Тексты

С этого все и началось. А что касается сестры… Да, Бог с ней, с сестрой. Надеюсь, она когда-нибудь влюбится.

Куртка

Вместо синопсиса

Она понравилась ему сразу. Скромно выступив плечом из общего ряда других и мелькнув где-то на периферии взгляда, она заставила его остановиться. Хотя останавливаться около дорогих витрин с загорелыми и веселыми манекенами, с энтузиазмом спешащими на отдых куда-то в Куршавель или в кругосветный круиз, Дима совсем не собирался.

Он планировал пройти мимо. Он не думал о покупке куртки, тем более такой и в таком месте. Он вообще не собирался покупать одежду. Человек просто шел мимо, денег у него было в обрез, и тот факт, что он задержался около дорогих витрин и разглядывал со вкусом одетые манекены, говорил скорее о том, что в тот момент он просто нуждался в красоте. Элементарной красоте, которой в его жизни было очень мало. Поэтому, ложась на красивые, выверенные дизайнерами витрин складки одежд, профессионально подобранные цвета и сдержанную фактуру дорогих тканей, его глаз всего лишь отдыхал. А немного замедлил шаг он оттого, что автор очередной витрины вложил в свое творение идею путешествий. Путешествий красивых богатых людей, от экипировки которых веет далекими горными тропами, дикими перекатистыми реками и покоем вековых лесов. Каким-то другим миром, по которому эти пластиковые люди собираются совершить увлекательное, чудесное путешествие. Вот тут край его взгляда, видимо, и зацепил этот рукав.

Впрочем, до него не сразу дошло, что это был именно рукав. Просто ему стало интересно, и Дима зашел внутрь. Так он тогда это понимал. Зашел, провел взглядом по рядам правильно расположенных вешалок, застывших в лучах хорошо продуманного света, и только тут осознал – вот то, что он хотел рассмотреть.

Да, пожалуй, то. Дима повертел рукав из прочной высокотехнологичной ткани очень красивого цвета. Здорово. Да, это оно.

– Хотите посмотреть? Вас какой размер интересует? – поинтересовалась продавщица, высокая девушка с лицом студентки, у которой пятерки по всем точным наукам. Видимо, она отвлеклась или просто не разглядела Диму внимательно.

Хотя и не очень внимательного взгляда было достаточно, чтобы понять: человек в таких брюках, таких ботинках и в пальто такого цвета мог забрести сюда только случайно. Мало того, оказаться в этой части города он мог тоже только по ошибке. Но он оказался. Приехал на собеседование по поводу работы, а начальник был занят, а секретарь попросил его подождать полчаса, затем еще час, и Дима пошел побродить по округе.

– Меня? Пятьдесят второй, – зачем-то сказал Дима.

– Сейчас посмотрю, – улыбнулась девушка и упорхнула куда-то вглубь зала.

Вот ведь попал, стиснул зубы Дима. И со страхом посмотрел на этикетку. Девять с половиной тысяч! Это же больше трехсот долларов. Да он сейчас и за месяц столько не зарабатывает! К тому же платить за квартиру в далеком Подмосковье, ремонтировать машину и вообще на жизнь Диме нужно было столько, что о покупке какой-либо одежды для себя ему следовало забыть. А он запёрся в этот дорогущий отдел и теперь будет краснеть. Нет, бежать отсюда, срочно бежать, пока она не вернулась.

Дима повернулся, чтобы уйти, и тут увидел точно такую же куртку на манекене в другом конце зала. Нет, я ее все-таки рассмотрю, набрался наглости он. Может быть, когда-нибудь он увидит на рынке что-то похожее и у него будут соответствующие деньги. Теперь он хотя бы будет знать, что искать.

А ему действительно не хватает именно такой штормовки. С достаточным количеством карманов, удобным кроем рукава, высоким воротником, спасающим от ветров. Дима обошел вокруг куртки, потрогал ее застежки, почувствовал пальцами мягкую дорогую мембрану. Во всем этом был целый мир. Мир красивой мужской сказки с далекими нехожеными тропами, пихтами, отражающимися в глади таежных озер, долгожданным ужином у костра. И чувство усталой удовлетворенности собой и прожитым днем.

– Вот, но цвет, к сожалению, только один. Это коллекционная вещь. – Продавщица стояла около Димы с точно такой же курткой, точно его размера, в чем он был почему-то совершенно уверен.

Коллекционная вещь оказалась на редкость легкой. Незаметно, но тщательно проклеенные швы, клапаны для вентиляции, почти невесомая термоподкладка. Померю и скажу, чтобы отложили, осенило Диму. Сошлюсь на то, что нужно поменять деньги, не взял с собой кредитную карту. В конце концов, он что, померить не может?

Куртка сидела идеально. Она не стесняла движения и нигде не висела мешком. Мало того, в ней и тело чувствовало себя по-другому. Расправились плечи, подобрался наметившийся живот, и даже ноги уверенней встали на землю. Дима повернулся направо, налево. Перед ним в зеркале стоял совершенно другой человек. Спокойный, уверенный, самодостаточный, за плечами которого тайга, горы и далекие, как сказка, острова. А ведь кто-то ее купит!

– Замечательно! – сказала девушка. – Я, конечно, не уговариваю, но этот экземпляр словно ждал вас.

– Да, нормально, – нахмурился Дима. И вдруг подумал, что в этой куртке совсем не следует хмуриться девушкам, и, улыбнувшись, добавил: – Мне очень нравится.

– Да, удивительно… – улыбнулась в ответ та.

Но праздник заканчивался, и суперподходящую куртку нужно было снимать. Прощай, куртка, тебя купит какой-нибудь богатый жлоб и будет раз в год надевать на своей квадратной загородной даче, когда снизойдет пообщаться с садовником или дворником. Или просто прокатиться на джипе.

– Отложите, а я… Я пойду поменяю деньги, – сказал Дима, отдавая замечательную куртку продавщице. И со вздохом надел свое тяжелое, неудобное и пахнущее электричкой пальто. Что ж, добро пожаловать назад, в реальность.

– Обменник не работает, – послышалось сзади.

Дима обернулся. Крепкий и явно не бедный мужчина лет пятидесяти пяти – шестидесяти вертел в руках легкомысленную спортивную шапочку с помпоном.

– Да… очень обидно, – испугался он. Сейчас этот богач еще предложит ему поменять начисто отсутствующую у Димы валюту. Что тогда делать? – Придется вернуться в офис, – начал лихорадочно сочинять он. – Вы, девушка, отложите, пожалуйста, отложите…

– Не надо ничего откладывать! – решительно заявил неизвестный и внимательно посмотрел на него. – Вы из бизнес-центра? С восьмого этажа? Я вас там видел. Вот моя визитка, а вот, – повернулся он к продавщице, – моя кредитка. Я плачу за эту куртку, ну и вот за эту шапочку.

– Да нет, зачем?! – запротестовал Дима. – Не надо, вы чего?

– Простите, – развел руками мужчина. – Я не хотел вас обидеть. Просто я немного разбираюсь в одежде такого рода. И вы, – он заговорщицки подмигнул, – вы, я вижу, тоже. Ну и чего тогда церемонии разводить, а? – воскликнул он и весело хлопнул Диму по плечу.

Куртку упаковали в красивый пакет с яркой экстремальной картинкой, и, когда Дима вышел из магазина, ему казалось, что все только и смотрят на этот пакет в его руке. Возвращаться на собеседование он не стал – боялся столкнуться в бизнес-центре с тем добрым человеком. Врать ему что-то еще было мучительно, поэтому Дима вынул старый мобильник и на последние центы наврал секретарше занятого начальника, что его срочно вызвали на старую работу. А сам пошел к вокзалу.

По дороге он думал, как он докатился до такой жизни. Где он ошибся? Что сделал не так? Где не поднажал? Ведь и тот занятой начальник, и этот добрый пожилой экстремал – они ведь тоже с чего-то начинали, но где сейчас они – и где он? Хотя… Хотя у него теперь есть эта куртка! Классная куртка, спору нет, хоть что-то греющее душу.

Когда-то у Димы была малогабаритная квартира в Москве и работа в НИИ. Но начинался капитализм, и жена стала ставить ему в пример разных знакомых и не очень знакомых людей, которые ушли в бизнес. Ушел и Дима. Но вышел неудачно, поэтому и квартира в Москве, и возможность нормальной работы остались в прошлом. А в настоящем были случайные заработки, бомбление на старой убитой «девятке» и недовольная до истерик жена в однушке на окраине далекого подмосковного городка. И страх, что встретит тех, кого он когда-то подвел, с кем не смог рассчитаться до конца, с кем ему очень стыдно будет увидеться. И никаких перспектив. Специалисты по микросхемам давно не нужны, Димины способности как менеджера оставляли желать лучшего, и даже машину он никак не мог отремонтировать, поскольку, хотя и был по образованию инженер, в технике совершенно не разбирался. А единственно возможный прорыв – устроиться на постоянную коммерческую работу в Москве – если смотреть правде в глаза, выглядел не более реальным, чем перспектива стать космонавтом.

Но люди в таких куртках не сдаются, сказал себе Дима. Сказал, возможно, потому, что на улице стояла весна, светило забытое за долгую зиму солнце, а глубокое голубое небо звало куда-то вдаль. Звало уже которую весну, а он все копался в какой-то ерунде. Которая затягивала все больше и больше. Эта ерунда, заполнявшая его бытие, с каждым годом отращивала все большие невидимые, но цепкие руки-щупальца, которые держали его, и чем интенсивнее он барахтался в этой жиже мелких дел и дешевых проблем, тем больше давили и держали. Но солнце светило, небо ошеломляло своей бездонностью, а легкая, почти невесомая куртка в красивом пакете придавала мужества.

И он позвонил Сашику. Сашик был его другом детства, человеком, с которым Дима когда-то попадал в традиционные мальчишеские переделки, потом ходил в походы, тащился за девчонками из соседнего техникума – другими словами, делал то, что и следовало делать в том возрасте. С Сашиком все это казалось не таким страшным, и после нескольких рюмок Дима любил вспоминать, как они путешествовали на трехколесных велосипедах, прыгали на стройке с третьего этажа, дрались с гопниками, лазили по пожарной лестнице в женское общежитие и несколько раз даже сплавлялись по порожистым северным рекам.

Потом все это кончилось. Сашик женился, развелся, уехал на Север, вернулся и ушел в какую-то свою жизнь. Дима тоже ушел в свою, но она, скажем прямо, не задалась. Она была неуютной и несуразной; все в ней происходило не так, как он планировал, не так, как он хотел, и вот теперь они не виделись уже несколько лет. И, если бы кто-то в тот момент спросил его: «Когда ты, Дима, был более всего счастлив, более всего был самим собой?» – он бы без колебаний ответил: тогда, в детстве.

И дело, конечно, не в Сашике. Конечно, тот был человеком, для которого жизнь не являлась проблемой. Он всегда находил выход, у него всегда получалось задуманное, его любили женщины, и он всегда знал, как раздобыть деньги. Но там, на порогах и под проливным дождем, когда руки, держащие весло, сводило от усталости, Дима чувствовал, что и у него что-то получается, что он может противостоять натиску жизни, что он может бороться и побеждать. Эх, вернуться бы туда назад, ощутить все это еще раз! Или… взять, распаковать эту куртку, надеть на себя и явиться сейчас к Сашику? Словно с далекой таежной заимки…

Мысль, как это следует из ее содержания, была бредовой, а вероятность, что Сашик свободен, если вообще находится в Москве, – близкой к нулю, но как знать, может быть, именно это обстоятельство и двигало Диминым подсознанием в тот момент, когда он искал в телефонном справочнике его номер.

– Ого, Димик? – удивился Сашик. – Да ты, старый, телепат!

– Сань, привет! А я думаю, дай тебе позвоню, – тихо обрадовался он.

И тут, как в сказке, выяснилось, что Сашик рядом. Он застрял в пробке на Сухаревке, жестоко опоздал, отменил встречу и, узнав, что Дима недалеко от трех вокзалов, предложил вместе перекусить.

– Нужно же иногда на все плевать, когда вокруг такая хренотень происходит, а? – резюмировал он.

Они встретились в суши-баре на Сретенке. Все двадцать минут, прошедшие после звонка, Дима пытался следовать Сашикову совету. Это почему-то показалось таким гениальным – послать все по правильному адресу и встретиться с другом. Просто так, чтобы увидеться. А, гулять так гулять! И Дима, чувствуя себя героем и нарушителем всех запретов и норм, надел куртку. Просто вынул из пакета, оторвал этикетки, разложил по ее карманам телефон, деньги и документы и надел, точно отрегулировав шнурки и застежки. И тронулся по улице.

Это было классно! Тело словно проснулось, оно стало легким и не уставшим, а его движения – простыми, правильными и не напряженными. Странно, этого не было так давно, но они были даже в удовольствие. Но самое главное, он вдруг почувствовал себя собой. Это может звучать смешно и глупо, но, видимо, произведение скандинавских дизайнеров и тайваньских рабочих выражало что-то его, Димино; подчеркивало нечто сокрытое и, может быть, даже главное, что было в нем, но никак не могло пробиться наружу. Куртка делала это внутреннее видимым для других, и другие, как показалось Диме, это оценили. И, возможно, все то время, пока он шел до Сретенки, невидимые руки-клешни стали держать его слабее. Для этого мельтешащего и кишащего мира, мира центра большого города, он теперь был не просто ничем не примечательной фигурой в мешковатых брюках и дешевом муляже полупальто, а собой, Димой. Тем, кем он хотел себя сознавать, тем, чье отношение к миру выражено именно этими складками, этим силуэтом, этой мягкой, но в то же время непродуваемой и непромокаемой оболочкой. И даже девушки, встретившиеся на его пути, смотрели на него как-то по-другому. Короче, мир стал играть другого Диму, и ему это нравилось.

– Привет! Здорово! Что тебе заказывать? – взлетела из-за стола легкая складная фигура Сашика в элегантной темной водолазке.

– Да ничего, я только зеленого чая выпью, – замялся тот.

– Чая я тебе уже заказал, и давай не выпендривайся. Что я, один жрать буду?

Сашик был растроган встречей и сентиментален. Он тихо травил анекдоты, вздыхал и мечтательно обещал забить на все.

– И забей, – неожиданно для себя ввернул Дима. – Я тоже готов… Ну, в смысле поддержать компанию и вообще. Правда, мне сейчас и забивать, в сущности, не на что….

– Да? – расстроился Сашик. – А ты не парься. И я не в плюсе. У меня же все баблосы в недвижимости. А это сейчас такая жопа, такая жопа! – И, на мгновение задумавшись, тут же нашел выход: – Я знаю, что нам надо! – заявил он, и его свободная от палочек рука потянулась к мобильнику.

– Слышь, а ты чего такой малохольный? – поинтересовался он у своего невидимого собеседника. И, с полминуты послушав его объяснения, заключил: – Это все хрень. Мы тут все уже придумали. Как что? Вечером объясню. Давай в десять в избе, подгребай, перетрем. И Веню бери. Будем вас конкретно вытаскивать.

– Я… я в десять не могу, – испугался Дима. И приготовился было объяснять, что машина сломалась, последняя электричка уходит в половине одиннадцатого и что жена убьет, но осекся, неожиданно увидев свое отражение в стеклянной двери. Вот он сидит в центре Москвы, с виду бывалый экстремал, рядом не менее бывалый и состоявшийся друг, а он плетет ему… какую-то жалкую чушь!