Страна-анамнезия. Сатирический роман

Процедуру приема и передачи дел Старообрядцев и Новостроев начали с беседы в кабинете главного врача клиники. Это была просторная и светлая комната с массивной входной дверью, старомодным дубовым письменным столом, такими же креслами, канцелярскими принадлежностями, шторами и стульями, выставленными в ряд у глухой стены. У противоположной громоздились шкафы с потрепанными книгами.

– Прошу Вас, э…, Михаил… э, ах да, Сергеевич, – выдавил из себя Старообрядцев, – садитесь сразу в кресло главного врача. Теперь это Ваше место!

– Благодарю Вас, Петр Серафимович – отвечал Новостроев, усаживаясь в затертое старомодное кресло, которое можно с большим трудом назвать таковым. Это, скорее всего, седло, потрепанное в кавалерийских боях или подзадник, беспокоящий седока и его попу противным скрипом и перекашиванием на одну сторону.

– С чего начнем? – спросил Старообрядцев, усаживаясь к столу-ортодоксу, – я думаю, что нужно начинать с осмотра клиники.

– Петр Серафимович, – отвечал Новостроев, – мне кажется, что нужно начинать со знакомства с коллективом врачей, медсестер, санитаров, а уж после начнем обход по клинике. Кстати, нужно сейчас же подписать приказ о комиссии по передаче дел. Пусть секретарь бросит на время подготовку отчета, напечатает текст приказа и соберет коллектив в кабинете главврача.

– Как Вам будет угодно, дорогуша, – с необъяснимой злостью ответил Старообрядцев, – но мне кажется, что Вы неправильно начинаете работу в клинике. С врачами Вы успеете познакомиться, а вот посмотреть на состояние всего учреждения нужно в первую очередь. После осмотра Вы поймете, сколько мне стоило сил и умения поддерживать помещения в надлежащем состоянии, делать ремонты…. Это знаете ли огромное достижение в наше время, это можно сказать мои заслуги, мой ежедневный подвиг….

– Петр Серафимович! – возразил Новостроев, – к вашим заслугам мы еще вернемся, хотя со многими я уже знаком, например, с «креслом—качалкой» или этим телефонным концентратором, аля «Хрущев на связи». А сейчас я намерен познакомиться с коллективом. И даю Вам сразу же совет – главный врач теперь здесь я, а Вам следует выполнять мои приказы без обсуждения и проверки их на соответствие Вашему мнению. И не называйте меня больше «дорогушей». Ясно?

– Ясно! – обиделся Старообрядцев, – «дорогушами» я называю здесь всех врачей, сестер, санитаров и пациентов, но если Вам это неприятно, то больше не буду Вас так называть.

«Смотри, какой своенравный! – подумал Старообрядцев, – ничего, оботрешься, через пару дней запоешь по-другому. Думаешь нужно только командовать? Посмотрим еще, на что ты способен!»

Новостроев тоже не произносил своего мнения вслух, дабы не обидеть предшественника и не выглядеть чрезмерным чистоплюем. Когда Старообрядцев выходил из кабинета, чтобы пригласить секретаря, Михаил Сергеевич мысленно оценил обстановку: «Кабинет замшелый, в пример его хозяину. Как можно работать в бардаке? Неужели не было возможности мебель обновить? А телефон столетней модели? По нему можно, наверное, только в Смольный дозвониться! Самому наркому здравоохранения Семашко!».

Вскоре в «замшелый кабинет» вошел Старообрядцев, он улыбнулся новому шефу, окончательно осознав этот факт за дверью и заискивающе сказал: «Верочка сейчас придет для получения распоряжений нового главврача, хотя об этом еще не знает!» Через несколько минут в кабинет вошла пожилая женщина, одетая по моде 80-х и представшая перед обоими главврачами с важным видом занятого человека.

– Я, конечно, извиняюсь, Петр Серафимович, – строгим голосом возмутилась Верочка, – но Вы же знаете, что я готовлю статистический отчет и отрывать меня от этой работы попросту нельзя! Что такого важного могло случиться, если Вы позволили себе прервать процесс выполнения мною важной государственной функции?

– Верочка, – начал Петр Серафимович, – я сегодня сдаю дела и главврачом теперь, будет Новостроев Михаил Сергеевич. Подготовьте приказ по составу комиссии и соберите, пожалуйста, всех сотрудников сейчас в этот кабинет!

– Какой Новостроев? – спросила Верочка, ей еще не дошло, что человек за столом главного врача, и есть ее будущий шеф, – и кто принял такое глупое решение об освобождении Вас от должности? Нам не нужен новый главный врач, нас всех устраиваете только Вы! Мы за Вас в огонь и в воду….

– Вера…, простите как Вас по отчеству? – прервал ее Новостроев.

– Петровна я…, а в чем собственно дело? – ответила и спросила одновременно секретарь, все еще не предполагающая что говорит со своим начальником.

– Видите ли, Вера Петровна, – продолжил Новостроев, – решение о назначении меня главным врачом принимал министр здравоохранения области. Я сожалею, конечно, что он перед тем, как меня назначить, не посоветовался с Вами. Но я уверен, что министр имеет на это право! Поэтому давайте не будем обсуждать его приказ и сразу же перейдем к делу. И позвольте мне представиться Вам, как секретарю…, на ближайшее время, по крайней мере…, – моя фамилия Новостроев, а зовут меня Михаил Сергеевич.

Наступила пауза, называемая немой сценой. Верочка стояла, раскрыв рот, ее губы, смачно накрашенные ярко-красной старушечьей помадой, застыли на последнем слове, глаза округлились и напоминали большие перламутровые пуговицы. Она, похоже, не отличалась скоростью сообразительности и поэтому произнесла первое, что ей удалось вымолвить:

– Надо же…, как Горбачева…, а… все-таки это лучше чем Борис Николаевич, который дирижировал оркестром….

Наконец она окончательно пришла в себя, наверное, поняла смысл услышанных ею в последний момент слов. Ее глаза, мимика, интонация голоса и поза мгновенно изменились на «чего изволите?». Вера Петровна запиналась, но, впоследствии окончательно утвердившись в голосе, начала без остановки и зазрения совести тараторить:

– Дорогой Михаил Сергеевич, как мы все рады Вашему назначению! Мы долго ждали этого момента и благодарны за то, что Вы приняли мужественное решение руководить нашей клиникой! Поверьте, я давно убеждала всех, что Петру Серафимовичу пора на заслуженный отдых, сколько ему можно руками водить? А он все работает, командует здесь, …совесть же надо иметь! Ему пора воспитывать правнуков, которых у него целая гвардия, ведь им как раз сейчас нужен прадедушка, который подставит крепкое плечо и проявит мудрость, чтобы они выросли хорошими добрыми людьми….

Неизвестно сколько бы продолжалась эта высокопарная речь, если бы Веру Петровну не остановил сам «прадедушка» У него от «теплых слов» глаза сами полезли из орбит. Его правое «крепкое плечо» стало дергаться в нервном тике, двигаясь то вверх, то вниз. Видно, он задыхался от невесть откуда взявшейся ярости, но позже его мимика сменилась на гримасу горькой обиды, он явно не ждал, что бывшая секретарь скажет о его смещении свое откровенное мнение.

– Вера…, ты что же…, я же тебя держал на этой должности…, потому что никто не принял бы на работу секретарем старуху-разруху! – почти кричал Старообрядцев, – чего только стоит твой внешний вид? Я правнуков пугаю фотографией бабки Веры, когда они балуются! Тебя же никто, старую каргу не возьмет на работу еще и потому, что ты боишься подходить к компьютеру ближе ста метров…, печатаешь все на машинке, «аля нарком», ровеснице чапаевского пулемета «Максим»….

– А кто Вам мешал приобрести для клиники новую печатную машинку? – протестовала Вера Петровна, – я десять лет этого требовала….

– Ну, вот что, уважаемые господа, довольно! – резко прервал диалог Новостроев, еле сдерживая смех и пытаясь сохранить серьезный вид, чего ему с трудом удавалось, – Вы Петр Серафимович успокойтесь, а вы Верочка потрудитесь собрать персонал в мой кабинет!

– Сию минуту, Михаил Сергеевич, – затараторила Верочка, – сию секунду! Я очень исполнительный человек, я сейчас же сделаю все, что Вы приказали…

Она спешно покинула кабинет, а Старообрядцев и Новостроев продолжили разговор, вернее Петр Серафимович не останавливаясь, возмущался поведением секретаря.

– Вы еще молоды, примите мой искренний совет, – сказал удрученно Старообрядцев, – не верьте тому, что говорят Вам в лицо. Каждому в голову не залезешь! В глаза все стараются льстить, а закулисно говорят такое, …Вы ни за что не догадаетесь. Я старался верить этой вредной бабке, а она оказалась не такой уж откровенной! Мне трудно будет работать здесь, поскольку теперь каждый, кто имел «на меня зуб» будет глумиться… я, наверное, возьму все-таки расчет!

– Как Вам будет угодно, дорогой Петр Серафимович, – не стал отговаривать его Новостроев, – но я бы на Вашем месте остался, чтобы поучаствовать в проведении эксперимента….

– А что это за эксперимент? – перебил Старообрядцев, – Вас, что для проведения секретного эксперимента сюда назначили?

– И для этого, тоже, – ответил Новостроев, – если хотите, поговорим об этом подробно после того, как я приму у Вас дела.

Старообрядцев задумался и ничего не ответил Михаилу Сергеевичу. Он сидел на старинном стуле и молча смотрел в окно. Новостроев только сейчас заметил, что старик сгорбился еще сильней, чем прежде, как-то уж очень осунулся и стал похож на Плюшкина из «Мертвых душ». Михаилу Сергеевичу искренне стало жаль его, ведь не смотря ни на что, он всю жизнь посвятил служению медицине.

Вскоре в кабинет заглянула Верочка и сообщила новому шефу, не обращая внимания на прежнего, о том, что она от имени главврача приказала всем собраться в приемной, а только после того, как соберутся, она впустит их к новому главному врачу. «А то будут тянуться в час по чайной ложке, я их знаю!» – завершила она доклад.

Еще через пятнадцать минут секретарь открыла дверь и торжественно (не хватало только фанфар) произнесла для собравшихся в приемной медработников: «Прошу вас господа на первую пятиминутку нового главного врача нашей психиатрической клиники!». Михаил Сергеевич остался, где сидел, Петр Серафимович также не сменил места, сидя рядом со столом нового начальника.

В кабинет по одному стали заходить мужчины и женщины в белых халатах, некоторые высокого роста и плотного телосложения, в них без труда узнавались санитары отделения для буйных. Штат сотрудников оказался слишком большим для того, чтобы всем хватило стульев стоящих в кабинете, многие сотрудники заходили уже со своим.

– А где обычно проводятся совещания в полном составе? – спросил Новостроев, – я вижу, кабинет все же маловат для общего сбора!

– А нигде! – ответила за Старообрядцева Верочка, – Петр Серафимович очень редко собирал всех на общие пятиминутки. Он любил говорить с каждым лично, а если нужно собрать всех, то для этого у нас есть просторный актовый зал на первом этаже. Он же служит еще и клубом для проведения культурно-массовой работы с больными! Михаил Сергеевич, это я предусмотрительно предупредила всех, что стульев может не хватить и поэтому пусть каждый возьмет на всякий случай с собой стульчик.

– Спасибо Вера Петровна за предусмотрительность! – поблагодарил ее Новостроев, – я думаю, со следующего раза мы будем собираться именно в актовом зале, а сейчас, раз уж все принесли для себя стулья, проведем первое знакомство в этом кабинете.

Когда все собравшиеся расселись, и стихло шарканье стульями, Новостроев представился, огласив приказ о его назначении. Затем он предложил порядок знакомства, в соответствии с которым каждый должен подняться и назвать фамилию, имя, отчество и занимаемую должность. Новостроев пообещал, что познакомится с каждым сотрудником лично при обходе клиники.

Весь персонал, за исключением отсутствовавших на выходных образовал несколько рядов перед столом главного врача. Каждый, кому приходилось подниматься для представления, чувствовал стесненность и чтобы не мешать остальным, ему приходилось произносить ФИО и должность чуть ли не по стойке смирно. И это сразу не понравилось многим, особенно заведующим отделениями клиники. Процедура растянулась на час. Михаил Сергеевич поздравил всех с началом изменений в клинике после его прихода и отпустил по рабочим местам.

Кто-то из врачей, Новостроев еще плохо ориентировался в лицах и фамилиях, выходя из кабинета, цепляясь стулом за дверь, многозначительно произнес: «А не лучше бы, вместо преобразований и реформ, увеличить финансирование и повысить зарплату хотя бы врачам? Неужели в Кремле не стыдно за наши нищенские оклады? Когда же, наконец, поймут: как платят – так и лечим!».

Михаил Сергеевич посчитал эту ни к кому не обращенную триаду, меркантильностью. Им давно фанатично руководила идея его собственного эксперимента, и если бы ему даже ничего не платили за работу, он все равно бы выполнял ее и радовался, как радуется изобретатель, воплощая в жизнь свое детище. Именно на таком фанатизме и держится пока еще сфера российского здравоохранения.

Эта идея двигала, руководила всеми мыслями и действиями Новостроева, поднимала его ночью, заставляя что-то дочитывать в специальной литературе, уточнять, прикидывать и додумывать. Она была его повелительницей, а он подчинялся ей беспрекословно, еще даже не предполагая, какими результатами, обернется его эксперимент. Главным для молодого ученого было само его проведение.

После знакомства с персоналом, Новостроев вместе со Старообрядцевым отправились на обход клиники, начав его, разумеется, с приемного отделения, которое в других лечебных учреждениях называют еще приемным покоем. Основная функция этого отделения – госпитализация на стационарное лечение в плановом и экстренном порядке. И если в первом случае это происходит в спокойной обстановке, то во втором, мягко говоря, не всегда и в такие времена называть отделение покоем было бы неправильно. В это время он являлся приемным успокоителем.

Это небольшое отделение клиники, которое включает в себя несколько комнат осмотра, два туалета и ванные. Поэтому, когда заведующий приемным отделением, Первостойкин Василий Иванович, представился Новостроеву вторично, уже по месту работы, пафосно произнеся «заведующий», Новостроев тут же приказал переименовать отделение в санпропускник.

Первостойкин резко возмутился такому реформаторству и потребовал от нового главного врача объяснить, на каком основании он меняет структуру клиники без согласования с вышестоящими инстанциями. После того, как Новостроев упомянул, что зарплата Первостойкина и объем должностных обязанностей от этого не измениться, тот быстро успокоился и даже поспешно извинился за дерзость.

На первом этаже клиники, помимо санпропускника находилось отделение для больных с аутоагрессивными тенденциями, называемых в просторечии буйнопомешанными. Отделение в свою очередь разделено на части – для мужчин и женщин. Здесь предусмотрены специальные условия пребывания. Все двери отделений закрыты, на окнах решетки, в палатах нет дверей, организованы сестринские посты, на которых круглосуточно находится персонал, осуществляя надзор за больными.

Находиться в таких отделениях всегда небезопасно, поэтому их прошли быстро, если не считать мимолетного знакомства с его некоторыми пациентами. Так в женской половине этого отделения в коридор вышла женщина лет сорока возрастом, абсолютно голая, с многочисленными синяками по всему телу и, обозревая посетителей, громко произнесла: «Ну что вам гады, спеть или сплясать?». А затем, не дожидаясь ответа: «А вообще-то я для вертухаев не пою!». Пациентка демонстрировала явно выраженное агрессивное поведение. Санитар, женщина двухметрового роста быстро удалила ее в палату.

– Это наша Нинка-картинка, – пояснил заведующий отделением Павел Иосифович Амброман, – называет себя Руслановой, лечится здесь уже два года, пока без улучшений. Мало кто помнит эту известную певицу сталинских времен, отсидевшую не один год в лагерях и ненавидящую охранников, называемых вертухаями. Она никогда не пела для лагерного начальства даже за привилегии. Пациентка точно копирует Русланову в ее манерах и поведении. Что послужило причиной заболевания неизвестно, да и образ забытой советской певицы как-то не современен.

В мужской половине отделения, один из пациентов, обернувшись простынью, как мантией, выскочил из палаты в коридор. Обращаясь к посетителям, закричал: «Вы зачем сюда пришли, журналюги хреновы, вчера в подворотнях работали, а сегодня ко мне пришли на пресс-конференцию…. Что, не обучены брать интервью у звезды? Встали и пошли… отсюда, быстренько…, вон!».