По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
ронабрамыч уснул за роялем
спирт рояль мы хлебаем из чаш
коль единственен и познаваем
мир поскольку и божий и наш
юный варвар сочувственным взором
на библейское бегство смотрю
авраамовых чад с триколором
россыпь звёзд и верблюжью зарю
вижу стяги усталого клана
и на них проступают слегка
кедр ливана берёза ивана
череп сакского боевика
безоглядная речка сбежала
вся взахлёб и от счастья слепа
в постановке эм что ли бежара
или эм как его петипа
вековое прогорклое зелье
в чёрных пальцах голодной вдовы
сладкий вкус проторившей ущелье
молодой удивлённой воды
Звездопад
жизни космической память
так далека в ДНК
божия пыль под стопами
хилый дневник двойника
как рассудить хромосомой
коль просфора нам пресна
молоха серп невесомый
тягостный молот христа
алчут безмозглые чада
в горькой хитиновой мгле
пастыря гиблого стада
молча мочить на земле
божья задумка где скрыты
инок икар пионер
слепоглухие термиты
грезят о музыке сфер
длится луна молодая
древнюю немочь тая
ищет во сне пропадая
пенициллин бытия
прошлому не помогайте
в небе кромешном как сон
плачет о нас Богоматерь
светит нам спутник-шпион
Археографика
И. В. Стеблевой
1
Погост забыт.
Но мы, имевшие к рожденью
бесправной радости касательство, стоим
у холмика земли под солнечною тенью,
где тесно одному и холодно двоим.
Подвалы мудрости, полны оглохшей пылью,
письмовники имён, божба календарей,
гербарии надежд, бесплодные усилья —
мекканец сумрачный и нервный назорей,
кашгарца долгий вздох, радения хайама,
плюс жертвенная кровь ржавеет на мечах,
взлелеянный чертёж разрушенного храма
и крылья ангелов, сожжённые в печах, —
вот, в принципе, и всё, что память заронила
в пустынях пламенных и виноградных снах,
что списком прозвучит в молчанье азраила,
воспоминанья сон,
неузнаванья знак…
2
Осточертевший круг.
Истлевшие однажды
напевы немоты – опять воскрешены,
опять погребены. Плоды лозы отжаты
и, старясь в погребах, не греют наши сны.
Чужое время молодеет с каждым веком,
сиятельный склероз стремительной весны
грозит дремотным чувствам и стеклянным венам.
У брошенных жилищ обрушились венцы.
Харизма древних ритмов, метры в мёртвом строе
извлечены из праха отшумевших строк.
Обугленный – дели: земное, неземное! —
к небесной выси не проросший черенок
не станет деревом. Изжить не приневолишь
свет, пепел, марево, осенний дым, погост…
Лишь меньше станет здесь одним – одним всего лишь! —
бездомным правнуком,
чтецом костей и звёзд.
Арест. Киргизия. 1952
караковые роковые гнут одинаковые выи
во тьме неначатой весны
стоят гнедые понятые подземной силой налитые
и делом ценным для страны
спирт рояль мы хлебаем из чаш
коль единственен и познаваем
мир поскольку и божий и наш
юный варвар сочувственным взором
на библейское бегство смотрю
авраамовых чад с триколором
россыпь звёзд и верблюжью зарю
вижу стяги усталого клана
и на них проступают слегка
кедр ливана берёза ивана
череп сакского боевика
безоглядная речка сбежала
вся взахлёб и от счастья слепа
в постановке эм что ли бежара
или эм как его петипа
вековое прогорклое зелье
в чёрных пальцах голодной вдовы
сладкий вкус проторившей ущелье
молодой удивлённой воды
Звездопад
жизни космической память
так далека в ДНК
божия пыль под стопами
хилый дневник двойника
как рассудить хромосомой
коль просфора нам пресна
молоха серп невесомый
тягостный молот христа
алчут безмозглые чада
в горькой хитиновой мгле
пастыря гиблого стада
молча мочить на земле
божья задумка где скрыты
инок икар пионер
слепоглухие термиты
грезят о музыке сфер
длится луна молодая
древнюю немочь тая
ищет во сне пропадая
пенициллин бытия
прошлому не помогайте
в небе кромешном как сон
плачет о нас Богоматерь
светит нам спутник-шпион
Археографика
И. В. Стеблевой
1
Погост забыт.
Но мы, имевшие к рожденью
бесправной радости касательство, стоим
у холмика земли под солнечною тенью,
где тесно одному и холодно двоим.
Подвалы мудрости, полны оглохшей пылью,
письмовники имён, божба календарей,
гербарии надежд, бесплодные усилья —
мекканец сумрачный и нервный назорей,
кашгарца долгий вздох, радения хайама,
плюс жертвенная кровь ржавеет на мечах,
взлелеянный чертёж разрушенного храма
и крылья ангелов, сожжённые в печах, —
вот, в принципе, и всё, что память заронила
в пустынях пламенных и виноградных снах,
что списком прозвучит в молчанье азраила,
воспоминанья сон,
неузнаванья знак…
2
Осточертевший круг.
Истлевшие однажды
напевы немоты – опять воскрешены,
опять погребены. Плоды лозы отжаты
и, старясь в погребах, не греют наши сны.
Чужое время молодеет с каждым веком,
сиятельный склероз стремительной весны
грозит дремотным чувствам и стеклянным венам.
У брошенных жилищ обрушились венцы.
Харизма древних ритмов, метры в мёртвом строе
извлечены из праха отшумевших строк.
Обугленный – дели: земное, неземное! —
к небесной выси не проросший черенок
не станет деревом. Изжить не приневолишь
свет, пепел, марево, осенний дым, погост…
Лишь меньше станет здесь одним – одним всего лишь! —
бездомным правнуком,
чтецом костей и звёзд.
Арест. Киргизия. 1952
караковые роковые гнут одинаковые выи
во тьме неначатой весны
стоят гнедые понятые подземной силой налитые
и делом ценным для страны
Последний отзыв
книга нужная