– Боится потеррять тебя, боится за него…
– У них так все серьезно?
Кот прищурился и по-человечески тяжело вздохнул.
– Более чем я мог себе прредставить. Нам еще долго быть вместе, вам необходимо помирриться, отложи свои коваррные намеррения до конца пути.
Гаитоэранта чмокнула его в холодный, мокрый кожаный нос.
– Пока у меня вообще нет никаких планов. Ладно, пойдем завтракать.
По коридорам дворца пронесся протяжный перелив хрустального колокола, возвестившего о готовности завтрака.
Гаитоэранта вытерла рукавом слезы, потрепала кота за ухом и, ни слова более не говоря, направилась к двери. Маркиз задумчиво посмотрел ей вслед.
– Ой, не веррю, – тихо заключил он, зрачки сузились в едва различимые щелочки, – не будь я калахаррским котом…
На ведущей в летнюю столовую веранду лестнице Гаитоэранта столкнулась с глотающей слезы Кайлин, которая, очевидно, не была настроена делиться своими огорчениями, так как тотчас радужно улыбнулась и поспешила вниз.
– Кайлин, подождите, пожалуйста, – окликнула ее Гаитоэранта.
Кайлин замерла как вкопанная, медленно, словно ожидая удара, обернулась.
– Вы случайно, не знаете, мои спутники собрались?
– Они в трапезной, ваше сиятельство, – облегченно вздохнула девушка. Она уже спустилась на пару ступенек, как вдруг вновь обернулась и подчеркнуто не заинтересованно спросила, – позвольте, вы не знаете, госпожа Марина зайдет после завтрака к себе в комнату?
– Не ручаюсь, но думаю, зайдет, – отмахнулась Гаитоэранта, несколько удивленная вопросом.
Кайлин кивнула и побежала вниз, Гаитоэранта моментально забыла о ее существовании.
В высокие стрельчатые окна трапезной лился яркий солнечный свет, играя на золотых приборах и тонком хрустале. Во главе стола как всегда исполненный величия восседал Альк, по правую руку сидел убеленный сединой Абегаэль, по левую Марина и Кэрсо-Лас, далее место пустовало. На противоположном конце стола завтракала придворная знать, лучшие виноделы, воины, лекари, конезаводчики, а также насколько новых, незнакомых лиц.
– Приветствую, – коротко поздоровалась Гаитоэранта, усаживаясь на единственный пустой стул.
Беседа за столом на секунду прекратилась, незнакомые калатари возмущенно переглянулись, но не встретив поддержки со стороны, принялись расспрашивать рядом сидящих о статусе новоприбывшей, позволившей себе опоздать на прием, усесться рядом с правителем и не соблюсти регламента приличествующих церемоний.
– Что за прием, предупредили бы, я может, приготовилась бы? – как ни в чем не бывало шепнула она Кэрсо-Ласу.
– Прибыл караван, на пятый день мы покинем Стейдвидж и продолжим наш путь, – также шепотом ответил Кэрсо-Лас.
Альк поднял бокал, голоса стихли.
– Я прошу минутку вашего внимания, – улыбнулся он собравшимся, – с этой минуты я объявляю начало ежегодного турнира воинов и магов, который завершится на третий день грандиозным пиршеством в честь наших уважаемых гостей, столь скоро собравшихся нас покинуть.
Грянуло дружное «Слава!», зазвенели кубки, Альк поднялся и стоя осушил свой бокал.
– Правитель, развейте мои сомнения, – поднялся со своего места высокий незнакомый калатари, чье лицо пересекал белый шрам, – в турнире будут участвовать все желающие?
– Безусловно, Тинтониэль, любой мужчина или женщина могут помериться силами в искусстве стрельбы из лука, рукопашном бою, бою на мечах или магии.
– Все ли? – насторожено остановил его Абегаэль, бросив косой взгляд через стол на погруженных завтраком гостей.
Альк на секунду задумался.
– Правила неизменны, но они же позволяют не принимать вызова, если нет достаточной уверенности в своих силах.
– О, не беспокойтесь, дорогой Альк, мы не станем участвовать, – оторвавшись от восхитительного кролика под кисло-сладким соусом, проговорила Марина.
Не успела она этого сказать, как Тинтониэль вновь поднялся.
– Я был чемпионом в боях на мечах последние пять лет, я приехал специально и уверен в своих силах, а также в том, что среди знакомых мне воинов не найдется того, кто мог бы оспорить мое звание чемпиона и потому я бросаю вызов… – он снял с манжеты золотую ленточку, обошел стол и положил ее перед Кэрсо-Ласом невозмутимо намазывающем булку джемом
Воцарилось напряженное молчание, Кэрсо-Лас и не подумал прервать свое занятие. Марина со стоном закатила глаза, Гаитоэранта засмеялась, Абегаэль смотрел на безрассудного эльфа со смесью раздражения и жалости, Альк нахмурился.
Кэрсо-Лас, не переставая жевать, покрутил ленточку.
– Спасибо, великодушно, но я понятия не имею, что с этим делать, – он несколько небрежно отложил знак вызова и допил оставшееся в кубке вино.
Тинтониэль побледнел, Марина притянула к себе Кэрсо-Ласа, принялась объяснять смысл произошедшего. Тот удивленно вскинул брови, впервые взглянув на смельчака.
– Я не нуждаюсь в снисхождении, ваше сиятельство, – гневно заговорил калатари, меряя будущего противника грозным взглядом, – если вы не примите вызова, я буду считать вас трусом.
Альк примирительно вскинул руки.
– Сядь, Тинтониэль. Наши гости не знают правил турнира…
– Да зачем нам их знать, любезный Альк, это турнир воинов калатари, мы не станем участвовать, это же будет чистое избиение младенцев, – слишком громко прошептал Кэрсо-Лас.
Марина больно ткнула его в бок.
Тинтониэль аж подпрыгнул от такого оскорбления. Гаитоэранта от смеха почти что залезла под стол, те, калатари, кто имел представление о возможностях чужестранцев, смотрели на Тинтониэля с искренним сочувствием, другие, прибывшие с караваном – с восхищением.
– Заклинаю тебя звездой Идеэра, прими мой вызов или мой позор навек останется с тобой моим проклятием, – белыми дрожащими от негодования губами пролепетал воин.
– Не смей! – загремел Альк, отшвырнув от себя кубок.
Стало очень тихо, было слышно, как шипит в графинах пенный квас.
– Что он сейчас сказал? – осторожно переспросил Кэрсо-Лас.
– Пообещал покончить с собой, если ты не свернешь ему шею, – великодушно пояснила Гаитоэранта.
– Не обязательно, – тихо возразил Альк, – воины не погибают на турнирах, для этого есть настоящие битвы. Обычно бой кончается незначительными повреждениями, впрочем, при тяжелых ранениях наши лекари используют воду целебного источника.
– Соглашайся, что уж делать, – вздохнула Марина, переходя на русский язык, – треснешь его клинком плашмя по глупой башке и пусть внукам рассказывает, что дрался на дуэли с Ветром.
Кэрсо-Лас улыбнулся.