Край

Тальберг слушал молча в ожидании подвоха.

– По согласованию с Кольцовым ваша группа меняет статус из научного в опытно-производственный. Теперь на двух установках вы должны получать краенитовую пыль в следующих количествах… – Платон передал приказ с нормативами выработки, с удовольствием наблюдая лезущие на лоб глаза Тальберга. – Пять специалистов, временно переведенных в вашу группу, вернутся на прежние места в недельный срок. Вас с Адуевым для добычи пыли предостаточно, установок две – вас тоже двое.

Платон замер в ожидании реакции на свои слова.

– Ты совсем обнаглел? – разозлился Тальберг. – Ты нас с шахтерами не перепутал случайно? Мало тебе, что в мою личную жизнь влез?

– Не моя прихоть, а команда сверху. Мы люди маленькие – нам сказали, мы делаем.

– Не верю!

– Это не вопрос веры, а проблема исполнительности и соблюдения субординации. Тебе положено внизу копошиться, как муравью, и исполнять приказы. Если не хочешь остаться без работы, конечно.

Самое главное – провоцировать конфликт, не давая успокоиться. Впрочем, особого труда это не составляло. Тальберг, сидящий перед ним на скрипящем стуле, походил на человека, пьющего кофе ведрами. Платон с сожалением подумал о молодом Димке, который не возбуждался по пустякам, а наоборот, являлся памятником спокойствия и неторопливости.

– Ты слишком высокого мнения о себе, – Тальберг повысил голос. – Самовлюбленная скотина!

– Не надо обзываться, – Платон изобразил обиду. – Это недостойно человека науки.

– Ты меня от человека науки до рабочего опустил. Могу выражаться, как хочу!

– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал Платон с поддельной участливостью. – Эта работа намного лучше – сиди себе, добывай пыль, ни метаний, ни творческих разногласий, не надо ворочаться перед сном. Норму сделал – и свободен! Мечта! Зарплата выше, молоко за вредность. Точнее, кефир.

Под конец у него не получалось скрывать издевательский тон.

– Иди в жопу, – у Тальберга кровь прилила к лицу. – Я не для того пятнадцать лет отдал науке, чтобы какой-то хрен, не отличающий конфузор от диффузора, рассказывал, чем мне заниматься!

– Это лишь доказывает, что я за месяц добился большего, чем ты за хваленые пятнадцать лет.

Тальберг решил прибегнуть к последнему козырю:

– Не собираюсь терпеть! К Кольцову пойду! Пусть выбирает, кто ему важнее.

– Бесполезно, с ним уже все обговорено. Он подумал и со мной согласился.

Тальберг испытующим взором посмотрел на Платона, силясь выявить блеф, потом взглянул на лежащий перед ним приказ и заметил подпись Кольцова. Значит, в самом деле, слили.

– В таком случае, я нарушаю трудовую дисциплину и отказываюсь от выполнения задания, – поставил ультиматум Тальберг. – Сами добывайте. Посмотрю, как справитесь.

– Отлично. Так даже лучше.

Платон вытянул из стопки еще один документ.

– Приказ о твоем отстранении с завтрашнего дня от всех работ по физике Края с выговором за недостойное поведение с угрозой физической расправы вышестоящему должностному лицу.

– Какому лицу? – не понял Тальберг. – Галиматья какая-то.

– Мне, естественно!

– Я тебя пальцем не тронул!

– К твоей жене я тоже вчера даже не прикоснулся, а мне от тебя досталось, – дразнил Платон. – Еще посмотрим, кого из нас она выберет.

Тальберг не выдержал, вскочил со стула и одним большим прыжком оказался возле Платона, вцепившись ему в шею.

– Задушу, гнида!

Платон захрипел, пытаясь оторвать крепкие руки от горла и чувствуя, как темнеет в глазах. Тальберг душил не на шутку. Платону не хватало сил для снятия «замка» из пальцев, и он старался вывернуться таким образом, чтобы Тальбергу пришлось его отпустить. Во время маневра задел стопки бумаг, и они рухнули на пол, утянув за собой телефон, который задорно звякнул и раскололся.

В кабинет вбежала Наталья.

– Дмитрий Борисович! Платон Иванович! – прозвучал ее осуждающий голос. Платон с облегчением почувствовал, что шея освободилась и он снова может дышать.

– Вот тебе и недостойное поведение, и угроза физической расправы, – прохрипел он. План едва не дал сбой.

Тальберг не ответил, посмотрел на Наталью, на беспорядок в кабинете и, не сказав ни слова, ушел.

– Вызови Адуева, – Платон потирал шею и поправлял галстук.

– Помощь не нужна?

– Все в порядке. Позови Адуева, срочно.

Саня явился с забинтованной рукой и застыл на пороге, не решаясь войти. Он глядел на Платона со страхом, словно тот мог его покусать.

– Вызывали? – спросил он и кашлянул, прочищая горло.

– Проходи, присаживайся, – Платон разглядывал Адуева, в дешевом спортивном костюме с новыми кедами походившего на травмированного на соревнованиях спортсмена.

Саня сел на тот же стул, где только что сидел Тальберг, и стул точно так же заскрипел. «Выкинуть к черту», подумал Платон.

– Александр. Вы последние годы работаете с Дмитрием Борисовичем и поэтому осведомлены в принципах работы установки. Это так?

– Не то, чтобы сильно… Он лучше разбирается, это же его… – промямлил Саня, не понимая направление беседы.

– Нюансы не интересны, – отрезал Платон, – и можете позабыть о Тальберге.

– Как забыть? – опешил Саня.

– Легко и непринужденно. Вы назначены на должность руководителя группы с завтрашнего дня. Приказ подписан, осталось только написать заявление о вашем согласии с предлагаемой должностью.

– А Дмитрий Борисович?

– Отстранен по причине неадекватности, – Платон продолжал ощущать на шее боль от пальцев Тальберга.

– Что? – у Сани от удивления поднялась левая бровь. – Не может быть! Не верю!

– Откуда вы такие неверующие беретесь?! Бери листок, пиши заявление.