Преступление отца Амаро

* * *

В субботу в восемь часов утра дона Жозефа Диас вошла с Амелиею в собор. День был пасмурный, и в церкви стоял полумрак. Лицо Амелии было мертвенно-бледно под черною кружевною косынкою. Девушка опустилась на колени перед алтарем Скорбящей Божией Матери и замерла неподвижно, склонив голову над молитвенником. Дона Жозефа преклонила на минуту колени перед главным алтарем и медленно отворила дверь в ризницу. Отец Амаро гулял там взад и вперед, заложив руки за спину.

– Ну, что-же? – опросил он при виде старухи, и в глазах его вспыхнуло беспокойство.

– Она здесь, – ответила та торжествующим голосом. – Я зашла за нею сама и поговорила строго, без церемоний. Теперь очередь за вами.

– Спасибо, спасибо, дона Жозефа, – сказал священник, крепко пожимая ей обе руки. – Господь вознаградит вас за это.

Он нервно огляделся кругом, запер за собою дверь в ризницу и спустился в церковь. Амелия все еще стояла на коленях, выделяясь черным, неподвижным пятном на фоне белой колонны.

– Поди сюда, – шепнула ей крестная.

Девушка медленно встала, вся красная от волнения, и поправила дрожащими руками косынку на голове.

– Я оставляю ее вам, падре, и пойду к Ампаро, жене аптекаря, – сказала старуха. – На обратном пути я зайду за нею. Ступай, голубушка, ступай, и да просветить Господь Бог твой разум…

Она вышла с этими словами, крестясь на пути перед всеми алтарями.

Аптекарь Карлос нанимал у каноника Диаса помещение и запаздывал иногда со взносом платы. Поэтому он очень любезно расшаркался перед доною Жозефою, как только та вошла в аптеку, и проводил ее наверх в гостиную, где Ампаро шила у окна.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, сеньор Карлос, – сказала старуха. – Напрасно вы бросаете аптеку. Я оставила крестницу в соборе и зашла к вам на минуточку отдохнуть.

– Пожалуйста, пожалуйста, очень рады… А как поживает сеньор каноник?

– Ничего, боли не возобновлялись, но недавно было головокружение.

– Это часто бывает в начале весны, – сказал Карлос с важным видом. – Я тоже чувствую себя неважно последнее время. С такими полнокровными людьми, как мы с сеньором каноником, это нередко случается весною. Но извините, я слышу, что мой помощник разговаривает с кем-то в аптеке… Я вернусь через минутку. Нижайший поклон сеньору канонику. Передайте ему, чтобы принимал побольше магнезии.

Дона Жозефа уселась рядом с Ампаро у окна и стала сплетничать с нею. Разговор скоро перешел на Жоана Эдуардо. Ампаро ничего не знала, и старуха получила огромное удовольствие, рассказав ей всю историю с газетной статьей в мельчайших подробностях. С особенным удовольствием остановилась она на личности молодого человека, на его безбожии и диких оргиях… Считая, как христианка, своим долгом доканать атеиста, она даже намекнула на то, что некоторые кражи, недавно совершенные в Лерии, были «делом рук Жоана Эдуардо».

Ампаро заявила, что она подавлена и ошеломлена этим неслыханным безобразием. Значит, свадьба с Амелией…

– Это отошло в область преданий, – торжествующе объявила старуха. – Ему откажут от дому. Этот негодяй должен еще радоваться, что не попал на скамью подсудимых… Этим он обязан мне, и братцу и отцу Амаро. Иначе он сидел бы теперь в кандалах!

– Но Амелия, по-видимому, любила его.

Дона Жозефа пришла в негодование. Амелия была очень умна и порядочна; узнав всю правду, она первая сказала, что ненавидит негодяя и не сделается его женою. И дона Жозефа понизила голос, рассказывая по секрету, что «Жоан Эдуардо живет с какою-то мерзавкою около казарм».

– Отец Натарио сам говорил мне это. А вы знаете, что он не способен ни на какую ложь. С его стороны было очень любезно зайти ко мне сейчас-же, как только он узнал все. Ему хотелось услышать мое мнение.

Но Карлос снова пришел снизу. В аптеке не было посетителей, и он воспользовался свободною минутою, чтобы поболтать с дамами.

– Вы уже слыхали про пасквиль в газете и про Жоана Эдуардо? – спросила дона Жозефа.

Аптекарь вытаращил глаза от удивления. Что могло быть общего между подлою статьею и таким приличным молодым человеком?

– Приличным!?. – завизжала дона Жозефа. – Да это он написал пасквиль, сеньор Карлос!

Карлос закусил губы от изумления. Дона Жозефа в восторге повторила всю историю с «подлым безобразием».

– Что вы скажете на это, сеньор Карлос?

Аптекарь высказал свое мнение самым авторитетным тоном:

– Я могу только сказать, что это позор для Лерии, и все порядочные люди, несомненно, согласятся со мною. Я говорил уже, читая статью: общество основано на религии, и подрывать ее – значит разрушать основы здания. Весьма печально, что в нашем городе тоже появились сторонники республики и материализма, старающиеся разрушить весь существующий порядок. Они требуют себе права беспрепятственно являться ко мне в дом и брать себе все, что я нажил в поте лица… Авторитетов они не признают никаких и готовы, кажется, наплевать на Св. Дары…

Дона Жозефа слегка вскрикнула от ужаса.

– Знаете, я – тоже либерального направления, но из этого не следует, что я – фанатик. Конечно, нельзя сказать про каждого священника, что он – святой человек. Например, мне всегда был антипатичен отец Мигейшь, и я говорил ему в лицо, что он удав. Но все-таки ряса священника должна пользоваться уважением. И, повторяю, эта газетная статья – позор для Лерии, и подобные атеисты и республиканцы не заслуживают никакого снисхождения.

Но часы на соборной колокольне медленно пробили одиннадцать, и дона Жозефа поспешила в собор за Амелией, очевидно, ожидавшей ее уже давно. Когда она вошла в церковь, Амелия еще не кончила исповеди. Старуха кашлянула умышленно громко, опустилась на колени и, закрыв лицо руками, углубилась в молитву Пресвятой Богородице. В церкви стояла полнейшая тишина. Дона Жозефа обернулась и заглянула сквозь пальцы в исповедальню: Амелия по-прежнему стояла на коленях, сдвинув косынку на лицо. Старуха снова, принялась молиться. По ближайшему окну барабанил мелкий дождь. Наконец в исповедальне послышалось шуршанье платья, и дона Жозефа увидела перед собою Амелию с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами.

– Вы давно ждете меня, крестная?

– Нет, недавно. А ты готова?

Она встала, перекрестилась и вышла с девушкою из собора. Дождь не прекращался, но сеньор Артур Косеро, проходивший случайно по площади, проводил их под своим зонтиком до дому.

XIV

Жоан Эдуардо только что собрался итти вечером на улицу Милосердия и забрал под мышку несколько свертков обоев, чтобы предоставить Амелии выбор, когда к нему явилась Руса.

– Что тебе надо, Руса?

– Барыня с барышней не будут вечером дома. И вот нам письмо от барышни.

Сердце его болезненно сжалось, и он изумленно поглядел вслед удалявшейся Русе. На столе стояла лампа. Он подошел поближе и прочитал письмо:

«Сеньор Жоан Эдуардо,

Я согласилась на предложение быть вашею женою в уверенности, что вы – порядочный человек и сделаете меня счастливою. Но теперь мы узнали, что вы – автор ужасной статьи в Областном Голосе, полной клеветы на близких мне людей и оскорблений для меня лично. Вы – настолько дурной человек, что я не моту быть спокойна за свое счастье в будущем, и поэтому прошу вас считать, что все кончено между нами. Надеюсь также, что у вас хватит такта не являться больше к нам в дом и не подходить к матери или ко мне на улице. Сообщаю вам все это по приказанию мамаши.

    Амелия Каминья».

Жоан Эдуардо уставился, как идиот, на стену перед собою и остался стоять со свертками обоев под мышкой. Руки его сильно дрожали. Он еще раз прочитал письмо и опять уставился на стену. Ему казалось, что вся жизнь остановилась вокруг него. В голове мелькали воспоминания о приятных вечерах на улице Милосердия, и мысль о том, что Амелия потеряна для него навсегда, кольнула его сердце, словно холодный кинжал. Он в ужасе сжал виски руками. Что делать, что делать? Написать ей, обратиться в суд, уехать в Бразилию, узнать, каким образом открылось, что он – автор статьи? Последняя мысль была наиболее осуществима в данный момент, и он побежал в редакцию Областного Голоса.

Агостиньо валялся на диване, с наслаждением читая Лиссабонские газеты. Увидя Жоана Эдуардо в сильном возбуждении, он испугался.

– Что случилось?

– То, что ты погубил меня, негодяй.

И он злобно упрекнул горбуна в том, что тот предал его.

Агостиньо медленно приподнялся с дивана.

– Послушай, успокойся прежде всего. Даю тебе честное слово, что я никому не говорил ни слова о тебе.