– Оно никогда не наступает. И вообще, это название для колхоза.
– Если не светлое, хотя бы интересное!
– Не надо! – возразила она. – Если такое интересное, как в последний месяц, я предпочту обычную скучную жизнь.
– Давно, наверное, не говорил, – Тальберг с трудом подбирал слова. Он не привык демонстрировать чувства. – Не знаю, как сказать правильно. Я в разговорах не очень…
Лизка внимательно смотрела на него, отчего он смущался еще сильнее, путался в придаточных предложениях и никак не мог перейти к сути.
– Я, пока находился в запое, понял одну простую вещь. В общем, я всегда хочу быть с тобой, – начал он, – потому что…
– Почему? – поторопила она, когда пауза затянулась.
– Потому что… – он замялся. – Просто так. Безо всяких причин.
– Ой ли? – она прятала улыбку. Ей стало хорошо и легко, и перестали болеть ноги. – Хоть бы одну мог бы и назвать, – она шепотом добавила в шутку: – Если скажешь, что кто-то же должен заниматься готовкой, долго не проживешь.
Тальберг сконцентрировался, как олимпиец перед финальным прыжком, и закончил:
– Я тебя люблю.
Слова оказались простыми и затасканными, но он говорил их нечасто и поэтому они подействовали ровно так, как и предполагалось. Лизка знала, что Тальберг не лицемерит и не врет и, если все-таки сказал, именно так дело и обстояло.
– Такое чувство, будто мне восемнадцать, – признался он. – Хорошо, в темноте не видно, как я покраснел.
– Заметно, – улыбнулась Лизка.
Она смотрела в его добрые глаза и продолжала улыбаться.
– Что с Платоном делать будешь? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Ничего. Совсем. Думаю, это у него проблемы, а не у меня.
– Да неужели? – удивилась Лизка. – Ты же его так ненавидел!
– А теперь все равно, – признался он. – Даже жалко. Я все-таки отобрал у него потенциальную жену и дочь.
– С чего ты взял, что это ты украл, а не я так решила?
– Ну как же, – развел руками Тальберг. – На лавочке в институте…
– Ты мне, между прочим, всегда нравился больше, чем он! Не думаешь же ты, что я замуж за тебя вышла от отсутствия вариантов?
– Тогда почему ты с ним?…
– Потому что из тебя простых три слова надо клещами вытягивать, а уж какой-то самостоятельной инициативы так и вовек не дождешься! Даже паршивого цветочка!
– Неправда, – обиделся Тальберг. – На твой день рождения…
– Да, ежегодно одинаковый букет из роз, как по расписанию. Сама непредсказуемость и инициативность! Вот если бы взял и без всякого повода сделал небольшой приятный подарок…
– Ты бы решила, что я тебе изменил, – уверенно закончил Тальберг.
– Нет, – возразила Лизка. Задумалась, как бы она отреагировала в этой гипотетической ситуации, и признала: – Хотя для тебя и впрямь слишком подозрительно.
– Если я такой безынициативный и нерешительный, почему ты выбрала меня?
– Один раз ты решительность проявил.
– И этого оказалось достаточно?
– Как видишь, нужна самая малость.
Тальберг приобнял Лизку, потерявшуюся у него где-то под мышкой. Так они и сидели.
– Знаешь, ты меня домой на руках несешь? – объявила Лизка. – У меня вместо ног теперь одна сплошная мозоль.
– Легко, – молодцевато ответил Тальберг, подхватил визжащую Лизку и пересадил ее себе на колени.
Она схватила его за шею, случайно задев рану. Он зашипел от боли. Эффект от обезболивающих закончился.
– Что такое? – перепугалась она, глядя на его перекошенное лицо.
– Меня убить пытались.
– Да вы сговорились все?
– Можно подумать, я специально, – он надеялся на другую реакцию.
Лизка, холодея, предположила, что покушавшимся мог оказаться Платон, и решила уточнить:
– Просто так, на всякий случай… это не Платон?
– Нет, – засмеялся Тальберг. – Кольцов.
– Директор института? – Лизкины глаза округлились и наполнились ужасом. – И где он сейчас?
– В больнице, – сказал он, будто покушение руководителя на сотрудников – рядовое событие, случающееся не реже раза в квартал.
– Мне не придется ждать тебя двадцать лет из колонии? – распереживалась Лизка. – В милицию не заберут?
– Боишься не дождаться? – пошутил он.
– Иди ты, – она пребольно ткнула указательным пальцем в бок.
Она поцеловал Лизку. Она обняла его и мечтательно закрыла глаза.