Фабрика #17

– Подсудимый, – сказала судья, – соблюдайте порядок или вас выгонят из зала за неуважение к суду.

– Успокойтесь, – прошептал адвокат и дернул Коренева за рукав. – Не злите ее, она женщина злопамятная. Если испортите ей настроение, она вас засудит.

– А как же объективность и непредвзятость? Разве суд не должен быть справедливым и независимым?

– Вы где-то такой видели?

– Нет, – признался Коренев и вспомнил многочисленные случаи, когда по долгу журналистской службы попадал в зал суда.

– То-то же! Сами понимаете специфику…

Коренев замолчал и решил нордически наблюдать, чем закончится этот цирк и в какой абсурд выродится ситуация. Между тем, судья представила стороны, включая обвиняемого, прокурора и адвоката, и обратилась непосредственно к Кореневу:

– Вы признаете себя виновным по данному делу?

– Признаю… Я украл кусачки, но…

– Отлично, – обрадовался адвокат. – Ваше признание упрощает и ускоряет процесс!

Коренева смутила радость защиты, и он сказал злым полушепотом:

– Не хочу ничего упрощать, я выбраться хочу!

Юный защитник вспылил, и таким же злым полушепотом ответил:

– Мало ли кто чего хочет! Я тоже выбраться хочу, но нужно терпеть и не нарушать правила! Хотя не нарушать в последнее время сложновато, уж больно много правил развелось, – признался он виноватым тоном. – Но ваше воровство это не оправдывает.

– Что-то я не пойму, вы адвокат или прокурор?

Их шепот перебил громкий голос судьи:

– Тихо! Суд идет! Прекратить шум в зале!

Коренев замолчал и насупился. Судебное заседание не сулило ничего хорошего.

К делу подключился прокурор – в отличие от адвоката, он находился в возрасте и лоснился от осознания собственной важности. Большой живот придавал ему схожесть с ледоколом, подминающим под корпус белые ледяные поля. Он потирал рукой ежик коротких волос и противно облизывал губы.

– Вы признаете, что пытались украсть кусачки? – спрашивал он грозно.

– Да, но я не хотел украсть их насовсем, – лепетал Коренев, подавленный авторитетом прокурора. – Я бы их на время взял, а потом вернул…

– Вы могли просто попросить, но почему-то этого не сделали.

И впрямь, почему ему не пришла в голову такая элементарная идея?

– Наверное, я был уставшим и измученным, и действовал неадекватно.

– Это в вас гены говорят! – изрек прокурор с брезгливостью, словно подсудимый оказался не чистопородным псом, а безродной дворнягой.

– При чем тут гены? – обиделся Коренев. – У меня нормальные гены.

– Дурная наследственность.

– Вы знали моих родителей, что так о них отзываетесь?

– Если они воспитали сына-вора, ничего хорошего о них сказать нельзя. Яблочко от яблоньки недалеко падает, – заключил прокурор голосом, не терпящим возражений. – По качеству яблока можно судить о самой яблоне. «По плодам их узнаете их», – процитировал он для демонстрации широты кругозора и вернулся к судебному рассмотрению: – Интересен дальнейший ход рассуждений. Зачем вам понадобилось красть кусачки?

– Как это относится к делу? – возмутился Коренев. – Считайте, для личного пользования.

– Ошибаетесь! – заявил прокурор. – Это имеет большое значение для суда. Нам удалось установить, что вы не являетесь работником фабрики и не смогли бы использовать инструмент для работы, значит, они вам понадобились для чего-то другого. Например, вы могли повредить ими дорогостоящее фабричное оборудование.

– Зачем мне это? – удивился Коренев. – Почему я должен что-то портить?

– Диверсия со стороны конкурентов.

– Нелепица какая-то! Ничего подобного я делать не собирался!

– Тогда скажите, зачем именно вам понадобились кусачки, раскройте тайну, а мы вас выслушаем.

Прокурор замолчал, и Коренев затылком ощутил, как взоры сидящих в зале устремились на него в ожидании ответа.

– Подсудимый, отвечайте, не тяните резину за хвост, – потребовала судья.

– Лучше ответить, хуже будет, даже я ничего сделать не могу, – шепнул адвокат.

«Ты и так ничего не делаешь!» подумал Коренев и, рассудив, что хуже не будет, признался:

– Я хотел убежать с фабрики.

По залу прокатился возмущенный шепот, преисполненный осуждения. Никому и в голову прийти не могла такая страшная идея – покинуть фабрику.

– Как именно вы собирались применить кусачки? – продолжал прокурор. – Вы хотели использовать их для угрозы персоналу?

– Нет, я собирался перерезать колючую проволоку над забором.

Тут зал и вовсе ахнул, словно за это полагалась смертная казнь. Коренев оглянулся на адвоката, но тот сохранял восторженное выражение лица.

– Чего они? – прошептал он, но его перебил прокурор:

– Вы не могли, как все нормальные люди, выйти через проходную?

– Нет. Если бы мог, здесь бы не сидел… – сказал Коренев и поведал историю попадания в плен фабрики, хотя и умолчал о некоторых деталях, вроде ружья Ильича. Рассказ сопровождался таким густым и напряженным молчанием в зале, что впору было вешать топор. Обстоятельным описанием блужданий и лишений Коренев надеялся достигнуть понимания у аудитории. Давил на жалость, так сказать.

– Сами виноваты! – сказал прокурор в заключение душещипательной истории. – Ваша вопиющая безответственность и стала причиной злоключений, так что нечего пенять на нашу охранную службу. Если вас попросили стоять и ждать, вам и следовало стоять и ждать. А если вам предписано было вернуться до окончания суток, вы и обязаны были до полуночи покинуть предприятие. Это же элементарно.

– Но в жизни бывают всякие обстоятельства! Не всегда ситуация складывается, как загадано.

Прокурор не удостоил ответом. Он подошел к своему столу, взял папочку с бумагами и просмотрел по диагонали первый листок.