь вечер молчавший Блок.

– Возможно, – ответил Судьбоносный. – Это мы вряд ли узнаем.

– Ну, все зависит… – проговорил Блок и умолк.

– От чего? – подтолкнул его Судьбоносный.

– А это я по-американски ответил,– сказал Блок с ухмылкой. – Ты знаешь, что в их языке это не всегда требует продолжения. Произнес многозначительно: «Well, it depends…» – и сиди себе с видом, будто ты умный и знаешь больше, чем другие.

Судьбоносный посмотрел на него с прищуром:

– Ваня, но ведь ты как раз умный и знаешь больше, чем другие.

Блок развел руками:

– Се ля ви, как говорят французы.

– Ты либо что-то знаешь, – гнул свое Судьбоносный, – либо что-то задумал.

– Могу тебя заверить, что я ничего не знаю… – ответил Блок.

– Тогда задумал, – показал на него пальцем Судьбоносный и ухмыльнулся.

– Ну, это зависит… – развел руками Блок.

На какое-то время воцарилась тишина. Кто-то курил сигары, кто-то просто сидел, потягивая виски или ром, и думал.

– Так кто он в итоге такой и что это за клоунский гипноз? – нарушил тишину Картавый.

– Он… – начал Судьбоносный, но вдруг замолчал и после паузы признался: – На самом деле я не знаю, кто он.

Все посмотрели на него с удивлением.

– А что тут странного? – раздраженно спросил Судьбоносный.

– То есть ты взял на корабль не пойми кого, вообще ничего о нем не знаешь и даже не представляешь, кто он такой? – спросил Фридман. – Да может, он тут всех нас зарезать хочет?

– Слушай! – ответил Судьбоносный. – Ты, ей-богу, как ребенок. Разве не знаешь, как все делается? Сказать тебе? «К безусловному исполнению!» – «Так точно! Будет исполнено!» Все!

– И что, им безразлично, кого грузить на корабль, лишь бы высадить на К-200? Любого кретина можно? Так, выходит?

– Во-первых, не любого кретина, а отборного. И его жену. Забыл, что они лучшие из лучших по потенциальной живучести на К-200? А во-вторых… Во-вторых, на остальные вопросы ответь себе сам.

Судьбоносный раздражался все сильнее. Ему самому от всего этого было не по себе. Но что делать? Разве ему оставили выбор? Вернее, выбор-то есть всегда, но что если бы он отказался во всем этом участвовать? Нетрудно предположить, что последствия были бы самыми жесткими: как минимум увольнение, а то еще и статья за государственную измену или что-то в таком роде. Но теперь он и сам начал сомневаться в этом, думая, что, может быть, просто струсил сказать слово против там, наверху… И от каждого вопроса коллег и товарищей на душе у Судьбоносного становилось все более гадко. Поэтому он решил скорее рассказать все, что знал, и закончить этот разговор, по крайней мере на сегодня.

– В общем, коллеги, вопросы, почему он здесь и тому подобные, я предлагаю больше не поднимать. Думаю, все вы всё понимаете, – сказал он. – А что я о нем знаю, сейчас расскажу.

После того как состоялось наше знакомство, мы, конечно, встречались, чтобы обсудить условия его поездки и так далее. Не только я с ним общался. Несколько встреч проходило при участии людей из спецслужб. Потом пошли медицинские осмотры, подготовка его к полету. Всё – в строжайшей секретности. Конечно, один на один я с ним тоже беседовал. И сперва он был как будто нормальным. То есть почти нормальным. Говорил только, что у него амнезия и ничего дальше пяти лет не помнит. Говорит, авария была, пострадала память. Я спросил, что за странное имя и почему нет фамилии и отчества. Он ответил: наверное, его родители очень сильно хотели, чтобы он стал капитаном. Однако, говорит, это только предположение, потому что сам он этого не помнит и их не помнит, поскольку память ему отшибло напрочь. Но после он сказал, что и сам хочет быть капитаном, и не исключено, что до потери памяти он им и являлся, так как это у него в душе. Странное дело, подумал я.

А потом началось вообще невероятное. В другой раз у меня в кабинете он начал пляски типа таких, как сейчас. А я смотрел-смотрел на него и потом спросил: «С вами все в порядке?» Он обалдел. Он так удивился, что меня не пробрало! Даже потерял дар речи. А я тогда еще не знал ведь, в чем дело, и тоже удивился, почему такая реакция. Да и вообще не понял, что это было. А потом он стал приставать ко мне, чтобы мы вечерком пошли в бар: посидели, поболтали по душам. Ну, мы пошли. Думаю, черт с тобой, посмотрим, что ты задумал. А он задумал для начала меня напоить. Я смотрю, сам делает вид, что выпивает, а пьет мало, только для вида. Интересно, думаю, и изображаю, что я пьяный больше, чем на самом деле. Мне ж много надо. А я вроде как три рюмки выпил и окосел. То есть сделал вид, что окосел. И тут снова начались такие же пляски. Что-то говорит, бормочет, жужжит. Я смотрел на него, изображая сильное опьянение, а потом встал, подошел ближе, приобнял одной рукой, другой налил водки полную рюмку и сказал: «Ну, друг, выпей и расскажи теперь, что все это значит». Он до того удивился, что у него челюсть отвисла. Молча выпил рюмку, не закусывая, и сказал: «Я такого не встречал».

Короче, не буду утомлять вас подробностями нашего разговора, скажу только суть. Это на самом деле гипноз, и очень сильный, какое-то особое внушение. И он ни разу не встречал человека, на которого бы оно не подействовало. А тут я, и – не действует. В конторе не получилось. Он решил меня напоить, чтобы увеличить шансы. И опять не вышло. В итоге он сам напился как свинья и рассказал мне, что в прошлой жизни действительно был капитаном, ходил по морю на огромных судах и было у него какое-то приключение где-то в Южной Америке: там он попал в дикое племя и изучил эти приемы. А потом он уснул прямо за столом. Это все, что я знаю. Если, конечно, это правда. А скорее всего, просто пьяный бред.

– Не густо, – сказал Фридман.

– Да. В любом случае имейте это в виду и будьте с ним аккуратнее, если встретите.

– Я буду сразу в рыло бить.

– Только не повреди его.

– Предлагаю осмотреть его жену.

– Осмотреть или посмотреть?

– Я хочу осмотреть!

– В каких местах?

– Ты же умный человек…

«Пляски розовой лошади»

Глава 4. Фея

Единорог проснулся утром в ужасном состоянии и расположении духа. После попойки у волшебного пня он уснул в кустах, забыв про свои страхи быть съеденным волками. Впрочем, страхов быть и не могло: он просто не помнил, как попал в эти кусты и как уснул. Проснулся он помятый, с жуткой головной болью, тошнотой и со следами рвоты на рукаве. Он приподнял голову, огляделся. Голова кружилась.

– Господи боже… Сволочи, напоили…

Он попытался подняться на ноги и сперва встал на передние, но тут его зашатало, тошнота подкатила нестерпимо, и он освободил желудок от остатков еды на траву прямо перед собой.

– Фу-у-у… А еще волшебный лес… волшебный пень… водка волшебная… А похмелье хуже обычного! – с горечью сказал он.

Он хотел было встать, но, чувствуя очередной спазм в желудке, так и остался сидеть на траве: задрал морду кверху, закатил глаза и, преодолевая бурю в животе, еще раз про себя проклял вчерашний день и двух своих новых друзей. Спазм прошел, он облегченно вздохнул, опустил морду, открыл глаза и обнаружил, что на шее у него болтается красная карточка в форме сердца.

– Какого… дьявола?! – возмутился он.

Он взялся за карточку, чтобы рассмотреть получше, особенно если на ней что-то написано. Гадкое предчувствие охватило его. Сердце взволнованно застучало.