Госпожа Вольтури

– Я тебя ненавижу, – напомнила я.

– В этом и заключается весь смысл, – усмехнулся он в темноте, оскалив белоснежные клыки.

Лёгкий укус в области сонной артерии вернул меня к мыслям о Люциане.

– Прошу, – прошептал Аро, – не думай о нём хотя бы сейчас.

Я впивалась ногтями в его спину, желая причинить немного боли, выпустив кровь из его ран, но всё было бесполезным. Казалось, будто я царапаю мраморные плиты в древнем Парфеноне.

– Отпусти себя, – взмолился он, покрывая горячую плоть холодными поцелуями.

– Неужели тебя станет легче? – моя ухмылка зацепила его самолюбие.

– Я хочу впитать тебя каждой своей клеточкой этой ночью. Позволь узнику, обречённому на вечные страдания, получить желаемое.

Я запутала свои пальцы в его волосах и впала в забытье, словно всё, что происходило сейчас, было не со мной. Мне не нужны были воспоминания об этой ночи, и я собиралась забыть всё об Аро, покинув на рассвете Вольтерру.

Я смогла подыграть ему, способствуя утолению его голода. Я сделала всё, что было в моих силах, не испытывая при этом к нему горячего желания и прежних чувств.

– Ты доволен? – холодно спросила я, когда первые лучи восходящего солнца выползали над горизонтом.

– А ты? – его интересовало мое мнение, хоть я и не знала, зачем ему слова.

– Мне всё равно, – призналась я, ведь смысла скрывать это не было, поскольку, если бы он захотел, он смог бы сам прочитать это в моих мыслях.

Я лежала рядом с ним, стараясь не касаться его, обернувшись светлой простыней.

– Закажешь мне билет до Будапешта? – попросила я через пару мгновений.

– Ты так сильной хочешь от меня уйти, что даже не позавтракаешь? – усмехнулся он.

Я не видела его мимики, а лишь слышала интонацию, которая говорила всё сама за себя.

– Меня в Венгрии ждёт маленькая дочь, – напомнила я о той, которую он видел в моих воспоминаниях.

– Это адово создание, порождение тьмы? Ты ведь так не желала её появления на свет, пока она была в твоей утробе!

– Да, ты прав, она – плод любви Люциана и моей ненависти, но её взгляд не позволяет мне жалеть о том, что именно я оказалась её матерью, а вожак ликанов – отцом.

– Ты стала слишком синтементальной.

– Нет, Аро, я наконец-то обрела ценности.

– Ценности? Это то, что является призраком желаемого и дорого для тебя? Это то, ради чего ты совершаешь глупости, отказываясь от холодных расчетов разума?

– Я сказала достаточно тебе, чтобы ты всё понял.

Он, опершись на локоть, утопив его в подушке, повернулся ко мне, разглядывая моё лицо.

– Ты забыла об Агнессе, об Адаме? Они ведь тоже твои дети, – взывал он к голосу моего рассудка.

– Нет, я не забыла о них, но с удовольствием бы забыла о тебе. Я проклинаю тот день, когда отец впервые впустил тебя в наш дом! Ты принес в него несчастья. Скажи честно, кто стал главным организатором убийства моего первого мужа? Кто устроил покушение и смерть Пуданса?!

– Я! – зло воскликнул Аро. – Я всё это затеял, чтобы освободить тебя от никчемной жизни с наивным юнцом, не осознававшим до конца своего счастья!

– Я ненавижу тебя!

– Зато… Твой второй муж умер от старости. Ты была рада этому? Как он стариком доживал свои года? Он-то поистине ценил тебя, я бы даже сказал, боготворил. Если бы в Вечном городе – Риме было достаточно места, то он бы построил для тебя храм!

– Какое же ты ничтожество! – прошипела я.

– Нет, ты ошибаешься. Всю твою жизнь я заботился о тебе, сводя нас друг с другом, оберегая тебя, словно твой ангел–хранитель. Ты меня не видела рядом, но могла чувствовать мою заботу.

– Заботу?! Убить того, кого я любила, это по-твоему забота? На моих глазах ему вонзили нож в сердце! Это забота?! Меня выкрали из дома посреди ночи, послали ему письмо, и он пришел меня спасать, отдав взамен моей свою жизнь! У тебя извращенные понятия о добродетелях! Всё чёрное ты видишь в белом свете!

– А фанатичный ученый? Доктор Бергер? Он был твои третьим мужем, с которым ты прожила с 1879 по 1925 год! Что ты скажешь о нем?! Он – единственный, кому ты открыла свою уникальность! Он не ставил на тебе опыты, а жаль, иначе я бы убил и его!

– Будь ты проклят! – выпалила я. – Всю мою жизнь ты чинил козни моим близким, лишал их возможности прожить их собственные судьбы. Ты уничтожал всё то, что мне было дорого! Не смей говорить о нашей с Люцианом дочери, что она – исчадие ада. Единственный, кто заслуживает такового названия, это ты!

Я встала с постели, оделась, пока он бесцеремонно разглядывал моё тело, укутанное лишь ранними лучами солнца.

– И ты вернешься к нему? После того, что он сотворил?! – усмехнулся Аро, пока я, достав дорожную сумку из шкафа, складывала в неё свои вещи.

– Конечно, вернусь. Он ни разу меня не предавал, всегда был честен и по-настоящему заботился обо мне. Ты же видел, когда касался меня, что нам с ним пришлось пережить, справляясь с последствиями моего возвращения в человеческую сущность. Меня воротило от вида продуктов красного цвета. Он вытаскивал меня из вечных мук, чтобы снова подарить мне жизнь, которую ты отнял, превратив меня в вампира!

– Ты сама этого хотела! – закричал Аро, резко сев на кровати.

Я замерла, ведь он был прав. Пару секунд я бесцельно смотрела ему в глаза, стоя в трёх метрах от него, а потом, собравшись с мыслями, решила бросить в его душу тяжелый осадок.

– И ты поверил, – усмехнулась я.

Он опешил.

– Ты… ты обманула меня? Но… – удивленно бормотал он. – Как тебе это удалось?

– У всех свои лазейки, – кокетливо улыбнулась я и застегнула замок на сумке.

Я направилась к двери, но он в одно мгновение перегородил мне путь.

– Аро, бессмыслены все те слова, которые ты сейчас хочешь сказать, – пояснила я свою позицию.

– Тем не менее, – не согласился он. – Я… – он подбирал слова. – Я хочу, чтобы ты знала: если ты когда-нибудь захочешь вернуться… или тебе просто наскучит жизнь среди варваров… помни, что я буду ждать тебя. Через день, неделю, год или века… Я буду готов снова принять тебя и твою дочь, несмотря на то, что не я её отец.

– Я благодарю Бога, что это так.

– Не будь так строга ко мне.

– Знаешь, если бы ты был маленьким, наивным ребенком, или хотя бы смертным, которому отведено несколько десятков лет, то я бы смогла простить тебя, ведь ты совершил бы все свои самые гнусные поступки по глупости. Но тебе три тысячи лет. Ты знаешь, что такое жизнь и смерть. Неужели тебе нужно рассказывать, что есть добро и зло?