Край

– Тогда напишу заявление, – объявил он. – Самотек многим может стоить жизни.

– Не надо, – попросил Безуглый. – Во-первых, бесполезно, потому что у Демидовича такие связи, сам же за решеткой и окажешься. Поверь, я на своей шкуре прочувствовал. А во-вторых…

– Я должен, – перебил Тальберг. – Это мой долг ученого.

– Заладил, как попугай, «я должен, я должен»! – передразнил Безуглый. – Тебе больше всех надо?

– Да. Ведь я нашел способ добывать краенитовую пыль, а теперь получается, я в ответе за последствия. Если бы не я, ничего бы не случилось. Ни с Кольцовым, ни с Самойловым.

– Вроде ученого, который бомбу придумал?

– Да, именно так.

– Понимаю. Но ты же не умеешь будущее предсказывать. Ты просто хотел, как лучше.

– Я обязан был предвидеть, – продолжал заниматься самобичеванием Тальберг.

– Ничего невозможно предугадать, даже то, включится ли завтра солнце.

Безуглый подошел к одному из шкафов, через стеклянные вставки на дверцах которого проглядывали стопки бумаг, собранные в скоросшиватели. Он нагнулся, открыл нижнюю секцию и достал бутылку.

К счастью, это оказался простой коньяк, а не затрапезная платоновка.

– Других спиртных напитков не признаю, – гордо объявил Безуглый. – Думаю, не помешает для снятия стресса.

– Лекарства, – Тальберг, показал на затылок. – Мне нельзя.

– Пожалуй. Я и забыл, что тебя Кольцов «оприходовал». Тогда рюмашку приму, если не возражаешь. А за Платона не волнуйся. Я обязательно что-нибудь придумаю – у меня тоже есть связи. Какая-нибудь проверка выявит нарушения. Ты поверь, у меня на Платона большой зуб.

Тальберг задумался, глядя на чучело зайца, которое исправно продолжал таскать следом. Олег выглядел уже не так белоснежно и имел слегка замученный вид. Тем не менее, он вдруг подмигнул и шепнул:

– Кольцов говорит, Платон нервничает. Интересно, почему? Есть над чем задуматься.

И снова замер.

– Не хотелось бы, чтобы институт пострадал. Слушай, – Тальберг перешел на «ты». – Николай Константинович обмолвился, что Платон нервный ходит и со здоровьем не в ладах, к чему бы это?

– Да, я тоже заметил, – подтвердил Безуглый. – Он такой после покушения.

– Покушение? – удивился Тальберг, размышляя, сколько событий он пропустил, находясь в анабиозе. – Кто покушался-то?

– Краепоклонник какой-то, псих. Я тебе ничего не говорил. Конфи… конфеде… конфиденциальная информация, следственная тайна. Ты никому!…

– Могила!

– Я оформлял разрешения на временные пропуска для «Вектора», – продолжал Безуглый, – так Талаев непрерывно орал на меня. Он и до этого раздражал, а в последний раз я ему разве что галстук не затолкал в…

– Я тут подумал, – перебил Тальберг, не дослушав, где именно едва не оказался галстук. – А вдруг, дело уже в шляпе, и нам даже ничего предпринимать не придется.

– В смысле?

– У тебя ключ от кабинета Платона есть?

– Обижаешь!

– Пошли!

Тальберг направился в приемную, не дожидаясь, пока Валентин Денисович отыщет нужную связку.

Наталья уже ушла, но у Кольцова еще горел свет – Мухин принимал дела, наслаждаясь одиночеством на новом месте.

Безуглый топтался у закрытой двери с табличкой «Зам. директора по научной работе» и открывал замок. На шум явился потревоженный Павел Владимирович, из-за последних событий переживающий, чтобы не напали на него самого.

– Что происходит? – спросил он.

– Ничего, – заверил Безуглый. – Следственный эксперимент особой важности. Попрошу не мешать.

– Какой эксперимент? – не понял Мухин. – И причем тут кабинет Талаева? Нельзя перенести мероприятия на утро?

– Тс-с-с. Тайна следствия, – Тальберг приложил указательный палец к губам. – Вопрос жизни и смерти.

Он переживал, как бы Мухин не учуял запах коньяка, но тот ничего не заметил, одарил еще одним недоверчивым взглядом и всосался в кабинет, тихо прикрыв за собой дверь.

Тальберг уверенным шагом направился к креслу Платона.

– Что ищем? – спросил Безуглый вслед. – Я потерял нить наших рассуждений.

Тальберг наклонился и на секунду исчез под столом. Через мгновение раздалось его радостное мычание:

– Нашел!

Он вылез, держа пустую бутылку «Лоскутовского черного золота».

– Нарушил первое правило самогонщика – не пить то, что гонишь, – икнул Безуглый. – Но как нам это может помочь? Компромат в виде одной пустой тары слабоват, честно тебе скажу.

– Я о краенитовой пыли не все рассказал, – пояснил Тальберг. – Она не просто вызывает агрессию. У того человека, которому в организм попал краенит, возникает навязчивая идея, что он теряет самое ценное в жизни.

– Сложновато, – признался Безуглый, переставший отличать науку от магии. – Если Платон пьет эту дрянь, значит, опасается потерять самое ценное.

– Правильно, – подтвердил Тальберг. – Видишь, элементарно.

– Да, но что именно?

– Не знаю. Но, кажется, сильнее всего он любит держать весь мир под контролем.

– Тебе виднее, я с ним так тесно не знаком. Но не возьму в толк, как это нам поможет?

– Я тоже не понимаю, – сказал Тальберг. – Но последствия обязательно будут.