Сикстинская мадонна

– Все, ребята, ладно, – озабоченно сказал, – но только про страховку бы подумать надо. В чреве чертовом сознанье можно очень просто потерять, и как же в этом случае спасать беднягу, не привязанный когда веревкой? Не хватает нам сегодня только офицера утопить в говнище.

– Тут простым не обойтись шпагатом, – внес электрик в обсужденье лепту, – так как стать обрыв смертельным может.

Стали думать о страховке, ну и старший техник, капитан Охалков, тяжело вздохнув, достал из сумки парашютный длинный фал шелкОвый:

– Вот пожертвую, хотя и жалко: больше года в ПДСе клянчил на буксир – и вот в дерьмо подарок.

– Так, – воскликнул кочегар, – ну вроде все, что надо, есть теперь для дела. Раздевайся, лейтенант Емелин, – дал команду, – полезай, голубчик!

Опустились у хаевца руки, задрожал, затрепетал весь Леша, побледнел, и пот с лица полился, а в зрачках зашевелился ужас. Но:

– Не дрейфь давай! – коллегу Шухов подбодрил. – Спеши, не с нами время. Потемнеет – и пиши пропало.

Обступили технари Алешу плотным маленьким кружком, прикрыть чтоб тело голое от глаз случайных. И Емелин раздеваться начал.

Вот уже он в неглеже. А вот и старший техник, фал расправив белый, голышонка обматал два раза, дабы вдруг не соскочил случайно, обрекая на конец бесславный.

Шухов узел оглядел с понятьем, был который не простым, похожим на морской, и на стартеха глянул:

– Как буксир не подведет, Иваныч?

– Самолет на форсаже удержит, а не то что водолаза, то бишь говнолаза, говорить точнее. Так что здорово не бойся, Леша, – повернулся к голышу Охалков, – в царстве белых червяков остаться навсегда тебе никак не светит

– Так, ребята, за веревку дружно! – дал команду кочегар, и стали друг за другом технари как в сказке, речь в которой шла про репку помню.

И несмело лейтенант Емелин к пасти двинулся раскрытой черта. Подошел. Присел на край и ноги в злую бездну осторожно свесил, но отдернул их брезгливо тут же, мерзопакостной коснувшись жижи: туалет был под завязку полон.

Кочегар подал опять команду, рубанувшую по сердцу больно и застрявшую в ушах ударом:

– Фал травить! Но осторожно только! – и дрожащего толкнул хаевца так легонечко руками в спину. Тот вздохнул и погруженье начал.

Вонь ужасная с секундой каждой, с сантиметром с миллиметром новым увеличиваться быстро стала. Это здорово дышать мешало.

Возмущенное чесалось тело оскорбленное, оно зудело, кожу драли наждаком как будто, озверевшие маньяки хором. Только, зубы сжав, держался Леша, как гвардеец, как хаевец твердо.

Вот уж жижа затянула плечи, к подбородку подошла вплотную по лосьоновым следам недавним. И, о, господи! Спасибо, милый! Твердь нащупал под ногами бедный! Тут маленько отлегло от сердца, и как будто даже вонь слабее от того прикосновенья стала.

Чтобы времени не жечь впустую, стал выхаживать по дну Емелин на носочках балериной юркой, правда, кверху нос, держа, который к ароматам пообвык маленько. И вдобавок ощущенье фала, что внатяжку был, вполне понятно офицеру добавляло силы.

Танец медленный танцует Леша, па в пространстве выводя вонючем, дно ступнями теребя, и мысль вдруг посетила бедолагу в бездне, что фал шелковый порваться может, оскверненный. От стыда большого, от обиды потерявши прочность. Надругательства снести не смея вот такого над собой. И надо ж. Наступил на кобуру родную в тот момент как раз скиталец ада. Весь напрягся, рот раскрыл и громко, радость бурно выражая, крикнул:

– Я нашел его! Нашел, ребята!.. – И осекся. Червяки активность проявили возле рта большую, привлеченные призывным звуком. Только взять что с однополых было, с урожденных онанистов жалких, бестолковых червяков каких-то, вовсе не было мозгов в которых, радость чтобы разделить всецело брата старшего – царя природы.

Нет ошибся. Вот один какой-то солидарность проявил восторгу в рот от радости раскрытый прыгнул. Как? Я этого во тьме не понял, рядом был хотя: удел мой тяжкий быть с героями своими вместе и тогда, когда совсем не сладко, как сейчас вот в полковом сортире. Что ж, гляжу, а червячка Емелин недовольно в коллектив отправил просто выплюнув, ведь не жевать же в благодарность за эмоций выплеск. Нет, хаевец он везде хаевец, даже ежели в дерьме по шейку, с состраданием на Лешу глядя, убедился я разочек лишний.

Поглядел поверх себя Емелин и отверстий над собой увидел в полумраке аж четыре целых: сбоку рваное одно, большое, и в полу в рядок еще три, круглых.

«Не хватало тут, – шутя подумал про себя, – шальной прохожий чтобы посетить вдруг туалет задумал да на голову подарок справить. Вот апофеоз позора будет». Улыбнулся и услышал:

– Братцы! Подполковник Балалайкин едет! – оружейник прокричал тревожно, и команду Шухов дал:

– В сторонку всем скорее отойти! – и после, отошли уже когда, добавил:

– От чекистов быть подальше лучше.

Леша весь похолодел, услышав о негаданном визите тестя, не лишился чуть сознанья было бедолага, но в кулак сжав волю, в руки снова взял себя хаевец.

Смуглый вечер брал свое, темнело. Парашютный белый фал, два лома заодно слились с травой зеленой, так что не было почти их видно. Потому, когда «УАЗ» чекиста тормознул у туалета прямо, Балалайкин прошагал орудья, не заметив. И услышал Леша звон ремня над головою сверху, словно колокола звон, зовущий к месту лобному на казнь крутую.

Тишина затем. Потом журчанье. И почувствовал Емелин Леша, теплоту струи на лбу и шее. Отстраниться бы слегка в сторонку, отдалиться от нее, но только, заколдованные будто, ноги неподвижными вдруг стали разом, осознал когда позор всецело. Слезы горькие из глаз обильно, дружно брызнули, с мочой чекиста на бледнеющем лице мешаясь. Хорошо того никто не видел.

Все последние собравши силы, снес и сей удар судьбы мужчина. И, казалось, ну какая пакость ожидать еще могла похлеще? Но, представьте, ожидала: сверху по макушке рубанула гулко, метко очередь дерьма, и Леша, свежим запахом его кошмарным одурманенный, чихнул тихонько. Ситуации критичность поняв, замер парень, и молитва птицей умирающей метнулась к небу.

А чекист, услышав чох из бездны, испугался, и совсем не меньше, чем трепещущий в аду Емелин. То, что мог под ним быть кто-то, это не рассматривал мужчина даже и чихание за глюки принял. Страх объял все существо, всю душу, потому что посчитал причиной сногсшибательных галлюцинаций неповинного зелена змия. Знал, не первый контрразведчик вовсе угорает от чего бесславно. И Сашули тень предстала в мыслях, до горячки что допился белой.

И вздохнул мужик, еще гешефтом одарил большим головку зятя. А прощальный звон ремня заверил оскорбленного внизу, процесс что издевательств наконец закончен.

Облегченный Балалайкин вышел, и увидел технарей поодаль, у санчасти что курили мирно. Подопечным помахал, узнав их:

– На ночь глядя приболели что ли экипажем всем своим гвардейским с кочегаром во главе?

И Шухов как положено за всех ответил:

– Все здоровы. На карьер мы просто поудить сходить решили вместе. Ожидаем механца с червями.

– Дело нужное, – чекист в «УАЗик», на прощание махнув, запрыгнул и уехал. И у штаба снова тихо очень да безлюдно стало.

Лишь отъехал особист, все к яме дружно бросились гурьбой.

– Цел, Леша? – кочегар спросил в пробой, и глухо, словно эхом, отдалось:

– Да! Жив я! Но давайте торопиться, братцы! На последнем нахожусь пределе! Вы, страхуя, то в виду имейте!

И товарищи с земли подняли белый фал и вновь натяжку дали, дабы чувствовать внизу чего там. Стали в ряд, и кочегар, рукою шелк потрогав, поддержал:

– Не бойся! Крепко держим мы тебя, Алеша! Поддевай давай под хлястик пальцем кобуру, приподнимай повыше ты ногой ее затем, а после перехватывай уже руками. А в руках когда каналья будет, там уж дашь ума, поди наверно, как в отверстие швырнуть заразу.

Сделал точно лейтенант Емелин, инженер как говорил. Сначала кобуру поддел ногой под хлястик, палец всунув под ремЕшик скользкий, и лишь начал поднимать, как сразу расстегнулся тот, и лег обратно пистолет на дно сортира тихо.

Мысль кольнула: «Неужель с головкой в говнецо придется лезть?» И крикнул лейтенант, что только мочи было:

– Братцы! Сука, кобура раскрылась! Снова брякнулась на дно, паскуда!

Недовольно завозились черви, криком пуганые, носа возле, ну а Шухов, понимая то, что не протянет лейтенант Емелин там внизу, в аду кромешном долго:

– Не тяни, – вскричал, – давай, коллега, с головой в говно ныряй скорее! Поспешай, не с нами время нынче! Врежешь дуба, и пиши пропало: все великие труды насмарку!

Понимая правоту слов шефа, волю всю собрал в кулак Емелин и, наполнив воздушком противным поплотней себя, нырнул в пучину. С головою шарахнулся в бездну. И оружие схватив, струною распрямился да воскликнул: