Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений

там багровый огонь Памира, голубая Тянь-Шаня мгла.
И молчат на ветру одни лишь, надрываясь – пришла пора! —
терриконы хвостохранилищ.
Этой тягости не осилишь. Звёзд неведомая игра.

И когда умолкнут навеки телевизоры и города,
и тогда возвратится в реки
истекающая из Мекки зачарованная вода —
осыпаясь, вздохнут ущелья, мир откликнется, одинок.
Нам, взывающим о прощенье,
что он скажет, в тиши пещерной осыпающийся песок?..

Однокашнику в Торонто

К Ликомеду, на Скирос…

    И. Б.

Устав от висок и портвейнов, надеждой молодость губя,
в толпе фейсбуковских герштейнов
я редко, но искал тебя.
И я не тот, и ты – хоть строен, шнуруя на ходу штиблет.
Великих строек мир просторен,
в шкафу состарился скелет.
Мы, как вино, смогли пролиться,
и возмудев, и похужав…
Как пела девочка Лариса в толпе вселенских окуджав!..
Библейские назаретяне
вокруг – их тьмы и тьмы и тьмы,
киргизские израильтяне, Я поменявшие на Мы.
Иное слово слух мой режет,
иные звёзды над судьбой,
но лики юные забрезжат – и дни помчатся вразнобой
над коридорами филфака,
что обещал нам хлеб и кров,
где ключ кастальский и клоака затравленных профессоров,
откуда мир казался целым,
как шар, в широтах, голубой,
изображённый серым мелом над неповинной головой…
Бог даст, в торонтовских окошках
ты обнаружишь чудный вид,
Фейсбушка всё ж на курьих ножках
нас – хоть солжёт – объединит
и, однокашники вселенной, как тени дантовских миров,
за жизни чёрточкой мгновенной
мы что-то вспомним…
Будь здоров!

Фрунзе,

привокзальная баллада

…подражанье мавзолею торт из серых плит
вспомню вздрогну пожалею вновь перрон закрыт
череда полей немая облаков узор
рельс эвклидова прямая искривлённый взор
чуждой страсти отблеск ртутный в мёрзлой глине клад
ржавый привкус бесприютный липкий мёртвый взгляд
общий лик вождей усатых всяк здесь Божий сын
лет изломанных остаток и осадок вин
грусть оскал далёких странствий мгла озноб глазам
серый данник дней бесстрастный фрунзенский Вокзал

…на нелепой хрупкой раме меж случайных звёзд
над железными путями эйфелевый мост
деревянный безутешный а с него видна
акварелью дымной нежной хмурая страна
тепловозов рокот сиплый маневровых плач
вместе с бабушкой и скрипкой маленький скрипач
он по мостику в очочках на урок спешит
словно в спящей ветке почка в нём смычок зашит
мост качается над бездной музыка слышна
от предчувствий бабки бедной горбится спина
неизбывного испуга древней крови стон
молча нарастает фуга на краю времён

…хмурые в погонах ели комариный звон
некто в кожаной шинели марс гражданских войн
ясен пташкам и букашкам пламенный alarm
на коне скалистом тяжком чёрный командарм
конь как боров злобный норов всадник крепко сшит
для дальнейших разговоров маузер молчит
в лоб обдолбанным европам зрит кромешный зверь
он стоял над перекопом он стоит теперь
коминтернам в час безлунный аз печаль повем
на главу падёт чугунный островерхий шлем
бзик реалий отблеск далей вещего огня
и чугунных гениталий тяжкого коня
на колхозников кишлачных молча смотрит конь
выдав для телег ишачьих в будущее бронь

…оглянись – чугунный всадник не рванётся вскачь
и дойдёт в свой детский садик маленький скрипач
друг и враг нам знака нету в бесприютной мгле
за шеломянем ты где-то русская земле
узкоглазый князь смеётся он душою чист
ведь когда-то содрогнется молдаванский лист[2 - Фрунзе (молд.) – зелёный листок.]
и луна со дна колодца очи спрячет в тень
и хирург из полководца вырежет ремень
отольётся кровь победы дети прорастут