Странные люди. Сборник рассказов

Жнец хлопнул Мага по рукам – больно, но без ожесточения. Маг потёр ушибленные конечности и спрятал руки в карманы, чтобы не соблазняться.

В прозрачной колбе лежала небольшая бумажка. Глядя на неё, Маг вспомнил детство, магнитофонные кассеты и всякие бумажки, которые выпадали, стоило открыть коробочку. Вот такая бумажка для записи содержания кассеты и лежала в ударопрочном стекле.

Качество изделия было плохим – рыхлая бумага, расплывшиеся точки строчных разделителей. То ли кооперативный самопал, то ли какие-то левые поделки болгарского производства. Маг даже поразился, какую ненужную ерунду он временами помнит.

Впрочем, отличия были. Бумажка была раза в полтора уже – то есть на ней можно было бы записать только про одну сторону кассеты. Да и сами полосочки тоже были неправильные. Кроме напечатанных жирных точек по разделителю шла едва заметная перфорация. То есть при желании можно было бы оторвать все полосочки по очереди, оставив только узкую вертикальную полосочку-объединитель.

Трёх верхних горизонтальных полосочек не хватало. Ещё на нескольких было что-то написано бисерным почерком. Маг наклонился поближе, но смысла не уловил. Какая-то «морстрая у самвояни» и «глобнать по подъезду».

– Ничего не понимаю.

– Могу тебя утешить – мы поняли не сильно больше твоего.

– Прогресс. От единоличности к коллективизму. Кто такие мы?

– Я и ещё три человека – Жнец посмотрел на Мага и усмехнулся. – Дежурный по участку, неприятный тип и штатный правоохранительный психиатр. Тебе от этого стало легче?

– Нисколько.

– Тогда не стоило спрашивать. Так вот, однажды в одном детском саду в вечернюю смену, когда родители подтягиваются забирать своих чад, в одной из раздевалок обнаружился посторонний. Бдительную бабушку насторожило его старомодное пальто, и она подняла тревогу.

Причиной тревоги выглядела как мужчина средних лет, в выцветшем коричневом пальто и невнятном костюме. Он молча стоял в углу раздевалки и спокойно рассматривал всех присутствующих. Даже когда в раздевалку ворвался родительский актив и попытался устроить допрос с пристрастием, его поведение не изменилось.

Он на них просто не реагировал.

Такое поведение раззадорило родителей, и они вызвали полицию. На него это не повлияло. Такое спокойствие подогрело и без того взбудораженных родителей. И неизвестно, чем бы для него это кончилось. Сейчас ведь любое поползновение рядом с несовершеннолетними воспринимается с подтекстом. Но среди них нашёлся один трезво мыслящий индивид. Он как-то сумел заткнуть остальных и взял допрос в свои руки. Ему удалось правильно спросить Пальто про его намерения. На что тот ответил, что ждёт Николая Леонова.

Тут повезло второй раз – одна из бабушек сообразила, что речь идёт не о каком-то абстрактном человеке, а о конкретном советском актёре большого таланта и трагической судьбы. И что в одной из групп у ребёнка есть такой дед-родитель, немного похожий на актёра.

Пальто пытались сказать, что ждать Леонова бесполезно – он давно ушёл наверх и сюда точно не придёт. Сам понимаешь, с каким результатом. Пытались даже найти того деда-родителя, но тот уже ушёл домой.

Странно, но почему-то такое поведение всех несколько успокоило. Ситуация стала необычной, но вполне понятной. Человек со странностями должен был встретиться с этим дедом-родителем, но не нашёл места и времени лучше, чем в детском саду. Перепутать группы достаточно просто. Или ему и вовсе не сказали, где тот эрзац-Леонов должен был быть. Вот он тут встал и стоит. Терпеливо ждёт нужного человека. А ведёт себя так – потому что с приветом. Бить таких – бесполезно и неэтично.

Ситуация разрядилась и за ним просто присматривали, пока не приехал наряд. Дело, конечно, было не совсем их, но они согласились доставить его в участок – для общей профилактики. Пальто и им не возражал.

И тут везение объявилось в третий раз – в участке из всех мозгоправов удалось дозвониться только до меня. Остальные срочно заболели, были на вызове или вне зоны доступа. Я приехал, и вместе с дежурным освидетельствовал задержанного.

– А ты имеешь на это право?

Глаза Жнеца блеснули профессионализмом:

– Я вывожу из депрессии действующих полковников и нейтрализую паранойю у генералов отставных. Так что я известен личному составу как знатный мозгоправ, чьи контакты на всякий случай есть у каждой смены. А заключения пишутся одинаково, так что когда на рабочем месте объявился штатный специалист, он просто подписал моё заключение своей подписью.

Дежурный был достаточно любезен, чтобы подождать со всеми действиями до моего прихода. И когда начали проверять ему карманы, то и нашли эту бумажку. Поскольку других интересных вещей при нём не оказалось, её решили не выбрасывать.

Удалось установить личность – Пальто действительно оказался человеком со странностями. Но неопасными – он даже на учёте не состоял. Так, бытовые девиации. Если их амбулаторно отслеживать – в стране не останется нормальных людей. Но если органы своё дело делали, то вот я успехами похвастаться не мог. Выжать из него что-то кроме «я жду Николая Леонова» не удалось. Он просто не шёл на контакт.

Не помню, кто первый предложил досмотреть его досконально. Вот тогда-то за отворотом воротника и удалось найти эту бумажку «встретиться с Леоновым». Сам понимаешь, дело становилось всё более интересным. Можно было заподозрить гипноз или вудуисткие штучки – но не совпадала симптоматика. Невозможно вывести человека из гипноза, если он туда не введён.

Жнец вздохнул и спрятал руки в карманы:

– Добиться от Пальто ничего не удалось, поэтому взялись за вещи – они давали больше информации. Происхождение найденной полоски было понятно – вторая сверху на этой бумажке. Отпечаток пальца искать было бесполезно – бумага плохая, да и сама полоска узкая – сколько там тех папиллярных линий? Старлей тогда назвал бумажку «чековой книжкой». И я, уж не знаю зачем, написал «спросить про Бодрийяра»

– Кого?

– Бодрийяра. Есть такой нудный философ. И оторвал бумажку. Ничего не произошло. Мы ещё немного попрыгали вокруг Пальто, дежурный оформил его на двое суток как подозрительного, и я пошёл домой.

А вот на улице… на улице я отдал бумажку ожидавшему курьеру. Пацану лет двенадцати на старом велосипеде. Это было самим собой разумеющимся – отдать послание курьеру. Пацан взял бумажку, сел на велосипед и растворился в общем потоке. И то, что что-то не так, до меня дошло только минуты через две, когда было уже поздно. Нужно ли говорить, что больше этого пацана никто не видел? Зато я на своей шкуре убедился, как это работает.

Жнец выглядел странно – воспоминание причиняло ему боль, но одновременно возвышало, что ли? Что-то вроде навязчивого состояния, когда человек с интересом тыкает в синяк – проверить, болит ещё или уже нет?

Маг потряс головой и прищурил глаз:

– И?

– Ничего. Мне так и не удалось найти какие-то следы воздействия третьей полоски. И когда накатывает, утешаю себя мыслью, что мой приказ исполнить несравненно проще. И для того, кому это досталось, если вообще досталось, это не составило труда.

Но тогда на меня это произвело сильное впечатление. Я вернулся назад и сжёг злосчастную полоску с приказом. И знаешь – сработало! Пальто отклинило и он начал отвечать на вопросы. Правда, по существу дела он так ничего и не прояснил. Просто ему вдруг стало ясно, что надо зайти в детский сад и ждать забавного лысого толстоватого человека. И всё, что происходило, была не встреча с ним, и потому не имело никакого значения.

– Я не психолог, но про фетишизацию знаю. Если ты её сжёг у неё на глазах, то это могло быть как символ освобождения от обязательств.

– В том-то и дело. Полоску я сжёг в другой комнате, и он этого видеть не мог. На чём инцидент и был исчерпан. Пальто на всякий случай понаблюдался у профильного специалиста, но ничего особенно сверх его обычных странностей так и не проявилось. Дело спустили на тормозах за отсутствием состава, а бумажку я спрятал от греха. И временами ненавижу себя за это.

– Почему?

– Потому что если думать о передаче бумажки курьеру как о некоей отвлечённой ситуации с неопределённым человеком – это воспринимается как странная ситуация с нелогичным поведением. Но если попытаться вспомнить этот момент – всё кажется совершенно правильным.

Маг задумался и потёр подбородок. Мысль бродила где-то по дну и не давалась в руки. Он расслабился, и мысль всплыла наверх:

– Слушай… а ты не думал, что вот тот убийца с собачьими челюстями и был тем, кому досталась первая бумажка? Он ведь тоже не видел в этом ничего такого.

Жнец горько усмехнулся:

– Я тоже задавал себе этот вопрос. Увы, но за давностью времени это уже не установить. Но то, что кому-то удалось создать нечто, что способно заставить сделать человека что угодно и без изменения личности… это пугает меня до дрожи. И я бы спалил эту бумазейку, если бы не понимал, насколько это мелочно – уничтожать то, чего не понимаешь. И поэтому она лежит тут – ментальная мина с неизвестным типом взрывателя. Я не знаю, как её исследовать и боюсь кому-то передать на…

Жнец внимательно смотрел на постепенно расширяющиеся зрачки Мага, смотревшего ему за спину. Психолог успокаивающе поднял руку:

– Это собака. Средняя. Белая с рыжим…

Маг кивал на каждом слове. Жнец поднял глаза и продолжил:

– Она просочилась из стены. Сейчас она подходит к столику, нюхает левую ножку и помечает её. Потом она идёт к дальнему углу и с некоторым усилием втягивается в него.

Судя по Магу, собака действовала с запозданием, так что Жнецу пришлось постоять в позе лектора, забывшего текст на полуслове. Маг облизнул разом пересохшие губы:

– Что это было? – горло плохо его слушалось, и голос прозвучал сипло.

Жнец улыбнулся и развёл руками: