Биенье сердца моего

1970 год

Ночные дожди

I

Неспокойно, смутно было на душе у начальника мелиоративной передвижной механизированной колонны Сергея Русанова. Приехал он домой вечером мокрый, грязный и голодный. Непривычной тишиной встретила квартира. Жена Таня, закончив учебный год в школе, уехала с пятилетним сынишкой Костькой в город, к родителям. Сергей обещал вырваться и приехать к ним хотя бы на недельку. Но сегодня, сделав прикидку, он понял, что дела отпустят его не скоро. По ночам повадились обильные дожди, земля не успевала впитывать воду, вязли в липкой глине бульдозеры, участились неполадки, производительность резко упала, и настроение у рабочих на объектах было ниже нуля. Под угрозой месячный, а с ним и полугодовалый план.

Целый день сегодня промаялись с одним столбом. Обмелевшая речка под дождями поднялась, заиграла новой силой. Столб ставили самоосаждением, вымывая из-под торца грунт. Насос был слаб, грунт крепок, и осаждение бетонной стелы шло по сантиметру. Эта долгая нудная работа вызывала раздражение. Сергей изо всех сил душил его, стараясь быть собранным и деловитым. Несмотря на молодость, он знал, что стоит только выплеснуться начальническому раздражению – оно тут же обретёт цепную реакцию – и всё пойдёт злым истеричным кувырком. Не жди тогда нормальной работы, не один день ухлопаешь на улаживание пустяковых конфликтов. И он старался своей личной энергией увлечь, приободрить рабочих, невозмутимо и весело командовал на объекте, как опытный дирижёр держал все нити прорабского участка в своих властных руках.

К концу дня он приехал в свою контору и дозвонился до заместителя начальника областного объединения мелиорации с намерением поругаться с ним.

– Вы подкинули нам эту передовую технологию! Старую технику забрали, новой не дали! – зло кричал он в трубку. – Я полгода прошу у вас гидромонитор[34 - Устройство для создания движущейся с большой скоростью водяной струи с целью разрушения и вымывания горных пород.]. Я должен ставить за день восемь столбов, а ставлю один. Один! Вы понимаете это?..

Замначальника был тёртый калач: шумливые начальники ПМК для него не в диковинку. Он добродушно осаживал Русанова:

– Ну, ну, распетушился! Я что, рожу тебе этот гидромонитор? Нету пока. Понял? Придут – дам. Жди!..

Сергей в запальчивости заявил, что в таком случае он снимает с себя ответственность за план.

– План ты давал всегда, и в этот раз дашь! – жёстко пророкотала трубка и скороговоркой напомнила азбучную истину: кто хочет работать – ищет средства, а кто не хочет – причины.

– В сотый раз слышу, Наум Филиппович! – возмущённо простонал Сергей. – Мне техника нужна, а не напоминание о долге. Меня ваши снабженцы без ножа режут, без работы оставляют…

– Давай-ка, охладись! – посоветовал замначальника. – Денька через три прибывай, что-нибудь придумаем…

Трубка зачастила певучими гудками. Сергей с минуту озадаченно подержал её в руке, будто ждал от неё ещё чего-то, но тут увидел в окно, что по двору кто-то бездельно катается на роторном канавокопателе, в нём закипела новая волна раздражения, он бросил трубку на аппараты и выбежал из кабинета.

…Вернувшись домой и наскоро зажарив холостяцкую яичницу, Сергей поужинал, вымыл сапоги, развесил сушиться одежду и, нажав клавишу радиоприёмника, устало опустился в кресло.

Вечер неторопливо втягивался в широкие окна квартиры, наполняя вязким сумраком углы, чернил обойную желтизну, и в этой обволакивающей неспешности вечера было что-то потерянное, удручающее, что хотелось встать, отряхнуться, сбросить с себя расслабляющее оцепенение. Но встать уже не было сил.

Уплотнялась и тяжелела густая небесная синева, первая вечерняя звезда наплыла откуда-то сверху и зависла над окном, дразняще подмигивая. Из радиоприёмника лилась тихая и грустная мелодия. В каком-то далёком уютном зале нежно пели скрипки, задумчиво постанывало пианино, праздные нарядные люди наслаждались этой светлой музыкой, и им было наплевать на то, что есть где-то беспокойный начальник ПМК[35 - Передвижная механизированная колонна – учреждение, выполняющее строительные, монтажные и ремонтные работы.], преобразователь земли двадцати восьми лет отроду, и что ему трудно и одиноко.

Смежая тяжелеющие веки, Сергей со щемящей теплотой подумал о жене и сынишке, мельком удивившись, что так быстро заскучал о них. В подсознании яркой пульсирующей точкой засветилась радостная мыслишка о скорой поездке в город, что само собой связывалось со встречей с родными людьми, и согретый этой тёплой мыслишкой, Сергей крепко уснул.

Разбудил его близкий удар грома. Летучий фосфорический блеск почти беспрерывно заливал комнату. Сергей встал из кресла, пощёлкал выключателем – люстра не зажглась. Он подошёл к окну. Весь посёлок был занавешен безжизненной темнотой. «На подстанции вставки выбило или же сами электрики с перепугу вырубили», – подумал он.

Зигзаги молний яростно полосовали чёрное небо. В неверном, бликующем свете силикатные двухэтажки казались картинно-маленькими, боязливо вжавшимися в землю.

Дождь начался исподволь, не спеша, словно примериваясь. Прошёлся раз и другой редкими крупными каплями по оцинкованной жести подоконника, колотливой дробью пробегал по утоптанным дорожкам и затихал где-то на крышах окраинных домов. Но вот всё чаще и чаще забарабанили капли и, наконец, слились в сплошной ливневый поток. Молнии отодвинулись в дальние поля, пригласили слепящие вспышки.

Сергей открыл форточку. В комнату потянуло бодрящей свежестью. Монотонно, завораживающе шелестел проливной дождь, и в этой щедрой дождевой неиссякаемости была своя прелесть, своё очарование. Если бы не горел план, если бы завтра снова не предстоял тяжёлый изматывающий день…

За входной дверью на лестничной площадке тоненько и жалобно мяукал котёнок. Сергей отгонял от себя это мяуканье, но оно назойливо лезло в уши, и он начал злиться на глухоту хозяев малыша. Выждав минуту-другую, Сергей не выдержал, открыл дверь и чиркнул спичкой. К порожной перекладине сиротливо жался маленький серенький комочек.

«Ну, почему у моей двери?» – удивлённо подумал Сергей и решил, что тот ещё неразумный, не знает своего дома. Сергей зажёг другую спичку, котёнок поднял голову и глянул на него заискивающе-доверчивыми глазками. Сергей опустился на корточки и, полнясь умильной нежностью, погладил пушистый комочек, и тот съёжился, притих под его рукой. Сергей не очень-то жаловал взрослых кошек, но к маленьким котятам с детства питал необоримую слабость.

«Возьму-ка я тебя к себе, раз хозяевам не нужен, – решил он. – Ты одинок, и я одинок. Вместе веселее будет». Он подхватил котёнка ладонью под животик и занёс в квартиру, нашёл на антресолях увесистую стеариновую свечу и зажёг. Затем налил в чайное блюдечко молока и поставил на пол. Котёнок притаился под стулом и не проявил к молоку интереса. Сергей подтянул его к блюдечку и потыкал мордочкой в молоко. Котёнок начал облизываться и уверенно потянулся к блюдцу. «Ну, вот и молодчага! Ах, какой молодчага!» – говорил Сергей, и серенький комочек вздрагивал от его голоса. Потом Сергей зажёг газовую колонку, вымыл котёнка в ванне с шампунем, завернул в полотенце и положил в мягкое кресло.

Часы показывали полночь. Сергей решил лечь спать. За окном шелестел и шелестел дождь, и он уже покорно смирился с ним, и с тем, что завтрашний день снова будет выбит из налаженного ритма, думалось без раздражения.

Среди ночи его поднял настойчивый писк котёнка: пришлось высвободить того из полотенца. Только-только он начал проваливаться в зыбкое забытье, как его вернул к действительности какой-то шум. В комнате было светло: во дворе горели фонари. Дождь прекратился. Сергей недоумённо походил по квартире: котёнка нигде не было. И он понял, что тот сбежал в открытую форточку. Шум, что разбудил его, был судорожным царапаньем коготков по оконной раме. «Вот тебе и беспомощный малыш», – удивился Сергей. Удивление смешалось в нём с огорчением, что тот не захотел пожить с ним, сбежал, оставил его одного…

На утре громко зазвонил телефон. Сергей, пошатываясь спросонок, прошлёпал в прихожую, охрипло отозвался в трубку «Да?»

– Дрыхнешь, хмырь болотный?! – зло зарокотала трубка. – Ни горя у тебя, ни забот. Хорошо устроился, инженер!..

Сергей узнал голос председателя колхоза «Рассвет» Зотова и, прерывая негодующие выкрики, Сергей ледяным тоном спросил:

– В чём дело, Иван Панфилович?

– В шляпе дело, Русанов. В шляпе. Никудышный ты инженер. Мальчишка. Не умеешь строить – не берись. Я тебя выведу на чистую воду. Я тебя перед прокурором поставлю…

– Иван Панфилович, говорите дело или идите проспитесь.

– Я? Проспаться? – взвизгнул Зотов. – Это твои халтурщики с утра до вечера пьянствуют. Ты в своей разгильдяйной ПМК порядка навести не можешь… Я-то, дурак, верил тебе, а ты меня под корень срезал. Без кормов оставил. Я тебе этого вовек не прощу…

Сергею хотелось принять всё за злую штуку и бросить трубку, но к сердцу уже подступало ощущение беды, и он покорно слушал обидные, сумбурные выкрики обычно сдержанного и немногословного председателя колхоза.

– Снесло твою плотину! Слышишь, инженер? Работу твою халтурную вдрызг смыло! Ты у меня ответишь за это. Перед законом, перед партией!..

Сергей положил трубку на рычаги, опустился на низкий сыновний стульчик и обхватил голову руками. Боже мой! Его плотина, его бетонная красавица, его слава и гордость! Нет её! Сколько тяжёлых дней, сколько бессонных ночей, сколько нервов и надежд было в неё вложено. Как трудно она ему досталась. Сколько экскурсантов он на ней принял, как сдержанно и с достоинством давал пояснения; как приятно было ощущать на себе любопытные, уважительные, а часто и восхищённые взгляды: смотри-ка, какой молодой, а что построил…

Представился ему могучий, двухкилометровый разлив водохранилища со стежкой ивок по берегам и мяукающим криком чаек в небе. Полтора миллионов кубиков драгоценнейшей влаги… Сергей скрежетнул зубами, мотнул головой, словно отбрасывая внезапно свалившуюся на него беду, и тут перед ним встали глубоко посаженные укоризненные глаза старика Петровича. «Эх, ты! Я же тебе тоже верил!» Сергею стало не по себе, но старик не исчезал, упрямо стоял перед глазами, тянул оглянуться в недалёкое прошлое. Вот он, прихрамывая, вывернулся из-за ивовых кустов с вёслами на плече, в вылинявшей клетчатой рубахе, и на кирпичном лице его сияла довольная улыбка. «Красота-то, красота-то! – показывал он на водохранилище. – Умирать не надо! Порадовал ты меня, сынок, на старости лет, уж как порадовал. Спасибо тебе, до земли поклон. Я-то лыжи навострил[36 - Образное выражение, означающее «переезжать в другое место».] отсюда. Домишко приторговал в братовой деревне. Речка манит туда… Но теперь я отсюда не уеду. Хоть силком выгоняй. Жизнь моя при воде-то смысл обретает. Три лодки сколотил. Выбирай любую. Дарю. Детки-то есть? Вот и будешь катать. Красота-то! Без этой красоты деток не вырастишь… Уж угодил ты мне под старость, так угодил…»

Петрович, кажется, дневал и ночевал на водохранилище, а однажды по секрету сообщил, что ездит на своём пенсионерском «Запорожце[37 - Марка автомобилей малого класса, выпускавшегося с 1960 по 1994 годы.]» на озеро, за тридцать километров, привозит оттуда в вёдрах карасей и выпускает в безрыбное искусственное море. «Полтыши, не менее, я их туда зафитилил, – довольно говорил старик. – Привози на будущее лето сынка – порыбачите…»

Порыбачили. Нет теперь водохранилища, нет карасей. Ничего нет. И старик Петрович, наверное, неприкаянно бродит по берегу, зло смахивая с морщинистых щёк скатывающиеся слезинки…

II

Ухабистая просёлочная дорога натужно ползла под колёса вездехода-уазика. До «Рассвета» был неближний путь – километров тридцать, и Сергей нетерпеливо и смело бросал машину на раскисшую ленту просёлка.

Утро нарождалось яркое и солнечное и, если бы не эта вязкая сырь на земле, трудно было бы поверить, что ночью шёл долгий проливной дождь.

Рядом с Сергеем сидел главный инженер ПМК Медведев – круглолицый, розовощёкий двадцатипятилетний парень, ещё не успевший согнать с лица утреннюю сонливость.

Сергей отрывал глаза от дороги и искоса поглядывал на Медведева. Тот спокойно встречал его взгляды и даже пытался успокаивающе улыбнуться. Это была их первая беда, первое поражение. Медведеву легче – он не строил эту плотину, она не была для него родной, наверняка, он даже в глаза её не видывал, поэтому он так спокоен. Вот если бы его плотину смыло… Тьфу, да что это он пророчит! Не дай бог никому такого испытания.

Медведев хороший парень. Года ещё нет, как он в ПМК, а будто всегда был. Ко двору пришёлся, славно прижился. Сергей невольно улыбнулся, вспомнив, как прошлым летом к нему в кабинет ранним утречком заявилось этакое чистенькое, бодренькое, румяное создание в модном сером костюме, в белоснежной рубашке и ярком цветном галстуке. Картинка или манекен с витрины столичного универмага. Сергей покрутил в руках новенький диплом инженера-строителя, внимательно изучил направление, спросил: «Городской? Женат? Дети есть?» – и встретив утвердительный кивок, подвёл итог: «Значит, срочно нужна квартира» – «Нет, нет, не надо, – поспешно возразил парень. Жена с дочкой в городе живут… пока я здесь не освоюсь…» – «Сбежит!» – уверенно подумал Сергей. Сколько их уж перебывало – с техникумов, с институтов, а задерживались считанные единицы.

Сергей всегда пытался сходу уловить характер молодого специалиста, безошибочно определить роль и место новичка в ПМК. «Кто ты? – вглядывались в прибывшего его пристальные серые глаза. – Что у тебя внутри? Будешь ли ты на земле чернорабочим или промелькнёшь мотыльком, не оставив следа ни в собственной душе, ни в чужих?..»

Была у него одна педагогическая метода, изобретение которой он приписывал себе, чем немало гордился. Обманувшись раз, и другой, и третий в молодых специалистах, он стал смотреть на них как на нечто преходящее и бросал их на самые горячие объекты. «Выживет – будет наш, не выживет – скатертью дорога», – с обиженной жесточинкой рассуждал он, и с лёгким сердцем отпускал тех, кто не выдерживал. Зато к оставшимся проникался безграничным доверием, уважал и дорожил ими, заводил личную дружбу.

«Пойдёте на новую плотину прорабом», – сказал он тогда Медведеву. Тот согласно кивнул и безмятежно улыбнулся. Сергей проводил взглядом плотную широкоплечую фигуру новичка, а через несколько минут увидел его во дворе у машин, и это ему понравилось. Не выскочил опрометью за ворота, а по-хозяйски обходит машины, подолгу разглядывает их. Сергей смотрел на новоиспечённого инженера в окно и уже жалел его. Эх, не знаешь ты, парень, что навалится на тебя завтра. Посылаю я тебя на дело, за которое и сам бы побоялся взяться. Две прогульные бригады: пьяницы, хулиганы… На бригадиров строгачи[38 - Строгий выговор.] некуда вешать. Мастер третье заявление об увольнении накатал… А надо этими силами начинать насыпную плотину. Перегородить цепочку оврагов, поднять водохранилище на полмиллиона кубиков…

Медведев проявил неожиданную прыть. Как-то незаметно, быстро и круто, взял бригады в руки. Сам безотлучно жил на объекте в вагончике. Организовал двухсменную работу и секцию борьбы, и вечерами парни запальчиво возились на расстеленных на лужайке одеялах. И на удивление всей ПМК построил плотину за полтора месяца вместо трёх расчётных. Получив премию, он выпросил у Сергея неделю отгулов и автобус. Увёз свои бригады на Волгу, в палатки. Когда прошли отгульные дни, тридцать дружных, сильных, загорелых парней заполнили кабинет начальника ПМК. Тридцать подтянутых, улыбчивых парней, готовые на новое дело. И он дал им дело. Трудное дело. А Медведеву сказал: «Будешь главным инженером…»