Падение в небо

– НЕТ! – прорычал он, поднявшись со своего трона.

Агата лежала у его ног, обвивая лодыжки руками. В её голове было пусто, она как будто внезапно уснула…

Все, включая меня, застыли, устремив свои взгляды на Германа. Палач резким движением скинул петлю с моей шеи. Я упала на колени. И заплакала – даже зарыдала. Громко. Боль в спине напомнила о себе. Я стучала кулаками по полу под собой.

Агата каким-то образом оказалась возле меня, прижимая мою голову к своей груди.

– Вы остаётесь… Всё будет хорошо, – всхлипывала она.

– Зачем?! – не понимала я. Пыталась найти ответ в её мыслях, но там было только облегчение.

Когда я услышала голос Германа, мне сразу всё стало понятно: он солгал, чтобы защитить меня.

– Сегодня ночью я овладел ей. И у неё будет ребёнок, – спокойно произнёс он. – Она искупит свою вину.

– НЕТ! – Теперь это было моё «нет», пропитанное яростью и болью. После такого оглушительного, но короткого слова, вырванного из моей груди, я почувствовала, как сознание медленно покидает меня.

Глава 5. Раны

Очнулась я в своей постели. За долгое время пребывания в заточении и засыпая на твёрдом и холодном ложе отвыкла просыпаться на тёплой перине.

Я лежала на животе, а по голой спине нежно скользила слегка влажная салфетка. Подумала, что это Агата ухаживала за моими ранами, пока я спала. Прислушалась, но не услышала её мыслей. Я повернулась… и замерла: надо мной склонилось любимое лицо. А любимые руки с нежностью промывали мои раны.

Я с горечью вздохнула и опять уткнулась лицом в подушку.

– Душенька, вы проспали двое суток… Как ваше самочувствие?

Опять «вы». Опять уважение, которое я снова предала. Опять волнение за меня, которого я не заслуживала.

Где его боль?! Где его ярость?! Почему он рискует остатками своей репутации ради женщины, которая растоптала его гордость?

Я убила его сына. Отказывалась исполнять свой супружеский долг. Подавила его гордость. Сейчас мне бы очень хотелось прочитать его мысли, чтобы понять поступки…

– Зачем вы это сделали, Герман? – простонала я.

– Ради любви к вам, моя дорогая, – грустно улыбнулся он и коснулся мокрой салфеткой моей спины.

Я отстранилась, как кошка, которая не привыкла к ласке. Моё домашнее платье было аккуратно спущено сверху, я натянула шёлковую ткань на плечи, чтобы закрыть грудь. Попыталась просунуть руки в рукава, поморщилась, шёлк воспользовался моментом и выскользнул из рук. Спина ныла и щипала, напоминая о двадцати семи ударах плетью с шипами. Каждый удар – год этой жизни.

Герман помог мне одеться, его нежные прикосновения обжигали здоровые участки кожи сильнее, чем влажная салфетка раны. Я присела, облокотившись на подушки, прикусила нижнюю губу, но стон всё равно успел соскользнуть с неё.

– Почему вы так поступаете, Зои? – вздохнул Герман, возвышаясь надо мной.

Я вжалась в подушку, морщась от соприкосновения открытых ран с холодной тканью.

Теперь пришла его очередь задавать вопросы. Герман имел право злиться. Но не злился – в его добрых глазах блестела нежность. Он был готов принять на себя всю мою вину и скрыть от целого мира за своей спиной.

Герман сжал мокрую салфетку в руке зажмурившись.

Я не сводила глаз с любимого лица: такие грубые черты и такая ранимая душа заперта внутри этого тела. Внешность обманчива. В самую первую жизнь душа учится прятаться в глубинах тела, скрываться за масками, а показывает себя настоящую только рядом с любимыми людьми…

– Вам настолько гадко быть моей женой, что вы готовы даже умереть? – Он швырнул салфетку и отвёл взгляд в сторону.

Я потянулась к его руке и на полпути остановилась… Боялась, что мои прикосновения стали ему противны. Во мне боролись две сущности: у одной была цель доказать свою любовь и стать любимой женой вновь, у другой – заставить его возненавидеть меня. Я выпустила обе сущности на ринг: кто-то в любом случае одержит победу. Тут не может быть ничья.

– Герман… я ваша раба на века! – Всё-таки коснулась его руки.

Он опять посмотрел на меня, присаживаясь рядом.

– Всё иначе. Вы моя госпожа на века, а я ваш раб, – он опустил голову мне на колени.

– Вы солгали народу… У меня не будет ребёнка от вас, – я коснулась его волос. Всё внутри заныло от любви и ласки к нему.

– Я знаю.

– Это вскоре откроется. Вы только оттягиваете неминуемое…

– За вас ребёнка выносит Агата, – выдохнул Герман, не поднимая головы.

Я закрыла глаза. Он убивал меня своей любовью. Но не добивал, а оставлял живой. Раненой и искалеченной, но живой.

Герман оставался в моих покоях долго, отдавая всю нежность, которая скопилась в нём за эти месяцы разлуки, и ничего не прося взамен. Промывал мои раны. Целовал мои лодыжки. Гладил мои запястья, на которых ещё оставались следы от верёвок. Молчал. Смотрел мне в глаза и улыбался.

– Я готов сам влезть в петлю, лишь бы вы оставались живы… Я не могу позволить вам умереть.

Моя гордость улетучилась, не в силах бороться с его нежностью. Я страдала в его объятиях. Я хотела остаться слабой женщиной – ведь это так просто, когда рядом сильный мужчина.

Он не давал клятв, не требовал ничего. Он просто доказывал, что я его всё – для этого ему не были нужны слова.

Герман обернулся в дверях:

– Я не могу не любить вас. Как будто я уже любил вас раньше. И моя любовь к вам стара, но всё так же сильна…

Как же он был прав, сам не понимая этого.

Он ушёл, оставив меня наедине с моей любовью, которая так же, как и его, была стара и сильна.

Я не могла смириться с тем, что он решил всё за меня. Я наказывала себя, а он сглаживал все углы, на которые я специально натыкалась, чтобы разорвать и тело, и душу в клочья.

Если Агата действительно согласилась выносить ребёнка, а Герман решил выдать его за моего, то скоро меня ждёт ещё одно заточение…

У меня появился новый план. На союзника в лице Германа я не могла рассчитывать, мне нужно завербовать Агату. Без помощи со стороны я не смогу осуществить задуманное.

После Германа ко мне пришла Агата. Она молча присела на полу, поджав под себя ноги.

– Милая, – я сползла с кровати и устроилась рядом с ней.

Она устало посмотрела на меня: в её глазах стояли слёзы, а в голове снова не было ни одной мысли.