Падение в небо

– Мне всегда нравилось быть второй! – У неё были свои козыри: она любила нас обоих и не скрывала своих чувств.

– Ты родишь наследника огромной империи! – продолжала давить я.

– Зачем вы так со мной… – взмолилась Агата, хлюпая носом.

– Ступай, – мягче сказала я, отходя в самый дальний угол своей темницы. Чтобы Агата не видела моё искажённое страданиями лицо. И слёз, которые тяжёлыми каплями стекали по щекам.

– Вас же повесят! – взвизгнула она, подскочив с колен, пытаясь рассмотреть мой силуэт в темноте. Эти слова повторялись в её мыслях, как будто каждое слово кто-то отбивал молотком. Я видела своё бездыханное, болтающееся в петле тело её глазами.

Я присела на край койки. Моё сердце сжималось, выплёскивая жалость и сострадание, которое отравляло всё нутро. Но я молчала. Агата не могла видеть моё лицо из-за темноты. А плакала я беззвучно. У меня было много времени, чтобы научиться подавлять предательские слёзы, не впадая в истерики.

– Зои… – прошептала Агата в темноту. Её голос отдавался кротким эхом.

– Возвращайся к Герману, – тоже шёпотом ответила я, до боли прикусив нижнюю губу.

– Не оставляйте меня… – Агата давила на жалость. По живым ранам. Каждым словом, каждым воспоминанием, каждой мыслью, словно солью посыпала их.

Но я была холодна, как сталь, и неприступна, как Метеора[1 - Метеоры – скалы, состоящие из смеси песчаника и обломочной горной породы и достигающие в высоту 600 метров над уровнем моря, в горах Фессалии на севере Греции, на севере нома (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%B4%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D0%B5_%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D0%93%D1%80%D0%B5%D1%86%D0%B8%D0%B8) Трикала, в 1—2 км к северу от города Каламбака (ранее Стаги) (прим. автора)]. Два месяца тренировок не прошли зря. Я поднялась, вытерла щёки и губы рукавом рубашки и медленно подошла к решётке, снова протягивая ей руку.

Она схватила её и посмотрела мне в глаза.

– Всё кончено, милая. Ты должна позаботиться о нём.

– Это всегда делали вы! – громче ответила Агата, больно сдавив мою ладонь. А потом тише добавила дрогнувшим голосом: – В-вы всегда заботились о нас…

Я стерпела боль: и моральную, и физическую. Эхо её голоса отдавалось в каменных стенах.

– Теперь это твоя обязанность, – лишь сказала я, выдернув свою руку. – Прощай.

– Зои?! – взволнованно позвала она, когда я снова исчезла в темноте.

– Прощай! – громко повторила я, вернувшись к койке, съёжилась в углу, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.

Агата не уходила: я слышала её дыхание, всхлипы и мысли.

Как же больно, чёрт возьми! Агата страдает вместе со мной – искренне. Она сопереживает. Эмпатия другого человека – это роскошь. А я осознанно разбрасывалась ей: отталкивала и топтала.

На мгновение у меня проскользнула мысль о том, чтобы отступить. Просить милосердия Германа: упасть перед ним на колени и молить о той пощаде, которую Агата хотела выпросить для меня. Я могла бы это сделать – и Герман простил бы меня. Потому что его любовь ко мне безумна и сильна. Она делает его слабым и уязвимым. Даже несмотря на то, что я растоптала его гордость, он всё равно готов простить мне всё.

Но моя гордость и моральная сила подавляли во мне желание быть слабой женщиной. Я не могла и не хотела поддаться, сама наказывая себя за ошибку из прошлой жизни, которая стоила мне души сына…

Закрывая глаза, я грезила о времени внутри бездны, чтобы переосмыслить свою оплошность, а потом переродиться и всё исправить.

После замужества, вернее, после первой брачной ночи во мне открылся дар. Приобретённые способности были неправильными для реального мира. Они разрушали человеческое сознание, но были слишком сильными, чтобы я могла им сопротивляться.

До первого соития с мужем я была нетронутой: не знала, что такое заниматься сексом и что такое заниматься любовью. И то и другое я познала в браке. А замуж меня отдали рано – едва исполнилось семнадцать, как мне на палец надели обручальное кольцо. Хрупкая и ещё не познавшая жизнь, я была отдана мужчине, который был старше меня на двенадцать лет.

Однако Герман оказался не таким, как мне его описывали в родительском доме. Для своего народа он был суровым и твердолобым воином, не поддающимся эмоциям и слабостям. А для меня он стал заботливым и нежным мужем – моей первой и единственной любовью.

После ночи, в которую Герман лишил меня невинности, я переродилась. Стала старше его на много десятков лет. Мы как будто поменялись ролями: уже не он, а я опекала его. Я полюбила своего мужа. А вместе с любовью обрела «третий глаз», который мешал мне смотреть на мир вокруг прежним взглядом.

Я видела людей насквозь: распознавала ложь среди тонкой правды, если таковая вообще имелась. Легко отличала хорошего человека от плохого, потому что слышала не только слова, но и мысли. Это не упростило мне жизнь, а наоборот – сделало её тяжёлой и мучительной.

Я разочаровывалась в людях слишком часто: как в близких, так и в малознакомых. Мне открывались их души, заточённые в красивых телах. Я вспомнила свою прошлую жизнь. А потом увидела своё будущее: я знала, чем поплачусь за грех, который совершила. Я была слишком слаба духовно, чтобы что-то изменить. Только видела, что меня ждёт – и так боялась этого…

Глава 2. После брачной ночи

Каждую ночь я видела один и тот же кошмар: мой сын умирал у меня на руках. В его потухших глазах отражалась вся боль, которую мне, невообразимо любящей своего долгожданного первенца матери, было невозможно вынести.

Я боялась засыпать… Первое время, когда я только-только училась принимать свои способности, у меня часто случались нервные срывы от наплыва эмоциональной информации. Она сильными волнами накрывала меня, я задыхалась, но не тонула. Каждый раз выплывала наружу, чтобы принять новую волну.

Я ни с кем не могла разделить открывшиеся знания, никому не могла рассказать, что происходило со мной. Страдала в одиночестве. Слёзно обращалась в молитвах к Вселенной, чтобы у меня забрали дар – это была непосильная ноша, под тяжестью которой я прогибалась. Вселенная меня слышала. Отвечала. Но мой дар оставался со мной.

Только спустя годы мучений я привыкла к своим способностям. Тогда я уже могла с уверенностью сказать, что жить в незнании проще: лучше не видеть людей насквозь, не слышать их мысли, которые чаще громче дыхания. Каждый раз хотелось прямо сказать человеку, что слетающие с его языка слова не соответствовали мыслям в голове. Но приходилось улыбаться в ответ, делать вид, что верю.

Это было самое сложное испытание – доверять людям, когда знаешь, что они лгут. Чаще всего лгут.

Только одна душа была настоящей… Та, которая отражалась в любимых васильковых глазах. Мне не нужно было читать его мысли. Он не мог мне лгать по одной простой причине – он был моей Любовью. Любовью с большой буквы, берущей своё начало из недр Вселенной. Той частичкой меня, которая перевоплощалась вместе со мной из жизни в жизнь. Я не могла не любить его, а он не мог не любить меня.

Герман хотел наследника от меня – от его первой любимой жены. И я тоже, как любая женщина, хотела стать матерью детей своего любимого мужчины.

Но я знала то, чего не знал он.

Я не могла родить и не могла объяснить причину, по которой отказывалась стать матерью его – нашего – ребёнка.

Я плакала и давила на жалость, врала, что не могу иметь детей. Я отказывалась от плотских наслаждений и отвергала любимого мужчину без веских на то причин. Мои причины были важными только для меня.

Я знала, что наш ребёнок не выживет. Потому что его мать когда-то совершила страшную ошибку, за которую ещё не расплатилась.

Но какими словами я могла объяснить это людям, для которых было немыслимо, что человек может читать мысли, помнить свои прошлые жизни и видеть своё будущее? Знать больше, чем положено ему знать. Я не могла открыться даже своему любимому человеку…

Мне удалось отсрочить увиденное будущее ещё на несколько лет: я настояла на второй женитьбе Германа. Так у нас появилась Агата. Я полюбила эту юную прелестную девочку всем сердцем за наивность и искренность: её слова и действия никогда не расходились с мыслями.

Но Герман недолго наслаждался второй женой. Ему нужен был наследник от первой.

Я никак не могла объяснить ему своё нежелание родить ребёнка. И в порыве нашей очередной ссоры на этой почве с моих губ сорвалась правда.

– Он умрёт! – в истерике прокричала я. – И второй умрёт! И третий!

Герман в ужасе смотрел на меня:

– Что вы такое говорите?! В вас вселился бес!

Этой правдой мне удалось отсрочить свою участь ещё на несколько лет. Герман отправил меня в монастырь, чтобы из меня изгнали бесов.

Но когда я вернулась в семью – Герман оплодотворил меня против моей воли.

Моя непрерывная истерика длилась девять месяцев. Потом на свет появился Зен – мой маленький ангелочек. Каждый раз прижимая своё сокровище к сердцу, я видела его смерть: то он тонул, то его разрывали дикие псы, то его кусала ядовитая змея. Я чувствовала запах смерти возле него. Меня мучил страшный кошмар, из-за которого я перестала спать. В повторяющихся видениях мой малыш умирал в муках и просил меня о помощи.