Сны Великого Моря

– Ты не сопротивлялся, – неуверенно возразила Марина, – если бы…

– Я не был готов, я и предположить не мог, что такое возможно, – улыбнулся Кэрсо-Лас, – К тому же, твоя сила близка моей собственной, вреда бы не нанесло никому, мне незачем было сопротивляться, но нас окружала чистая сила Воздуха, тебя же это обстоятельство нисколько не притормозило. Гаитоэранта потеряла сознание, выключилась, так сказать…

– А у меня случилась истерика, – засмеялась Марина, чувствуя, что окончательно согрелась.

– Ровно после того, как я вновь стал собой, слабо вырубить ветер во владениях воздуха! А истерика, как ты ее называешь, всего лишь результат отката, – он сморщился как от зубной боли, – нет, положительно людской язык бесконечно несовершенен.

– Состояния, когда не знаешь, что делать с высвобожденной энергией, не имея намерений дальше ее использовать, – помогла ему девушка.

– Ну, в общем и в целом… да, – кивнул он, – все равно предположить, что ты и есть легендарный Солеа, я не мог…

– ЛегендарнЫЙ? – лукаво улыбнулась Марина, – кто решил, что именно НЫЙ, если никто никогда не видел меня во плоти?

– Хочешь сказать, что помнишь себя в изначальном облике? – искренне удивился Кэрсо-Лас

– Это единственное, что я вообще помню из своего изначального бытия, – Марина сняла с себя плащ, – Само имя Солеа на языке моря, если есть такой язык… впрочем, неважно. Скажем так, в моем восприятии это тождественно символу власти как данности, как единственной реальности, этому должно соответствовать противовес. Хотя бы номинальная физическая немощность, иначе не миновать экспансивного настроя. Это способ сдерживания самое себя, не больше, не меньше.

– То есть, хочешь сказать, женское начало предостерегает от стремления к власти? – недоверчиво хмыкнул Кэрсо-Лас.

– Зачем стремиться к власти тому, кто сам олицетворяет собой власть, дело не в женском или мужском начале, ты когда-нибудь думал о себе как о мужчине?

– Я вообще никогда не задавался подобными вопросами, – пожал плечами Кэрсо-Лас.

– То-то и оно… Просто для меня важен баланс, сила воды в восприятии всего существующего вокруг, основная сила сосредоточена в глубине, что-то сродни воронке наоборот… – Марина беспомощно развела руками, точь в точь как незадолго до этого Кэрсо-Лас, когда подбирал нужные слова, – чем глубже, тем больше понимания, больше силы, проникновения в суть всего сущего, а физическая, самая поверхностная оболочка обязана быть максимально восприимчивой, она не имеет права обладать еще и физической силой… Теперь понимаешь? – она с надеждой посмотрела на своего собеседника.

Тот задумчиво тер подбородок.

– Кажется, да, – в темной стали его глаз засветились озорные лучики улыбки, – тогда почему тебя никто не видел в воплощении?

– Не знаю, – вздохнула Марина, вновь вытягиваясь на кровати, – я уверенна лишь в том, что я Солеа и именно та, о которой ты говоришь.

– Угораздило же меня! – хохотнул Кэрсо-Лас, наотмашь падая на спину раскинув в стороны руки, чуть было не заехал ей в бок локтем.

– Ты про что?

Он развернулся к ней лицом, ответил совсем серьезно, без тени иронии или беспечного озорства:

– Про то, что Маркиз прав и когда мы покинем этот город, в моем отношении к тебе ничего не изменится и физическая оболочка тут ни при чем…

Она убрала с его лба волосы, провела тыльной стороной ладони по седому виску, нежно поцеловала.

– Это началось еще до того как мы вступили в этот город и, думаю, даже раньше, чем мы оказались в этом, так сказать, Изначальном мире, я и Гаитоэранта, но я не могу ничего вспомнить.

– Сегодня, когда наш котяра предложил забыть все, у меня мелькнуло такое же ощущение…

* * *

– Здорово, господа! Выше всяких похвал! – раздался громовой голос со стороны двери, – Только зачем из меня идиотку делать! – ввалившаяся без стука Гаитоэранта единым порывом выпалив гневную тираду, поспешила захлопнуть дверь.

– Она что, что-то услышала? – непонимающе оглянулся по сторонам Кэрсо-Лас.

– Увидела, – тяжело вздохнула Марина, нехотя соскребая себя с кровати, – вошла и увидела нас с тобой, мирно беседующих лежа в постели и, учитывая все прежние подозрения, сделала вполне логичные выводы.

Она подошла к окну. Внизу разгоралась нешуточная баталия, жаркий спор перерастал в потасовку, молодые эльфы размахивали руками, перебрасывая друг другу причудливую мотыгу с длинными спирально закрученными зубцами.

– Ты расскажешь ей? – спросил подкравшийся сзади Кэрсо-Лас, – Чего это с ними? – удивленно глядя вниз, спросил он.

– Давно пора было рассказать ей, но знаешь, сейчас мне не хочется с ней ругаться.

– Почему обязательно ругаться? Это наше частное, если я правильно понял, дело…

– Да, да, все это так… Чтобы это понять, нужно побыть людьми несколько тысяч лет, – она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

Внизу стихли голоса, судя по всему, калатари дружно таращились на них снизу вверх.

– Пойду, поговорю с ней, – улыбнулась Марина.

Кэрсо-Лас отступил на шаг, увлекая девушку за собой, подальше от окна, не переставая, однако целовать ее. В результате разговор с Гаитоэрантой отложился еще на пару часов.

Ко времени утренней трапезы о романе «опасных чужестранцев» знали все во дворце, от Абегаэля и Алька до Кайлин и прочих молодых калатари, прислуживавших Великим.

Об этом судачили в садах и на кухне, гадая когда и почему так случилось, большинство восприняло это как неизбежное влияние магии города, некоторые спорили быть или не быть свадьбе и грандиозному празднику по такому случаю. Альк, поначалу усмотрел в этом проблему, но, переговорив с Маркизом, расслабился и не стал мешать своим подданным делиться впечатлениями. Абегаэль почти не удивился, вне себя была только Гаитоэранта

Злилась, прежде всего, на себя, совершенно не понимая, почему сие, по сути, тривиальное обстоятельство так ее задевает. Ну, спит ее подруга с ветром, что же в этом такого уж особенного. Она могла предположить, почему Марина не спешила поделиться такой новостью – поди, сама от себя не ожидала. Стейдвидж – город силы жизни, Кэрсо-Лас не эльф, бояться покалечить короткую жизнь не надо, расслабься и отдыхай… Однако Гаитоэранта злилась, ярость кипела в ней подобно огненной лаве в жерле проснувшегося вулкана, и рассудок не в состоянии был усмирить ее.

Она неподвижно лежала у себя в комнате на давно застеленной постели, уставившись в крошечную точку на потолке. В широко открытых глазах бушевали языки пламени, которые теперь мог запросто увидеть любой смертный. Она ничего не знала, кот знал, а она нет – эта мысль вращалась по кругу, выводя из себя своей неотступной навязчивостью.

– Можно? – в проеме двери показалась тигровая лапа.

– Уйди от греха, – пробурчала Гаитоэранта, – не ровен час подпалю шкурку…

– Как гррубо, – ласково мурлыкнул Маркиз вальяжно растягиваясь на ковре рядом с кроватью, – Кого рревнуешь, ее или его?

– Что за глупости! – фыркнула Гаитоэранта, поневоле отвлекаясь от мрачных мыслей, – Ты, между прочим, засранец, каких поискать…

– Я им обещал…

– Даже так, – Гаитоэранта резко села, – и чего же было такую секретность разводить? Я бы в третьи лишние не набивалась, им это хорошо известно.

– Бррось мне зубы заговарривать, – перебил ее кот, – ты могла догадаться сама, но ты же в упорр ничего видеть не желала, почему ты злишься на самом деле?!

От такого напора Гаитоэранта застыла на долю секунды.

– По-твоему я не заслуживаю элементарного доверия? – с вызовом и горечью спросила она, – Между прочим, я могла бы считать его своим врагом, то есть я имею на это право. А теперь что я должна делать?! Простить, забыть и благословить или потерять единственного друга?! – ее прорвало, к горлу подступил скользкий комок, злость уступило место обыкновенной детской обиде, – Зачем Мари о том подумать, ей вообще на меня наплевать!

– Не наплевать, – Маркиз прошелся по комнате, – она боялась тебе сказать именно потому, что знала, как ты это воспрримешь, – он сел рядом, сложив голову на ее колени, – Она даже теперрь боится…

– Чего? – всхлипнула Гаитоэранта, зарываясь лицом в мягкую кошачью шерсть на загривке тигра.