Некоторые не попадут в ад

Ну, конечно, так и думал: сидят и Казак, и Ташкент.

И та, уже виденная мной, пара, жених и невеста. Весь день, что ли, просидели? Или позавтракали и вернулись ужинать? Никогда их тут не видел.

Я завалился в кресло. Ташкент смеющимися глазами смотрел на меня, Казак улыбался.

– Ну что, нормально? – спросил Ташкент.

– Космос, – сказал я.

Они, видимо, тут как раз ракеты и обсуждали, Ташкент рассказывал о своём ведомстве, а при мне продолжил:

– …в момент взрыва происходит резкий перепад температур: получается что-то вроде вакуума. Никакие укрытия не спасают, кроме герметичных… Могут органы полопаться. Раненые – не жильцы.

Я поискал внутри реакцию на это: её не было. Это война.

Когда с той стороны выкладывали пакет за пакетом «Града» на донецкий ядерный могильник – я находился здесь и видел: они осмысленно хотят устроить катастрофу, чтоб всё живое распалось от радиации. Могильник надёжно, в прежние времена, делали: он пережил «Грады», а потом ещё «Ураган» – «Ураган» та сторона тоже применила, и с тем же результатом: никаким.

Наконец, они военные: хочешь жить – не ходи сюда; спрячься от сборов, сбеги в Россию, сними форму, заберись под куст. Надел форму – умирай, это долг.

Я заказал рюмку коньяка, и выпил, и покурил, и кофе заказал, который не люблю, и ещё покурил, и куриный бульон – просто ради тёплой жидкости внутри.

Суп только принесли, а на телефоне высветилось: «Личка Главы». Я взял трубку.

– Личка Главы.

(Так они и представлялись.)

– Я понял.

– Глава сказал, что нужен язык. Вам нужно добыть языка. Сказал: передайте Захару: нужен язык.

– Вот как. Плюс. Принято.

Положил трубку, оглядел Ташкента и Казака.

Казак спросил умными глазами: что там?

Я мимикой ответил (дрогнув левой щекой): ничего такого. Потом словами добавил: «Да по нашим…» – имея в виду: по нашим батальонным делам.

– Вернёшься? – спросил Казак.

– Конечно, – ответил я, хотя догадывался, что сегодня уже не приеду, но мне лень было прощаться, заставлять начальство подниматься из-за стола, всё такое, – церемониал этот.

В машине думал: такого приказа ещё не было.

Вообще говоря, это могло оказаться подставой – личка в глаза улыбалась, но… там имелись люди, могущие подкинуть мне подлянку.

Потом Батя скажет: а кто тебе звонил?

А я не знаю кто: не представились. Но они и не представлялись никогда: набирали с одного и того же стационарного телефона в его доме – кроме лички, никто с него звонить не мог.

Да, письменного приказа не поступало, но для подставы слишком глупо.

Скорей, было так: возникла проблема – видимо, какого-то важного ополченца либо выкрали прямо из города, либо взяли на передке, – Бате доложили, – и Батя тут же бросил личке: «Так, позвоните тому, этому, кому там ещё, Захару, – пусть ищут языка на обмен».

Осталось придумать, как мы это сделаем.

«Круизёр» опять покатился в сторону Горловки. В машине играл рэпер Честер.

* * *

От наших окопов и почти до самого Троицкого – лежало поле: оно просматривалось и, кроме того, было минировано-переминировано.

До нас тут стояли три подразделения – и куда они дели карты минирования, чёрт их знает; последние, кого мы меняли, ситуацию изложили устно: «Туды… – широкий взмах руки, – нэ ходы…»

Разведка Домового протоптала свои муравьиные тропки, они подползали метров на сто пятьдесят к нашему несчастному неприятелю; первый раз – через пару недель после нашего захода сюда: влепили с гранатомёта в бойницу блиндажа, как в копеечку, – задвухсотили четверых и уползли, как их и не было. Но ту тропку нам пропалили и заминировали.

Другие тропки заканчивались и того дальше. В любом случае, даже если подползти на двести метров – остальные не перелетишь; сигналок, наверняка, понаставлено на целое новогоднее представление.

У Томича сразу возникли решительные планы: выкупить языка у корпусных соседей.

Неподалёку от наших позиций имелся контрабандистский лаз – по нему перегоняли сигареты. Злословили, что соседский комбат, имея долю, закрывал на это глаза. Но время от времени глаза вдруг открывал – контрабандистов обстреливал, а то и отстреливал, – и таким радикальным образом цену прохода контрабанды повышал.

С территорий, временно оккупированных нашим несчастным неприятелем, груз сопровождали украинские военнослужащие – малосильные солдатики, посланные охранять стратегическую фуру и за работу получавшие в лучшем случае блок сигарет, а то и меньше.

Барыш с одного грузовика был отменный – мне называли цифру, я испугался и забыл её навсегда.

Если сегодня одного солдатика унесёт нечистая – на неделю-другую канал закроется, солдатика спишут как беглеца или без вести пропавшего, и начнут по новой.

Но для такого варианта надо было провести срочные переговоры с тем комбатом, что соседствовал с нами, – а груз, может, уже проехал, это раз; а два: с чего бы комбату рисковать постоянным доходом ради нашего языка – мы ему столько всё равно не заплатим; и, наконец, три: с какого-то времени у нас испортились с ним отношения – его бойцы приезжали на Пантёху покуролесить, а там дежурила наша ГБР, группа быстрого реагирования, с тем самым бесстрашным и чудовищным чехом; по идее, ГБР должна была вылавливать наших бойцов, ушедших в самоволку, – но наши быстро сообразили, чем это заканчивается, и мирно, приключений не ища, торчали на позициях, – зато соседи заехали раз, заехали два, попали на нашего чеха – и были за бытовое уличное хулиганство обезоружены и биты.

Участковый на Пантёхе души в нас не чаял, на чеха смотрел как на сказочное существо – и то, что этот бородатый тип едва говорил по-русски, лишь добавляло колорита.

На словах соседский комбат нас поблагодарил, – молодцы, мол, так и надо с моими демонами, – а на деле затаился: всё-таки его бойцов замесили, это унижение; да и в другой раз, если ему самому надо ночью на Пантёху заехать – по сторонам теперь озираться?

Он был донецкий, местный – а Томич и я прибыли чёрт знает откуда, но ведём себя как хозяева.

Короче, этот вариант при внимательном разборе никуда не годился.

Томич говорит:

– Из тюрьмы можно выкрасть – залётчиков, которым ничего кроме пожизненного не светит.

Я говорю:

– И что? Он же расскажет, кто такой, на первом же допросе.

Томич: