Падение в небо

И я спасла его. Собрала последние капли боли и страха и убила своё дитя. Гнев Германа обрушился на меня взрывной волной: он избил меня и поместил в заточение.

Но я страдала больше – страдала за них всех. Вот только мои мучения никто не понимал… Мой народ возненавидел меня: ведь я убила наследника империи. Мой любимый муж возненавидел меня – ведь я убила его любимого сына – его приемника.

Я заслуживала самого жестокого наказания, самой болезненной смерти. И сама себе желала этого.

Герман ни разу за два месяца моего заточения не пришёл ко мне. Он не желал видеть меня, не желал слышать моего объяснения. А что я могла ему сказать? Рассказать, что в прошлой жизни совершила самый страшный грех, за который мне придётся расплачиваться ещё несколько жизней? Убедить, что я не спятила, а действительно вижу своё прошлое и своё будущее? Разве он поверит в это!

Поэтому я смиренно принимала своё наказание – заслуженное и неоспоримое.

В реалиях нашего мира жена Германа Я?нинского – бастарда Али-паши Я?нинского, который по праву рождения принял трон после казни своего отца, не могла не поплатиться смертью за убийство наследника империи.

Я это знала и принимала. Также знала, что Герман ждал, когда я на глазах у всего народа приползу к нему, упаду на колени и стану молить о пощаде, а он великодушно даст мне ещё один шанс.

Но я не в этом шансе нуждалась.

Может быть, поэтому он тянул время, чтобы я сама пришла к этой мысли и поступила так, как хочет он. Чтобы самому не упасть в грязь лицом перед своими людьми, которые боготворят сурового правителя, но при этом оставить рядом свою любимую женщину…

Он любил меня так же сильно, как сильно держался за свой трон и унаследованную империю.

Ещё я знала, что таких всепоглощающих чувств он никогда не будет испытывать к Агате – она оставалась в моей тени, хотя заслуживала бо?льшего.

Я была уверена в своих действиях. Видела свою следующую жизнь и шла к ней, в надежде исправить ошибку. Но Герман не желал отпускать меня из сетей этой жизни. Я всё ещё была наказана этими страданиями.

Что ж, вполне заслуженно.

Глава 3. Ночь перед казнью

Я чувствовала ледяное дыхание бездны в спину. Эта жизнь подходила к концу, а я не испытывала страха. Ведь я уже умирала в прошлой жизни. И возвращалась. И вернусь снова.

Тишину, к которой привыкли мои уши и сознание, разрушили чьи-то шаги. Сначала я решила, что несут еду, но не услышала мыслей того, кто приближался. А это мог быть только один человек…

Впервые за два месяца тяжёлая дверь со скрипом отворилась. Темнота, к которой привыкли мои глаза, расступилась, и я увидела Германа – мой любимый мужчина смотрел на меня пустым взглядом, его плечи осунулись, волосы поблёкли, спадая грязными прядями на лицо. Он как будто вернулся с боя… Я услышала звук разбитого стекла – это разлетелось на осколки моё сердце.

Я расправила плечи, как будто обретая крылья, нарушая тишину между нами взволнованным дыханием.

Герман сделал шаг в мою темницу, дверь за ним затворилась. Я выдержала его суровый, но мрачный взгляд, он давил на меня молчанием, но когда начал говорить, его голос дрогнул:

– Зачем ты так поступаешь со мной, Зои? – стиснув зубы, прохрипел он. – Ты же знаешь, я не смогу без тебя.

Знала. С опущенной головой я медленно и неуверенно подошла к нему, уткнулась лбом в грудь. Напряглась: боялась, что оттолкнёт. Не оттолкнул, но и не обнял. Так и замер с опущенными вдоль тела руками, ослабленный моей любовью сильный мужчина.

– Ты ведь не хотела убивать нашего сына? – прошептал надо мной он. Его голос обволакивал меня в те объятия, в которые не принимали руки. И только сейчас я осознала, что он больше не зовёт меня «вы». Он потерял ко мне уважение: я слишком глубоко ранила его.

– Хотела… – выдохнула я. Пусть он ещё больше возненавидит меня!

Но он только сильнее любил. Прижал меня к себе с такой яростью, и с такой любовью. Мои кости захрустели, и я не смогла сдержать стон. Такой сладостный стон от такой желанной боли.

Моё тело за последние два месяца очень исхудало. Кости были покрыты тонкой серебристой кожей. Кожа, в свою очередь, скрывалась лишь за белой рубашкой.

Герман одним резким движением сдёрнул с меня эту рубашку, она грязными лоскутами сползла с плеч к ногам. Я предстала перед ним полностью нагая. И такая холодная: во мне больше не бурлила жизнь. Я сама в себе её убивала.

Однако его желание обладать мной всё равно не угасло. Оно стало ещё насыщеннее. Ещё мощнее. Ещё свирепее.

Он сдирал с меня кожу одним взглядом. Я смотрела в его пылающие праведным огнём глаза и понимала: он давал мне последний шанс извиниться. А я не принимала его – опустила глаза, наполненные прозрачной болью. И тихо-тихо простонала, но он услышал, хотя скорее прочёл по губам:

– Я полностью в вашей власти.

Он разозлился, схватил меня за запястье и притянул к себе. Я даже не чувствовала земли под ногами – словно парила.

– Ты извинишься перед всем нашим народом! Ты вновь будешь послушной женой!

– Никогда! – я хотела прокричать это, чтобы прозвучало увереннее. Но голос охрип, и вместо крика с губ слетело рычание побеждённого раненого зверя.

Но тут Герман из свирепого и сильного превратился в обмякшего и слабого. Он – не я – опустился передо мной на колени и обвил мои ноги дрожащими руками. И я поняла, что в который раз превзошла его по силе.

– Вернись ко мне, моя женщина! Ты нужна мне…

Он заплакал. Его тяжёлые слёзы стекали по моим голым коленям. Я гладила его засаленные волосы и тоже беззвучно плакала. Я всегда буду помнить эту боль. И никогда не прощу себе его слёзы. Слёзы сильного мужчины, которого я сделала слабым.

Глава 4. Казнь

На рассвете двое крупных стражников вывели меня на казнь. Вероятно, один не справился бы с обессиленной хрупкой девушкой, которая едва стояла на ногах. Я старалась отстраниться от их мыслей, но слышала, как они ликовали, представляя мою смерть.

Когда поднималась на виселицу, искала глазами Германа, но не нашла. После ночи, проведённой у меня, он ушёл, едва стало рассветать.

Я заметила только Агату, глаза которой были красными и опухшими от слёз. Она рвалась ко мне, но стражники крепко держали её с двух сторон.

Меня подняли на эшафот, просунув руки в петли и зажав верёвки на тонких запястьях.

Палач громко озвучил моё наказание:

– Двадцать семь ударов плетью с шипами!

Он содрал с меня рубашку, оголив спину и груди. Куски ткани повисли на бёдрах. Я вспомнила, как эту же рубашку с меня ночью сорвал Герман, улыбнувшись этому воспоминанию.

Народ выкрикивал ругательства, ликовал и свистел. Агата потеряла сознание. Я краем глаза заметила её тело, сползающее в руки стражника, и опустила веки.

Далее мой рассудок вовсе помутнел: я знала, что меня ждёт. Была готова к каждому удару.

1 удар – что такое смерть?.. я передумала! я хочу жить!

Но губы застыли тонкой ровной полоской.

2 удар – нет, я хочу умереть… как будто через кровавые разрезы на спине вместе с кровью вытекает жизнь… медленно…

3 удар – я слышу её удаляющиеся шаги… или это стук моего замирающего сердца?

4 удар – как же долго длится конец.