Патриарх Тихон. Крестный путь

Вернул себя к торопецкому детству. Прикладываясь к мощам, молящийся наполнял душу любовью, скопленной святыми деяниями пращуров. Новая власть – это очень ощутимо – задалась целью убить в русском человеке историческую память. Да, пожалуй, задача еще коварнее: идет подмена доброго начала на злое.

Для большевиков не созидание ценно, но разрушение. Им не дороги Рюрик, святой князь Владимир, Калита, собиратель земель, – восстания почитают добродетелью. Слава разбойникам: Болотникову, Стеньке Разину, Пугачеву!

Поношение святынь для большевиков – не что иное, как казнь православия. Надо хотя бы умерить этот сатанинский хохот.

Тихон тайной почтой разослал по епархиям «Доверительный циркуляр», просил устранять всякий повод к глумлению и соблазну в отношении святых мощей.

Вот распоряжение митрополита Владимирского Сергия, которое он распространил среди священников после письма патриарха:

«Если св. мощи представляют из себя целое или почти целое тело (с утратой только некоторых частей), то они полагаются в раку так же, как и теперь, т. е. облачаются в одежды, свойственные сану или званию угодника Божия, покрываются пеленами, покрывалами…

Если св. мощи представляют из себя только полный и почти полный костяк (скелет), то они в одежду не облачаются, а полагаются прямо в раке на пелену в порядке расположения костей в человеческом организме и покрываются пеленой или одеждой (например, мантией или схимой), без всякого, однако, стремления придать св. мощам вид целого человеческого тела. Перекладывать св. мощи ватой, устраивать для них особые тюфячки и подобные приспособления отнюдь не нужно.

Если же св. мощи сохранились лишь в виде нескольких разрозненных костей, что часто может случиться при существовавшей прежде свободной раздаче частиц св. мощей желающим, раздроблении их для положения под престолы, в иконы, антиминсы, – тогда св. мощи собираются в какой-нибудь приличный ковчежец (металлический или деревянный), который и поставляется в раку…»

Кампания «разоблачения» святых мощей стала уже не злобой дня, а злобой самого, кажется, существования советской власти.

В Тамбове, в раке преподобного Питирима комиссия нашла ковчег с костями, залитыми воском. В восковой слепок головы была вставлена кость, которая была видна в оконце и к которой прикладывались. «Нетленность, нетленность, где нетленность?!» – требовал местный газетчик.

А вот в Белгороде, после вскрытия раки святителя Иоасафа – его мощи были прославлены в 1915 году – ни комиссии, ни писакам покуражиться не пришлось.

Поразила чекистов сохранность мощей святого князя Глеба, сына Андрея Боголюбского. Мощи покоились в Успенском соборе Владимира. Не удалось превратить в посмешище древний храм, колыбель русской государственности.

В Софийском соборе Новгорода вскрывали все раки подряд: преподобного Никиты, святого князя Мстислава Удалого, святого князя Федора, брата Александра Невского.

Красные газетчики, разоблачая миф о нетленности, писали хлестко: «В груди шевелится гадливое презрение к побежденному восставшим пролетариатом царизму, прибегавшему к таким постыдным и наглым приемам для одурачивания порабощенного и угнетенного народа».

Отпора охамевшая безбожная власть почти нигде не встречала. Правда, в Твери, когда чекисты полезли в гробницу святого князя Михаила, то прежде всего нашли записку: «Большевики! Погибнете хуже, чем черви. Бог вас накажет! В аду вам мало места, ослепнете завтра».

Нет, не слепли, не падали замертво, оскверняя святыни.

Вскрывая раку Саввы Сторожевского в Звенигороде, один из членов комиссии сумничал:

– Посмотрите, товарищи, не собачьи ли это кости?

А чекист, схватив череп преподобного, ткнул им в лицо ризничного отца Ефрема:

– На, посмотри на своего заступника! – И повернулся к монастырскому библиотекарю: – Это для тебя святыня?

– Святыня, – сказал монах.

– А для меня вот что! – И пять раз плюнул на мощи.

На том глумление не закончилось. Останки преподобного, который был прославлен еще при царе Алексее Михайловиче, забрали в музей: довольно поклоняться – поглазейте!

Большевикам казалось, что они добрались до святая святых и убивают саму бессмертную душу православия.

В эти жестокие для Церкви дни святейший Тихон, получив рапорт архиепископа Астраханского Митрофана об исследовании чудес, происходивших у гробницы убиенного во время бунта Стеньки Разина митрополита Иосифа, указал совершить прославление святителя 11 (24) мая 1919 года.

Да торжествует свет над Россией и да рассеется тьма в душах осатанелых от бесчинства и крови.

Отступ

Схима

В день памяти Василия Исповедника, пострадавшего в царствие иконоборца Льва Исавра, старца Алексия постригли в схиму. Имя осталось прежнее, но день ангела он праздновал отныне не 12 февраля, а 17 марта. Небесным его покровителем стал преподобный Алексий, человек Божий.

Куколь и аналой мало изменили жизнь затворника. Посетить его по-прежнему позволялось только с благословения святейшего Тихона, но монастырь утопал в тишине не ради этих ограничений.

Не зима отвадила людей от Зосимовой пустыни – лютая власть безбожников. Алексий очень удивился, когда в сияющий мартовский день к нему на исповедь приехали сразу три человека.

Первой вошла женщина. Одета крестьянкой, но было видно, что это только маскарад, что ей стыдно носить платок и валенки.

У старца для гостей и для себя вместо кресел и стульев были березовые пеньки.

Указал на самый затейливый, срезанный по капу.

– Меня зовут Анна, – сказала женщина. – Как видите, я еще не старуха, но ясно себе представляю: жизнь моя – позади. Муж и сын на юге. Два брата на востоке. Сражаются, побеждают, но Россия остается под пятой антихриста… Я живу в собственном доме, в квартире моего дворника. Нет, это не конура! Две комнаты, кухня. Со мной дочь… В дворницкой мы, слава Богу, избавлены от обысков. Нам даже кое-что перепадает со стола важного еврея, занявшего дом. Он у красных чуть ли не генерал…

Женщина опустилась на колени.

– Батюшка! Наверное, это тяжкий грех – я не верю, что жизнь переменится. Ни братьям моим, ни мужу, ни сыну в Москве уже не бывать… Я столько претерпела унижений, поруганий, но почему же не чувствую себя очищенной?..

– Духа исповедничества в тебе нет, – сказал Алексий. – Умирать будешь трудно. Ты ведь и в прежней своей жизни открыто перекрестить лоб стыдилась, Господа Бога стыдилась: на смех могли поднять. А сегодня страшно – на Крест гонение. Анна, Анна, что Богу скажешь?

Она поднялась с колен. Глаза изумрудные, слезы обволокли зрачки, но не пролились.

– Батюшка, прости! И еще раз прости – скажи, что будет с Андреем-отцом и с Андреем-сыном? Как мне молиться о них? Полгода нет вестей, да ведь и ждать писем бессмысленно.

– Сама все у них спросишь, а по дворницкой, где теперь живешь, исскучаешься… Я тебя пособорую. Соборование помогает мытарства пройти… А теперь кайся! В самом стыдном кайся! Время покаяния. Если кто не покается, тот безумец. Безумец!

Долго держал у себя женщину. А важного посланца, человека, начиненного множеством секретов, спровадил от себя через минуту-другую.

– Прошу святых молитв и благословения Временному высшему церковному управлению, – сказал тайноносец, как одарил. – Высокопреосвященный Сильвестр Омский кланяется вашему преподобию. Простите, высокопреподобию.

Верхняя часть туловища сибирского посланца была грузная, обремененная могучими мышцами, и в то же время поджар, на ногу легок.

– Соборное совещание происходило в Томске. Участвовало тринадцать архипастырей. Главой управления избран владыка Сильвестр, членами – Симбирский Вениамин, Уфимский Андрей. Для координации действий я послан в Ставрополь, где планируется проведение Собора.

– Томск? – Старец покачал головой. – Далеко от Москвы… И Ставрополь далеко… Благословляю Богу молиться.

– Между прочим, верховный… Вы ведь знаете, о ком я говорю?

– Нет, не знаю.

– Об адмирале! Адмирал Колчак признан верховным правителем России. По его приказанию ВВЦУ взято на довольствие… Но что мне передать от вашего высокопреподобия Ставропольскому Собору?

– Молитв.