Фабрика #17

– Зачем все эти вопросы? – Коренев подозревал, что комиссия составлена из отборных извращенцев.

– А как еще мы можем отыскать психологические причины вашего девиантного поведения? Корень социопатических наклонностей нужно искать в вашем детстве.

На дальнейшие расспросы Коренев отказался отвечать в категоричной форме – показал средний палец и потребовал конвоировать в камеру. Профессора покачали головой, покивали друг другу и принялись составлять многостраничное заключение.

За время пребывания в камере дважды приходил важный человечек невысокого роста. Он вытирал платком потеющий лоб и задавал вопросы:

– Вы пытались украсть инструмент на прошлой неделе в среду?

– Да.

– Еще что-то противозаконное совершали?

– Нет.

– Жаль, – вздыхал мужчина и делал пометки в блокноте. – Ваше чистосердечное признание облегчило бы нам работу.

– Мне не в чем признаваться, – говорил Коренев, которому не хотелось никому облегчать работу.

– Совсем? – удивлялся мужчина. – У каждого нормального человека есть скелеты в шкафу. Я, к примеру, когда мне пять лет отроду было, в собаку кирпичом кинул, а она, бедняга, заскулила и померла.

– Рад за вас, – едко отвечал Коренев, хотя помнил за собой подобный грешок.

Мужчина вздыхал, словно пытался вызвать к себе сострадание, под действием которого полагалось раскаяться во всех злодеяниях от рождения и до прошлой среды включительно.

Когда упитанный мужчина пришел в третий раз, Коренев успел смириться с вечным заточением в этом странном месте, напоминающем чистилище – тихо, сонно и никто не тревожит, лишь небольшие грехи не дают попасть на следующую ступень в загробной иерархии.

– Собирайтесь, у вас десять минут, – сказал мужчина.

– Куда меня ведут? – разволновался Коренев.

Ему представилось, что его могут отправить на казнь. Посадят на стул, щелкнут выключателем и от сильного тока вкрутую сварятся мозги. Месяц назад он назвал бы происходящее бредом.

– Меня же не собираются… – он замялся в поисках слов. – Меня не хотят… Ну…

– Что вы мычите? – пробурчал мужчина. – Собирайте вещички и готовьтесь к мероприятию, а я бумажки оформлю.

Коренев сложил в портфель вещи, включая бесталанную рукопись, и заправил постель. Пока расправлял складки на наволочке, убедил себя, что произойдет что-то плохое, и мучительно припоминал события прошедших лет. Говорят, в такие моменты жизнь проносится перед глазами, но ничего подобного не случилось. Две глупые мысли чередовались: «надо было соглашаться на Тамарку» и «столько не успел». Загадкой оставалось, что означало «надо было соглашаться», как будто ему что-то предлагали. И не факт, что Тамарка не дала бы от ворот поворот. А вот по поводу «столько не успел» вопросы были еще сложнее: что именно не успел?

– Сколько можно возиться! – возмутился упитанный мужчина с документами в руках. – Никогда не встречал, чтобы люди так медленно заправляли кровать.

– У вас на фабрике смертные казни не практикуются? – спросил Коренев жалобным голосом.

– Нет, конечно! – удивился мужчина. – Или у вас есть особые пожелания?

– Что вы! – замахал руками Коренев, у которого с души упал камень. Он вспомнил о Тамарке и устыдился временной слабости. – Я готов.

Вышли на свежий воздух, где царила глубокая осень, пахло морозом и сыростью. Коренев шел за сопровождающим, хотя и продолжал оставаться в неведении относительно конечного пункта назначения.

– Куда направляемся? – спросил он. За последние недели в нем что-то сломалось, и он превратился в покорное и забитое существо, слепо идущее в указанном направлении.

– В суд.

– Уголовный или административный?

– У нас есть только один – фабричный.

Коренев оживился. Что-то новенькое.

– А этот ваш суд имеет полномочия?

– Вопросы, возникающие на территории фабрики, решаются на территории фабрики, – ответил мужчина и добавил: – Смертных приговоров мы не признаем, если вас интересует.

Коренев хотел уточнить, какие все-таки виды наказаний практикуются, но не успел, потому что подошли к зданию, которое умудрялось выглядеть более серым, чем остальная часть фабрики вместе взятая. У входа висела очередная табличка со странной надписью «Судебный отдел».

– Прошу! Вас заждались! – пригласительным жестом указал сопровождающий на дверь.

Коренев вошел и оказался в огромном зале, занимавшем все внутреннее пространство здания. Большую часть помещения составляли многочисленные ряды стульев, на которых сидели, шумели и переговаривались рабочие. Почти все места были заняты, а некоторые присутствующие даже стояли у стен или сидели на корточках.

При виде Коренева гул мгновенно сошел на нет. Присутствующие уставились на него, словно на заморскую диковинку или известного маньяка, о котором газеты трубили, будто бы он убивал женщин, питался младенцами и высасывал фосфор из их костей. Атмосфера всеобщей ненависти собралась тучным облаком над его головой. Впрочем, часть лиц демонстрировала любопытство, а одна из женщин даже смотрела на него с жалостью.

– Прошу сюда! – позвал молодой паренек с жидкой бородкой, сидящий за столом перед залом и похлопал по свободному месту возле себя.

Коренев уселся на единственный пустующий стул. Паренек пожал руку и отрекомендовался:

– Я адвокат, представляю ваши интересы в суде.

Коренев оглядел паренька, пытаясь по внешности определить, насколько хорошо этот юнец может защищать его интересы.

– И давно вы занимаетесь адвокатской деятельностью?

– Вы знаете, недавно. Честно говоря, это мое первое дело.

Лицо Коренева исказила гримаса отчаяния.

– Не подумайте ничего плохого, – продолжал паренек. – Я талантливый и подающий надежды. У кого хотите, спросите, у меня котелок варит, я фабричный устав наизусть выучил, а в нем – на минуточку! – девять томов и брошюрка с уточнениями и дополнениями. Мы еще повоюем! У меня светлые предчувствия.

– Будем надеяться на ваши предчувствия, – мрачно сказал Коренев. – Смертной казни у вас нет, так что хуже не станет.

– Почему же? Есть! В уставе этому целый раздел посвящен. За особо опасные преступления, направленные на изменение формы руководства фабрикой и посягательство на ее моральные устои.

– Какое странное преступление, – заметил Коренев и прикинул, может ли кража ржавых кусачек потянуть на «посягательство на моральные устои фабрики».

– Тишина! – объявила женщина с огромными коровьими глазами и ударила по столу судейским молотком, который почему-то походил на обычный сапожный. С учетом того, что и без ее крика в зале была полная тишина, теперь и вовсе стало тихо, как на ночном кладбище – даже жужжание мухи отдавалось громким эхом. – Слушается дело номер триста двенадцать о хищении в особо крупных размерах.

У Коренева брови полезли на лоб при упоминании об «особо крупных размерах», он не выдержал и с места возмутился:

– Какое хищение? Вы с ума сошли?