Иона

Вставал Иона Матвеевич по давней своей военной привычке засветло, пусть и нужды в этом особой не было.

В службу до 9 часов поспеть, а ходу до министерства две версты. Нравилось ему постоять у парадного пока улица не наполнилась суетливым потоком и столичная перспектива, словно деревенская дорога, текла неторопливо по золотистому приволью и терялась в утренней дымке.

С конным хозяйством хлопот ему, считай, что и никаких. Артель свою он не направлял, как унтер новобранцев. У деревенских понятия и степенность с ранних лет обозначаются. С лошадьми управиться и малец сможет и провожатых им в Петербурге не требуется. Между Невой и Обводным каналом не потеряются, а на дальние поездки намерения не распространялись.

Следил, чтобы мздоимства и пустых порицаний над ними не творили, ну да городовые Ионину артель не ущемляли, а с биржевыми извозчиками у Ионы нейтралитет.

Вечером соберутся всем миром, благо, что в одном строении обитают, прикинут, что к чему и что завтрашний день принесет, вот и вся генеральная линия.

Под извоз Иона снял двор и комнаты в доме по соседству, так что перемещаться из дома номер 7 по 1-й роте в дом номер 9 незатруднительно. А на деле это и вовсе один дом, приклеенный двумя стенами к единому парадному.

Публика в доме проживала спокойная, если не считать обитателей долгового отделения, а в просторечии Тарасовой ямы, названной так по имени домовладельца. Впрочем, квартировало здесь за долги исключительно благородное сословие.

II

У утренней перспективы было одно досадное свойство. Направо ширь и макушки собора, на левом же фланге – беспокойное учреждение с хитрым именем Практический Технологический Институт.

Обучались в нем купеческие и мещанские недоросли, но из их запертого в четырех стенах состояния научное волнение наружу не проникало.

Портили перспективу разночинные вольноприходящие Технологического института, снимавшие углы и комнаты в близлежащих переулках.

Орда, как называл их Иона, сбивалась по утрам в стайку и неслась в науку по широкой тропе 1-й роты. Завидев гренадерскую фигуру Ионы Матвеевича, умиротворенно вкушающего утренний вакуум, ученая орда сотрясала перспективу вольнодумными эпитетами.

"Эй, дядя, айда с нами в науку!"

Иона беззлобно грозил орде кулаком, этим, до следующего набега, дело и заканчивалось.

Прикипела к Ионе и перспектива и, будто в награду ее почитателю, явила из утренней дымки … Её? Создание?

Нужного слова Иона, как ни старался, ни в военном, ни в служебном лексиконе подобрать не смог.

III

Очередная демонстрация флага орде едва не закончилась конфузией. Приподняв привычно гренадерскую длань, Глашкин вдруг стушевался, что с ним не случалось даже при встрече с французскими шер ами.

За ордой следовала, а лучше сказать, плыла, барышня. Не имея намерений оскорбить нежное создание причитающейся вольнослушателям салютацией, Иона совершил полуманевр и нарочито истово перекрестился на купола Троицкого собора.

– Бесов изгоняете, батюшка? – не удержалась и рассмеялась барышня.

– Благодарение возношу, матушка, – в тон ей ответил Иона.

– Какая же я матушка? – обиделось создание.

– Такая, что мне ровня выходит по Вашему обращению, – разъяснил Глашкин. – Барышням в новоустроенном при Адмиралтействе саду интерес прогуливаться. А здесь люд непарадный .

– Ну и я непарадная, – отрезала несостоявшаяся матушка. – Благодарю за совет, сударь, только где прогуливаться и какой люд в парадные записывать, позвольте мне самой выбирать. Люд за знаниями идет, а Вы их за шутов держите.

От такой несправедливости Иона даже расстерялся.

– За баловством они здесь ходят, а не за знаниями. Да что Вам объяснять.

– Снизойдите, – не уступала барышня. – От науки и ум и справедливость. Вам, милостивый государь, не понять нового, по-старому привыкли.

Тут создание и само смутилось и потупилось.

– Вы, барышня, простите, если обидел. По-старому от науки знания, а не ум. А справедливость, как молоко. Сначала все одинаковое, а как настоится – кому сливки, а кому водица. Против Вашего присутствия я ничего не имею, а наоборот…

И, смутившись в свою очередь, прибавил тихо, чтобы слышно было только ему.

– Вот мне и канарейка.

Следующие дни Иона выходил на перспективу не в партикулярном домашнем, а в служебном облачении.

IV

Создание звали Мария Ивановна. Об этом Иона осмелился спросить при третьей встрече. Барышня жила при родителях в тех же Измайловских ротах и прогулки предпочитала совершать в уединении перед занятиями.

С родителем Марии Ивановны Иона Матвеевич, как выяснилось, имел шапочное знакомство, ограниченное до сей поры раскланиваниями при случайных встречах в службе.

Мелкий чин, причисленный хлопотами жены к столичному департаменту, не имевший, однако, никакой дальнейшей возможности по служебному продвижению. В свет, вопреки ожиданиям супруги, ход провинциальным выдвиженцам был не то чтобы заказан, но надежно прикрыт чиновничьей иерархией, происхождением и средствами, а приданого дражайшей половины хватило только на подношения и учителей для дочери.

Несмотря на то, что Глашкин в этой иерархии не приблизился даже к первой ступеньке и по должности своей стоял ниже нижнего канцеляриста, общаться ему, по обязанностям курьера Канцелярии Министра, надлежало с чиновниками по особым поручениям и столоначальниками, о чем батюшка Марии Ивановны и мечтать не мог.

Что касается средств, то военная пенсия Ионы Матвеевича вкупе с курьерским жалованьем и доходом от извоза ставили нового старого знакомца в весьма незавидное положение.

Дело оставалось за малым. Как к этому отнесется его любезная канарейка.

V

Как искать подход к барышням "по-новому", Иона не знал и в этом Мария Ивановна была, безусловно, права.

"По-старому", через родительское одобрение и благословение – неопределенность выходит. С родителями столкуешься, а невеста выдаст кандидатуре эмансипированный отвод. В столице правила другие. Не уездный городок и не село, где девицу не спрашивают.

Все же Иона Матвеевич, за неимением ясности в щекотливой ситуации, решил действовать по старинке, а там, как стратегия вывезет.

В департамент, где трудился родитель Марии Ивановны, Иона наведывался редко. Для такой надобности младших курьеров в достатке. Стратегия же требовала не почивания на командном возвышении, а действий в непосредственной близости со стороной будущего, как расчитывал Иона Матвеевич, союзника.

"Что-то ты зачастил к нам в департамент, Иона Матвеевич", – присказывал столоначальник, расписываясь в получении очередной бумажной мелкости.

"Засиделся в кабинетах", – шутливо ответствовал Иона, оглядывая присутствие. Приметив родителя, Иона Матвеевич с почтением наклонял голову.

"Да и по старым местам соскучился. Как вспомню, как начинал, да сколько приятственных людей по службе повидал, ей-богу, слеза и навернется".

"Что же Вы, Иона Матвеевич, со всеми знакомство держите?" – удивлялся родитель при очередной "случайной" встрече.

"Регистраторами еще начальство наше любезное помню," – намекал Глашкин. – "А до каких высот поднялись".

"Государственные дела устраивают. И казнят и милуют", – давил Иона, размягчая родительскую крепость.