Однако все самое замечательное рано или поздно заканчивается. Отгремели фанфары, чествующие победителей и горькие злопыханья побежденных, великолепный прощальный бал, прощальные речи и добрые напутствия.
Наступил роковой рассвет. На востоке нежно заалели подсвеченные робкой зарей облака. На траве серебрились капельки росы. Утро дышало безмятежным покоем и свежестью, обещая ясный погожий день.
После красочного и шумного карнавала город дремал в сладкой неге. Караван бесшумно прокатился по прямым, утопающим в садах улочкам, не потревожив мирных снов жителей. У калатари не принято было прощаться на пороге, все уже сказано накануне. Лишь Абегаэль нарушил неписаное правило и проводил их до ворот. Сонная стража пропустила их без вопросов и лишних слов. Сердце Марины болезненно дернулось при взгляде на закрывающиеся засовы. Кайлин плакала, глубоко надвинув на лицо капюшон, Гаитоэранта и Маркиз тихо о чем-то беседовали, сидя в богато украшенной медными вензелями и пластинками карете. Марина и Кэрсо-Лас ехали отдельно верхом, не выспавшиеся караванщики молчали.
– Вот и все, – не то спросил, не то констатировал Кэрсо-Лас, натягивая поводья, чтобы в последний раз посмотреть на зачарованный город.
Марина это чувствовала, холодная ясность ничем незамутненного восприятия медленно, но верно вытесняла собой иллюзии. Конечно же, они никогда сюда не вернуться, им вообще не стоило так задерживаться. Засмотревшись назад, Кэрсо-Лас съехал с лошади вместе с заменяющей седло попоной.
– Пересядь в карету, не мучай животное, – улыбнулась она.
Несколько подоспевших на помощь калатари похоже полностью разделяли ее мнение.
– Ни за что, – буркнул он в ответ, – сейчас мне только кошачьего всезнайства не хватало.
Марина засмеялась и спрыгнула со своего коня.
– Да, брось, у него и без тебя куча благодарных слушателей. Вздремнем хоть немного, пусть бубнит.
– Я слышу, между пррочим, – беззлобно огрызнулся высунувшийся из окна кареты Маркиз.
Кэрсо-Лас махнул рукой, соглашаясь.
Чем дальше оставался город, тем проще и прозаичней казались вокруг пейзажи и запахи. Трава из изумрудно-зеленой превратилась в иссушено желтоватую, со стороны гор тянуло сыростью, колеса кареты и копыта лошадей поднимали лихо кружащуюся в воздухе пыль. Вскоре убаюканные мурлыканьем философски настроенного Царря живой природы и почти что недельным недосыпом Кэрсо-Лас и Марина уснули. Когда жара стала невыносимой, Гаитоэранта последовала их примеру, предоставив Маркизу без зазрения совести восхвалять свою мудрость и таланты перед восторженным хозяином каравана Сандэниэлем, Кайлин и все еще не пришедшим в себя после боя с ветром Тинтониэлем, также пересевшим в карету после очередного приступа тошноты и головокружения. Он более не испытывал былого панического страха перед победителем, но, тем не менее, предпочитал держаться поближе к мудрейшему из мудрых, которому это обстоятельство льстило неимоверно.
После полудня зарядил мелкий солнечный дождик, капли шлепали вокруг, прибивая к земле дорожную пыль. Горы стояли нерушимой стеной, нависая над взбирающейся вверх дорогой серо-бурыми зубчатыми обрывами, то и дело посылая вниз мельчайшие откалывающиеся частички. Воздух стал затхлым и спертым, разговоры и смех теперь звучали насторожено, словно кто-то мог их подслушать. Верховые калатари спешились, взяв всхрапывающих лошадей под уздцы. Похоже, всем было не по себе, всем, кроме сладко посапывавших представителей иных стихий.
– Мудрейший, рядом с вами нам ведь ничего не угрожает? – нервно перебирая венчавшие походную шляпу ленточки, спросил Тинтониэль, с завистью глядя на спящих спутников.
Кайлин вздрогнула.
– Если ты имеешь в виду ведьмаков, то ты пррав, – сонно пробурчал Маркиз, сладко позевывая.
– А обвалы, ведь в горах бывают обвалы?, – поддержала разговор Кайлин.
– Не думаю, что нам это чем-то гррозит, – вновь зевнул кот, – до прривала, как еще часа три, отдохните пока.
– А что будет, если они всерьез поссорятся? – едва слышно пробормотала Кайлин, переводя взгляд со спящей на плече Кэрсо-Ласа Марины на удобно привалившуюся к кошачьему боку. Гаитоэранту.
– Конец этого мирра, – невозмутимо фыркнул Маркиз, пряча нос в кончик пушистого хвоста, – не бойся, этого никогда не случится, им чужда диалектика смерртных, они вне добрра и зла, им не из-за чего всеррьез ссорриться…
– А как же любовь? – вставил Тинтониэль.
– Послушайте меня внимательно, – кот на мгновение стряхнул дремоту, – если они рругаются, крричат, ррубят, топят или жгут дрруг дрруга, они не наносят себе никакого врреда, главное не стоять прри этом ррядом, тогда и вам нечего не будет угррожать, – он вновь уткнулся в собственный хвост, – они бессмерртные, не трратьте свое дррагоценное врремя на попытки понять их прроблемы и не вставайте на их пути.
– Но… – начал было Тинтониэль.
– Ничего не случится, – по слогам протянул Маркиз, – если войну не выигррать, нет смысла ее начинать, это способны понять даже не одарреные умом смерртные. Не меррь Великих по себе, у тебя уже есть опыт подобного заблуждения, – Маркиз не умел читать мысли, все недосказанное пылким калатари как в зеркале отражалось на его лице.
Кайлин деликатно сделала вид, что не заметила, как залилось краской лицо молодого воина.
Карета медленно ползла вверх, дорога становилась все более неровной, пока не превратилась в сплошные кочки. Аландатаи (так назывался возглавляющий караван проводник, он же отвечал за его охрану) протрубил привал. Чистый мелодичный звук рога, многократно усиленный пробудившимся эхо, разлился среди нагромождений скал. Кэрсо-Лас невольно вздрогнул, Марина проснулась.
– Что случилось?
– Прривал, – коротко пояснил кот, намереваясь вновь задремать.
Кайлин, Сандэниэль и Тинтониэль отправились помогать ставить шатры и готовить обед.
Марина выглянула в окно – они остановились на крохотном треугольном пятачке, видимо дорога из Стейндвиджа здесь обрывалась, у обрыва росли раскидистые ели и из-под земли бил ледяной ключ, ручейком сбегая по крутым поросшим мхом скалам. С противоположной стороны горного отрога не нашлось ни единого намека на тропу. Казалось, их путь лежал в никуда. Чувствуя, что идея внезапной потери ориентиров не годилась, Марина придвинулась к противоположной дверце. Точно. Шатры ставили полукругом у огромного серого обломка скалы, в незапамятные времена рухнувшего откуда-то сверху. Валун плотно прилегал к отвесной стене. Видимо, это и был таинственный проход.
Что приехали? – зевнула Гаитоэранта.
– Привал.
– А есть будем?
Марина улыбнулась.
– Наверняка, ты что проголодаться успела?
– Немного, – кивнула Гаитоэранта, потягиваясь, – а ты нет?
– Я больше за то, чтобы поспать чуть-чуть…
– Вы что совсем не спали? Как сил только хватало, – хихикнула она.
– Да ну тебя, – отмахнулась Марина, – хватало, а спали мы действительно мало, жалко времени было.
– Да, безусловно, находились дела поинтереснее, – живо отозвалась Гаитоэранта и тут же ретировалась, – пойду, заценю походный сервис, – с этими словами она выскочила из кареты.
– Если, надумаешь еще поспать, лучше перребиррайся в шатерр, – предупредил приоткрывший один глаз Маркиз, прекрасно все слышавший.
Марина легко тронула за плечо спящего Кэрсо-Ласа. Тот мгновенно открыл глаза, но взгляд еще несколько секунд оставался не сфокусированным.
– Здесь душно, – вдруг заявил он, вымученно зевая.
– Я не чувствую, – пожала плечами Марина.
– Он Ветерр, – буркнул Маркиз, отряхнулся, выгнул дугой спину и выпрыгнул из окна.
– Ах ну да, как я забыл, – фыркнул Кэрсо-Лас.
– Серьезно, это может стать проблемой?
Он наклонился и легко коснулся губами ее щеки. Против собственных ожиданий, Марина с готовностью ответила на поцелуй, привычным движением обвив руками его шею.
– Как бы не держала нас физическая оболочка, мы все равно бессмертные, – шепнул он ей в самое ухо.