Тексты

Расстраиваясь на себя и свои мысли, я попытался объяснить, что сопровождал сестру. Я говорил как можно мягче и вежливее. Интересно, а применил бы этот Сергеев табельное оружие, если бы я просто защищался от этих уродов? Один ото всех. Вполне бы применил. Ему бы ничего не было. А может, и нет. Кто его знает, так сразу и не скажешь. Еще один аргумент в пользу того, что жизнь нельзя прожить заочно.

– Сопровождал сестру, – тем временем старательно записал майор. – А она чего, сама машину не водит?

– Водит, – вопросы Сергеева нравились мне все меньше и меньше, но я покорно объяснил, что машина сломалась и что с сестрой кому-то надо было ехать.

– Так, – мой собеседник поставил точку и отложил бумагу в сторону. – Значит, если вы не знаете Терещенко, у меня лично к вам никаких вопросов нет.

– А если бы знал?

– Не понял. Вы же сказали, что не знаете.

– Просто интересно, – сказал я. – В общем, хочу понять, во что влипла моя сестра. Она-то знала.

Сергеев насторожился и посмотрел на меня как-то странно.

– Нет, что, у них такая любовь-морковь была, да? – вдруг спросил он, и в его глазах мелькнуло что-то такое, что я бы не назвал плохим или хорошим. Это было что-то человеческое, то есть такое, что наводило на ответ: никакого табельного оружия этот парень бы не применил. Во всяком случае, стрелял бы не на поражение.

– В том-то вся фишка, что ничего такого не было. А любовь была. Понимаешь?

– Что, совсем нереализованная? – не поверил майор. И почесал затылок. – Ладно, значит, так, посиди пока в коридоре, а мы с ней кое-что уладим, и все. Всякое, конечно, бывает…

Выпроводив меня из комнаты, Сергеев запер кабинет и быстро куда-то ушел.

Что-то не так, решил я, но оставалось только ждать, и я ждал. Я переместился в то место, где находился кабинет, скрывавший мою сестренку, и, устроившись поудобнее, поглощал покой. Так называл одно незамысловатое, но очень действенное упражнение мой старый восточный учитель. Оно заключается в том, чтобы просто сидеть, расслабив плечи, шею и еще некоторые группы мышц – у каждого свои, – и видеть исходящий из неподвижных предметов покой. Ну и, разумеется, его поглощать, чтобы собственное тело так же наполнялось покоем и, следовательно, силой. Но то ли окружавшие меня стены и стулья изначально не содержали покоя, то ли его вытянул кто-то сидевший тут до меня, в мозг лезли всякие нехорошие догадки, и вместо покоя я был наполнен с ног до головы сплошным беспокойством.

– Пошли! – Это произошло неожиданно. Дверь кабинета отворилась, но вместо сестры из нее появился майор Сергеев. Впрочем, он чесал затылок, а этот жест, как учат психологи, вроде не предвещал на мою голову новой беды. Но даже если бы и предвещал, я бы все равно пошел следом.

– Дело в том, что тут такая петрушка приключилась… – Рука Сергеева переместилась с затылка в ту область головы, которая расположена за ухом. – Бывшая жена этого Терещенко сделала ложное опознание. То ли морг так подействовал, то ли специально: он же до сих пор у нее в квартире прописан, а по свидетельству о смерти выписывают быстро. Так что жив ваш Терещенко. Жив и здоров, а погиб другой человек, личность сейчас устанавливаем. Вопросы есть?

На улице пахло утром, сыростью, желтыми листьями и скорым рассветом. После бессонной ночи и сидения одетым в теплом помещении тело бил легкий озноб. Зато глаза сестренки сияли радостью и слезами. И я, конечно, тоже был ужасно рад, а когда я рад, я становлюсь активным и начинаю много говорить.

– Значит, так, сейчас купим чего-нибудь выпить. Он теперь, оказывается, в Ивантеевке квартиру снимает, адрес я записал… Как раз купим – и как нагрянем! Успеем еще до того, как он на работу укатит. – Я сыпал предложениями, начисто забыв и о своей работе, и об усталости. У меня было чувство, что это наши безрассудные действия спасли его. Конечно, я не задавался, даже внутренне: ведь в первую очередь мужество, верность и смелость моей славной сестры воскресили этого парня, но и моя бессонная ночь, слезящиеся глаза и ушибленная нога тоже внесли свой вклад. У нас получилось! Честное слово, я был готов поверить, что это именно так. Что судьба поддалась нашему напору, счастливый случай протиснулся в пробитую нами брешь и прочей пафосной чепухе, которую хотелось молотить и молотить. Но я сдерживался.

В ответ сестренка молчала и редко всхлипывала. Примерно в таком состоянии мы вышли из ментуры, сели в машину и проехали несколько километров в сторону кольцевой дороги. И попали в пробку.

– Да, смешно все получилось, – подала голос она.

Вокруг нас двигались и останавливались машины многочисленных областных жителей, ехавших на работу в город, моросил дождь, монотонно работали дворники, и сквозь радость тело начинала снова охватывать усталость.

– Слава богу, что не грустно, – ответил я. – А главное, не скучно.

– Знаешь, так страшно! Ужасно, что все могло произойти именно так.

– Ничего. Все к лучшему, – зачем-то ляпнул я, с трудом понимая, что именно имею в виду.

– Да. А… ты на работу не опоздаешь?

Вопрос мне как-то сразу не понравился. В нем чувствовались знакомые, привычные интонации, и я снова насторожился. И насторожился вовремя, потому что какой-то торопыга на БМВ вдруг нагло въехал в мой ряд и резко затормозил.

– Опоздаю? Конечно, опоздаю, – ответил я после небольшого ругательства. – Но ты не переживай, позвоню, совру что-нибудь.

– Спасибо, – вздохнула она и уже в который раз набрала номер Витькиного мобильного телефона.

Телефон, судя по всему, был по-прежнему выключен.

– Знаешь, а это как-то неудобно.

– Что неудобно? – начал злиться я. – Ты прошла через такое… Ты чего?

– Нет, Саш, нет, неудобно. Вдруг мы приедем, а он там не один? Как мы будем выглядеть?

– Абсолютно нормально!

– Нормально? Мы?.. Ты ведь не знаешь, какой он иногда бывает. Потом, подумай, где эта Ивантеевка и где сейчас мы.

На этот раз сестра говорила дело. Мы все-таки слишком долго просидели в ментовке, пробки, судя по всему, были уже и на кольцевой, и в славное место под названием Ивантеевка мы могли запросто приехать не раньше одиннадцати.

– Ладно, а где он сейчас работает?

– Не знаю. Сейчас попробую позвонить на старую работу, – отозвалась сестра.

Но на старой работе никто не брал трубку. Мы не сдавались, сестренка звонила по каким-то другим номерам, но те или не отвечали, или, если ей все же удавалось вырвать кого-то из объятий сна, не знали о нашем Витьке никаких последних новостей. Зато их знала сестра, и ей пришлось почти полчаса объяснять каким-то своим разбуженным подругам, что он жив, здоров и какая идиотская произошла ошибка. А на пятом или шестом разговоре села батарейка ее телефона, и в Москву мы въехали в тишине.

– На, попробуй, может, заработает, – предложил я ей свой «Эриксон», отказывавшийся работать после ночных событий. Но и тот не пошел нам навстречу.

– Выключается, – грустно улыбнулась сестричка. – А может, это и к лучшему? Я сейчас в таком виде. Мне… мне надо побыть одной.

– Да-а-а… – выдохнул я. Затем краем глаза посмотрел на нее. Выражение лица сестренки наводило на мысль, от которой на душе становилось еще более грустно, чем тогда, когда мы ехали по этой дороге ночью. Она к нему не приедет. Никогда.

Опыт не раз показывал мне, что лезть в дела влюбленных опасно, бессмысленно и, в принципе, неправильно. Любое вмешательство в их отношения сразу делают тебя виновным во всех их проблемах. Впрочем, немного отвлекшись, замечу, что невмешательство тоже не спасает. Но в тот раз мои потуги сдержаться все же помогли, и я очень мягко заметил, что она может поступать как сочтет нужным и что, в конечном счете, решать ей.

Я и сейчас думаю, что сказал тогда в целом верно. Давление на сестренку обычно вызывает прямо противоположный результат. Во всяком случае, если это давление исходит с моей стороны. Хотя потом я все же немного добавил.

– Только учти, – позволил себе мягко заметить я, – ты офигительно красивый, смелый и мужественный человек, поверь мне, я понимаю, о чем говорю. Только ты смелая, если речь идет о ком-то другом, а не о тебе самой. А чем дольше ты будешь ждать, тем будет труднее. Подумай, произошло чудо, реальное чудо, и нужно ловить этот чудесный момент. Здесь и сейчас. Таково мое скромное личное мнение. Всё.

– Отвези меня к себе, я подумаю, – сказала она еще тише. И мой страх перерос в панику. Я решил, что своими речами только порчу ситуацию, поэтому всю оставшуюся дорогу мы не разговаривали.

Оказаться дома и не упасть на постель, не закрыть глаза и не провалиться в сон представлялось мне грубым издевательством над организмом. Однако я не упал и не провалился, а с неожиданной деловитостью и даже педантизмом начал собираться в свою контору. Страх за сестренку вызвал защитную реакцию, и память подсовывала моему уставшему мозгу дела, которые нужно было сделать именно сегодня или еще вчера; список этих дел пух вместе с ним и постепенно вытеснял из сознания проблемы моей нежной родственницы.

– В холодильнике остатки салата, творог и сыр, – перечислял я ей. – Если дозвонишься и уйдешь раньше, чем я вернусь, отдай ключ в двадцать третью, Клавдии Михайловне. А еще лучше – тащи Витьку сюда. Компьютер не включай, он сразу выйдет на «Рейтер», пойдут одни графики. Если будут вопросы, звони, но с половины двенадцатого у меня переговоры…

– Хорошо, – тускло кивнула она, закрывая за мной дверь. – Если будет звонить Марат… скажи, что у меня легкое сотрясение мозга. Упала с лестницы в твоем подъезде, ладно?

– А ты думай, – кивнул я и обреченно побрел вниз по лестнице. – А еще лучше – не думай…

Я рулил знакомой дорогой к офису, и в голову лезли грустные мысли. Собственно, чего мы боимся? Всякой ерунды. Остаться без денег, заболеть, попасть в катастрофу, того, что случится война. А о чем думаем? О том, где заработать, что купить, куда пойти и какое мнение о нас складывается у начальства, клиентов и существ противоположного пола. И так вот живем. Живем и почти не думаем о том, для чего родились, и совсем не боимся, что чего-то не сделаем, не проживем, пройдем мимо. А ведь, казалось бы, так просто – возьми и разверни свой страх наоборот. И – окажешься в реальной жизни.

Я бы не сказал, что вся эта философия сильно отвлекала меня в тот день от работы, но где-то на уровне подсознания размышления на эту тему, видимо, никак не могли остановиться. Поэтому под вечер я не выдержал и сделал то, что запрещал себе делать до этого. Я вошел на сайт одноклассников, залез в раздел своей школы и начал искать Толика. Того самого. Мне почему-то всегда было чувство, что этому человеку очень нужна помощь. И необъяснимое убеждение, что понять и помочь ему могу только я.