Три кофейни

«Здравствуй, В. Она прелесть. Глаза, что я так полюбила, твои глаза у нее. Знаешь, я никогда не могла в них насмотреться, я смотрела, но не видела. А теперь я смогу смотреть чаще, спасибо тебе за фотографию.

Мне уже тридцать восемь, представляешь? А чувствую я себя на все сто. В мои годы детей уже замуж отдают, внуков ждут, а я… Забавно, мы знакомы уже шесть лет, а ты так ничего обо мне и не знаешь. А может, просто не хотел знать? Да, в свои двадцать я была хороша. Меня носили на руках, а когда уставали одни – подхватывали другие. С улыбкой вспоминаю, как я верила в вечерние сказки, а наутро от сказочников и следа не оставалось. Я была такой наивной… Повторяла свои ошибки снова и снова. Ведь я верила, что найду того, кому будет хорошо со мной, не снимая мой лифчик. И я нашла, представляешь? Даже вышла за него замуж, но в скором времени поняла, что это ошибка. Очередная. Он был хорошим, вот только я с ним чувствовала себя плохой. Ты, наверное, спросишь меня: так что же тебе нужно было? Я сама не знаю. Но с тех пор все было по-другому. Я перестала искать, а меня начали находить. И мне плевать было – кто ты, но если ты ко мне подошел, значит, тебе что-то от меня нужно. Так было со всеми, я привыкла быть одна. А вот ты… Ты был немного другим. Не пытался затащить меня к себе в постель, и только поэтому я легла в нее сама. И часто возникало чувство, что я тебе совсем неинтересна. Но ты меня слушал, а я всегда хотела слушать тебя. О чем ты молчишь, с кем разделяешь мысли, и даже какая прическа была у твоей бывшей. Но ты ничего не говорил, а самое главное, ты никогда ничего не обещал… Именно это каждый раз заставляло меня возвращаться.

Твоя В. (август 87-го)».

Она сидела напротив меня, а я никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. На расстоянии протянутой руки я не ощущал свою вселенную. Я мог к ней прикоснуться, но мое сердце не ускоряло свой ритм. Мои зрачки не становились шире с каждым взглядом. И порой мне было некомфортно от такой близости…

Это как узкая дорога для одного путника. Ты можешь взять в нее кого угодно, но идти он будет сзади либо спереди и никогда рядом с тобой.

– Когда я еще смогу тебя увидеть?

– Каждый раз, закрывая глаза…

«Вот ты сейчас бежишь к нему, хоть не знаешь о нем совсем ничего. У вас нет общего, кроме царапин на спине и утреннего кофе. Нет страстных поцелуев и разговоров после… Ты даже не знаешь, кто ты для него, или тебе просто неинтересно. И позволь предположить, что ты многое бы отдала, чтобы больше к нему не бежать. Не искать в нем то, что ты так усердно не находишь. Ты прикладываешь его к своим ранам и надеешься, что это тебя вылечит. Как же ты ошибаешься. Впрочем, как и я раньше. Запомни, родная, тебе сейчас никто не поможет – ни он, ни полмира ему подобных, пока твой собственный мир разрушен. Так глупо пытаться убежать от своих мыслей и громких криков, которых не слышит никто. От недосказанности. А убежать к кому? К себе. От кого? От себя. Так глупо.

Полюбить! Снова? Заполняя одну пустоту другой, твоя чаша никогда не сможет наполниться. Только догорев, ты никого собой не обожжешь. Отсутствие нужного человека – душевный ад, мне это известно. Но только отсутствие может придать особый вкус каждому присутствию. Вкус момента. И одним моментом – вкус всей жизни. Сейчас тебе нужен покой и шоколад. Лишь когда ты обретешь душевную тишину, ты сможешь заново полюбить. Просто верь мне…

В. (декабрь 91-го)».

Они гуляли в парке возле детского сада. Он и его маленькая копия. Она держала его за руку и рассказывала про мальчика, что постоянно дергает ее за косички.

– Он тебе нравится?

– Да, мы даже спим на тихом часу рядом.

– Так рано, доченька, а ты уже влюбилась…

– Я не знаю, папа. А мама любит дядю, с которым спит?

Семь дней

Это случилось на четвертый день после моей смерти, пусть и оптимистичнее было бы сказать – на четвертый день новой жизни. Утро у меня обычно за полдень, хотя в тот день все было по-другому…

Я бежал. Так уверенно, отчаянно, не глядя под ноги, как обычно бегут от себя. Нет, город совсем не виноват, что стал для меня чужим и тошным. Мне казалось тогда, что спасение находится где-то далеко, в другом месте и в других обстоятельствах. Дав свободу эмоциям, я подавил трезвый рассудок. Подавил и себя. Не скажу, что напрасно.

Вокзал. Длинные очереди. Пустые разговоры. Все настолько озадачены собой, что не вспомнят лицо собеседника, который минуту назад так усердно рассказывал о своих планах. Каждый по-своему глушил психоз ожидания. Одни смотря куда-то в стенку, другие – на их спины. И все спешат, стоя на одном месте. Удивительно.

Купив билет, я вышел на улицу. Прикурив сигарету, я смотрел в небо. Мне всегда нравилось небо. Сотни людей мелькали перед глазами. Суета. А я нуждался в тишине и покое. Интересно, много ли таких, как я, здесь сегодня? Купивших билет на поезд в направлении – «от себя». Очень интересно было бы с ними поговорить. А хотя… О чем мне с ними говорить?

– Здравствуйте, у вас огонька не найдется?

До чего же банальный вопрос. Я достал зажигалку и дал ей в руки. Возможно, она ожидала, что я дам ей прикурить сам, как это делают джентльмены. Нет. Девушка с сигаретой у меня на подсознательном уровне вызывала отвращение. Курит? Ну да, это же так модно. А когда дети рождаются инвалидами – это не в моде совсем.

– Позвольте вопрос?

Вот теперь все внимание было переключено на нее. Передо мной стояла невысокая девушка, лет 22–25, с каштановыми волосами и маленькой родинкой на верхней губе. Весьма милая, вот только сигарета ей была не к лицу.

– Можно.

– Вот вы смотрите на небо потому, что в нем что-то видите, или таким образом уходите в себя?

Интересный вопрос. Не задумывался как-то об этом. Мне нравится смотреть в небо, я отпускаю в него свои мысли и просто смотрю.

– И то и другое, – ответил я.

Мне всегда было интересно общаться с женщинами, и при другом раскладе я бы красиво ответил и продолжил весьма не банальную беседу. Но не сейчас. Мне нужно побыть одному.

– Как ее зовут?

Моя губа дернулась, руки заметно задрожали от волнения. Черт. Что со мной? Почему она это спросила и какое ей до этого дело? Со стороны, наверное, это было забавное зрелище. Я левой рукой удерживал правую, чтобы она не дергалась. Нервы совсем ни к черту. Стыдно. Я спросил:

– Кого?

– Ту девушку, о которой вы раз десять повторили – «Почему она так сделала?».

– Я?

Скорее, это был не вопрос, а удивление. Неужели я вслух произнес это? Если да, то пора немедленно меня изолировать от общества.

– Так как ее зовут?

– Лилия, – ответил я машинально, хотя думал задать встречный вопрос: «Зачем вам это?»

Моя сигарета дотлела у меня в руках и начала обжигать пальцы. Мне захотелось продолжить разговор. Зачем? Не знаю.

– Что сделала Лилия? – спросила она.

Вот на этом вопросе я взял под контроль свои мысли и слова. Начал думать, как бы правильно сформулировать и не поставить себя в положение несчастного от неразделенных чувств. Меньше всего в ее глазах хотелось выглядеть жалким.

– Она опустела ко мне. В один момент и навсегда. Не могу в это поверить и принять как должное. Я ее…

– Вы никуда не спешите? – оборвала она меня.

Крайне не понравилось мне это, но я, не подав вида, достал сигарету и подкурил. Да, еще полчаса назад я хотел покинуть этот город, но не сейчас.

– Нет, не спешу, – ответил я.

– Тогда давайте прогуляемся, – улыбнулась она.

– Почему бы и нет?

Минуты две-три мы шли молча, за это время я обратил внимание на ее ровную осанку и уверенный шаг. Так ходят люди, которые прекрасно знают конечную цель направления. Но мне было абсолютно безразлично, куда мы идем.

– Вы знаете, почему птицы улетают в теплые края? – вдруг спросила она.

Что за глупости, а кто не знает этого? Но я заинтересованно, слегка с насмешкой, спросил:

– Почему?