Императрица Екатерина не отставала от века и своим литературным творчеством способствовала внедрению в русское общество идей просветительной философии.
В таком же духе, следуя примеру августейшей писательницы, писали Фонвизин, Радищев и Херасков. Лейтмотив творчества Фонвизина, как и всех русских обличителей, – ненависть и глумление над прошлым, карикатурное изображение верных старине Простаковых и Скотининых, изображение их в виде дураков и скотов, проповедь прогресса и освободительного движения. В лице Фонвизина выступает не революционер, а либерал, по выражению К.Н. Леонтьева, мирный анархист, один из тех, кто создал целую плеяду растлителей русского национального духа и разрушителей русского православного царства.
Вторым проповедником «лучших общественных идеалов» был пресловутый Радищев. Воспитанный в духе просветительной философии, изучив сочинения материалиста Гельвеция, демократа Ма- бли, проповедников народовластия и народоправства Руссо и Монтескьё, Радищев в своих сочинениях вёл борьбу с «самодержавством», которое «есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние»… Борьба с самодержавством, по Радищеву, есть право и обязанность гражданина.
В своём сочинении «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищев рисует самые тёмные стороны крепостного права и нападает на самые основы политического быта России – «самодер- жавство».Идеалом Радищева является Кромвель, который «научил людей, как могут мстить за себя народы».
Почему-то «Путешествие» Радищева мы знаем со школьной скамьи, а вот «Путешествие» Пушкина в обратную сторону – от нас скрыто. Для восполнения пробела – фрагмент из черновой его, Пушкина, редакции:
«Подле меня в карете сидел англичанин, человек лет 36. Я обратился к нему с вопросом: что может быть несчастнее русского крестьянина?
Англичанин. Английский крестьянин.
Я. Как? Свободный англичанин, по вашему мнению, несчастнее русского раба?
Он. Что такое свобода?
Я. Свобода есть возможность поступать по своей воле.
Он. Следственно, свободы нет нигде, ибо везде есть или законы, или естественные препятствия.
Я. Так, но разница покоряться предписанным нами самими законам или повиноваться чужой воле.
Он. Ваша правда. Но разве народ английский участвует в законодательстве? разве власть не в руках малого числа? разве требования народа могут быть исполнены его поверенными?
Я. В чём вы полагаете народное благополучие?
Он. В умеренности и соразмерности податей. Я. Как?
Он. Вообще повинности в России не очень тягостны для народа. Подушная платится миром. Оброк не разорителен (кроме в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности умножает корыстолюбие владельцев). Во всей России помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своему крестьянину доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2000 вёрст вырабатывать себе деньгу. И это называете вы рабством? Я не знаю во всей Европе народа, которому было бы дано более простору действовать (…)
Я. Живали вы в наших деревнях?
Он. Я видел их проездом и жалею, что не успел изучить нравы любопытного вашего народа.
Я. Что поразило вас более всего в русском крестьянине?
Он. Его опрятность, смышлёность и свобода.
Я. Как это?
Он. Ваш крестьянин каждую субботу ходит в баню; умывается каждое утро, сверх того несколько раз в день моет себе руки. О его смышлёности говорить нечего. Путешественники ездят из края в край по России, не зная ни одного слова вашего языка, и везде их понимают, исполняют их требования, заключают условия; никогда не встречал я между ими ни то, что соседи наши называют un badoud (плохое поведение – франц.), никогда не замечал в них ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. Переимчивость их всем известна; проворство и ловкость удивительны…
Я. Справедливо; но свобода? Неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?Он. Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! Есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? Вы не были в Англии?
Я. Не удалось.
Он. Так вы не видали оттенков подлости, отличающих у нас один класс от другого. Вы не видали… джентльменства перед аристокрацией; купечества перед джентльменством; бедности перед богатством; повиновения перед властию… А нравы наши, a conversation criminal (супружеская неверность – франц.), а продажные голоса, а уловки министерства, а тиранство наше с Индиею, а отношения наши со всеми другими народами?..
Англичанин мой разгорячился и совсем отдалился от предмета нашего разговора. Я перестал следовать за его мыслями – и мы приехали в Клин».
Ещё один основатель-вдохновитель Ордена – воспитанник кадетского корпуса, ярый масон Херасков – оказал громадное влияние на литературу и на выработку самосознания молодёжи. Должность куратора Московского университета он занимал 39 лет, до 1802 года. У Хераскова для своей работы нашли гостеприимный приют известнейшие масоны Шварц и Новиков. Деятель просвещения, гуманист и пламенный поэт масонства, Херасков дал тон всей нашей передовой литературе, которая сыграла исключительную роль в разрушении национальной России.
Особенную известность в это время приобрёл Н.И. Новиков.
Общественная деятельность Новикова началась с участия в перевороте 1762 года, за что он получил чин унтер-офицера. В 1767 году он был послан для работ по письменной части в «Комиссию Депутатов для составления проекта нового Уложения». В это время Екатерина узнала Новикова лично.
Вскоре он перешёл к издательской деятельности. В 1769 году им издаётся сатирический журнал «Трутень», в 1772 году – «Живописец», а в 1774 году – «Кошелёк», в целях врачевания пороков общества.
В то же время приходит к нам с Запада «вольтерианство», познакомившее русское общество с отдельными произведениями и даже отрывками Вольтера, Руссо и других энциклопедистов.
Новое миросозерцание выражалось просто и определённо:
Всё знамя и все науки отметай.
…Всё делай тленным!
То телом иногда ты душу называй,
…скажи, что Бога нет, …что вера есть обман…
Масонскую линию Фонвизина, Радищева, Хераскова, Новикова в русской литературе проводят затем Эмин, Чулков, Попов, Львов, Захарьин, Николаев, Княжнин и другие.
Так что вторая половина XVIII века весьма значительно отличалась от первой. Век Екатерины – век преклонения пред французской философи-
77 ей. Сама Екатерина преклонялась пред Вольтером, Дидро и д'Аламбером; с ними она вела дружескую переписку, вела нескончаемые разговоры с Дидро, признаваясь, что не устала бы говорить с ним всю жизнь, купила у него его библиотеку, оставила её в его пожизненном распоряжении и за заведыва- ние его же собственной библиотекой назначила ему жалованье, уплатив его за 50 лет вперёд. «Дух законов» Монтескьё, по мнению Екатерины, должен был стать молитвенником всех монархов со здравым смыслом. Русские вельможи как бы спорили с императрицей в уважении к новым французским кумирам. Древние русские люди мечтали о благочестивых путешествиях на священный Восток ко Гробу Господню и на святой Афон; теперь у русских людей нашлась новая святыня на Западе – Фернейский замок, где жил безбожный Вольтер.
Распространение и укрепление масонства шло двумя путями – через издательскую деятельность Новикова и публичную пропаганду масонских идей Шварца, который проповедовал не только членам кружка, но и в университете на публичных лекциях, бросая семена масонства в широкую публику.
Перебравшись в Москву, Новиков взял в аренду на 10 лет московскую университетскую типографию и университетскую книжную лавку и с жаром принялся за книгоиздательство. При поддержке Хераскова дело пошло быстро и успешно.
Но потом случился «облом», как говорит нынешняя молодёжь.
В 1785 году глава ордена иллюминатов Адам Вейсгаупт появился в Баварии, где повёл широкую работу. Курфюрст Баварский Карл Теодор отдал приказ арестовать иллюминатов и захватить их бумаги. Бумаги иллюминатов были захвачены и открыли нити политического заговора, целью которого было: разрушить все троны, уничтожить все власти и ниспровергнуть все сословия.
Спешно вышли два высочайших указа, которые требовали духовной и светской ревизии всех частных школ и училищ в Москве, а затем и ревизии книг, вышедших из новиковской типографии. В указе говорилось, что в школах допускается «суеверие, развращение и обман», а среди книг печатаются «многие странные книги».
А чуть позже наступил 1789 год – французская революция, которая совершила во многих головах переворот, в том числе и у некоторых масонов.
В дрезденском государственном архиве находятся документы прусского посольства с 1780 по 1789 год (том 9) и между ними под номером 2975 – собственноручное письмо короля Фридриха-Вильгельма II курфюрсту Саксонскому Фридриху-Августу III, написанное по-французски. Приводим фрагмент из него в русском переводе:
«Я сейчас узнал из достоверного источника, что одна из масонских сект, называющая себя Иллюминатами или Минервалами, после того как её изгнали из Баварии, с неимоверной быстротой распространилась по всей Германии и по соседним с нею государствам.Основные правила этой секты крайне опасны, так как они желают ни более, ни менее как:
1)
Уничтожить не только христианство, но и всякую религию.
2)