Хрущёвка

Зима нынче выдалась холодной, и мороз лютый до костей пробирал, а вязаные рукавицы, да кожаные перчатки, ничуть не спасали горожан от вечной мерзлоты. И до того колотун жгучим оказался, что собаку нынче во двор не выгнать и прежде чем машину завести, надобно будет двигатель ночью тщательно прогреть. Колотун щёки резал, точно бритвенный нож, ледяным остриём он ласкал румяные лица прохожим, и пальцы на ногах до синевы морозил. И чтобы не прослыть среди Вас читатели голословным я лишь добавлю от себя, что в один из холодных вечеров, житель дома, по возвращении с работы, отморозил на ноге большой палец. Витасик уничижающее глядел на заметённый снегом двор и восторгался тем, как простой люд, не взирая на обширные осадки, лопатами выгребал залежи белых сугробов, уверенно снимал с машин белый покров и второпях мчали на работу. Таковы их обязанности перед семьёй и общества в целом… Они не вправе подвести родню, или оставить детей без ужина, по причине лютого мороза и других погодных неурядиц. Ведь злободневные света за воду, газ и прочее, сами себя не покроют.

Взять хотя бы, профессора Круглова. Молодой и весьма импозантный человек, который год ходит бобылём и работает на успешное развитие отечественной науки. Что в лютые морозы, что в знойную жару, профессор Круглов обязательно явится в научный центр. Работа в лаборатории для профессора, значила немногим меньше женитьбы, или детей. И как бы там ни было, он считал, что на данном этапе жизни, будет глупо заводить семейство в ущерб научной карьере. Профессор Круглов имел конкретный бзик, либо же глубокое помешательство и на заре карьеры учёного он поставил перед собой ясную цель – добиться научных высот и сделать открытие в области генной модификации. К женщинам он относился с толикой равнодушия, и не подумайте, что якобы профессор испытывал сильное влечение к мужицкому телу. Он до мозга костей человек традиционной ориентации. Круглов обыкновенный учёный и всем сердцем обожает науку. С подобным отношением к семье и детям, профессору не пристало думать о скорой женитьбе. И что ни говори, но семья доставляет человеку множество хлопот, а если поверх того приплести уход за детьми, то сил на работу в принципе не останется.

Ото дня в день профессор Круглов выполнял исключительно монотонную работу, как в научном центре, так и за его пределами. Рано утром, с первыми петухами он наливал себе чашечку крепкого кофе, приступал к утренней трапезе, наводил марафет, затягивал потуже ремень, укрывал горбатый нос длинным шарфом и топал на работу. В отпусках он бывал редко, а если и бывал, то всякий раз посещал именно Лондон и жил там от недели до месяца. Вечные дожди, запах рыбы на пристани и относительно большие траты на проживание, его ничуть не смущали. Он предпочитал дождливый Лондон, солнечным курортам, и терпеть не мог отдых на пляже. «Сидеть на берегу, среди толпы незнакомых мне людей и при этом пялиться на солнце, я и дома могу, зачем мне попусту время тратить. «Ведь настоящий отдых, это перво-наперво отдушина для ума и, само собой разумеется, иностранная кухня», заключил однажды, профессор Круглов и покинул трап самолёт.

Временами профессор Круглов считал нужным дать потомство и выполнить одну из немногих обязанностей перед обществом, но отыскать среди кучи фианита достойный бриллиант тяжело. Опять же, в подборе женщин профессор Круглов был крайне осмотрительным, у первой нос излишне длинный, у второй ноги весьма коротки, а у третьей так вовсе ягодки в поле не уродились. Несомненно, профессор Круглов находил явную потребность в женской ласке. Работа и впрямь занимала большую часть свободного времени, но ему очень хотелось видеть на кухонной плите кастрюлю горячего борща, а под боком жену красавицу. Временами профессор Круглов думал о личной жизни, чаще всего это случалось за обедом в фешенебельном ресторане. Профессор неохотно полагал, что работая круглыми сутками, он невольно стремится заполнить душевную пустоту, перекрыть клапан одиночества и окончательно притупить хроническую боль на сердце.

Подчас он вяло дрыхнет на диване, отдыхает после трудовых будней и ладонью ищет по соседству женскую ручонку, но из раза в раз находит лишь пустоту и отчаянье. Перед сном, профессор Круглов, не прочь слегка приобнять женскую талию, уткнуться носом в изящное плечико, всем телом прижаться к ней и ощутить себя любимым. Но всякий раз, ложась на боковую, профессор Круглов неизменно обнимает холодную подушку и грезит поскорее найти даму сердца. А с утра пораньше он наливает чашечку крепкого кофе и топает на работу. Он любил женское тело, и терпеть не мог мужское, а в особенности своё откормленное брюхо, и грудь, и талию. Профессор Круглов смотрелся в зеркало, но чрезмерной любви к себе, он, увы, не питал, скорее тупое презрение. «И как же собой любоваться, если твоё тело сплошь и рядом – кусок жирного сала», ругался профессор.

С малых лет, Круглов был склонен к полноте, он отнюдь не находил себя излишне толстым, но и стройным телом похвастаться не мог. Кругом сплошные недостатки, думал профессор, брюхо из штанов выпирает, талия широкая, как у бегемота, а грудь самая что ни на есть, первого размера, хоть лифчик надевай. Он понятия не имел, как ему с такими данными укрощать дамские сердца и быть всюду желанным гостем. Профессор Круглов стыдился в особенности посетить на досуге городской пляж и искупнуться в речке. Оголившись до трусов, он ощущает себя беспомощным и слабым, ему кажется, что люди смотрят на него и в уме осыпают грязью, мол, поглядите до чего огромное пузо, большая грудь и жирные бёдра.

Профессор Круглов слишком стеснялся знакомств с женским обществом и причина тому, боязнь получить отказ и стать вечным посмешищем для всего рода мужского. Но в то же время он находил себя весьма привлекательным, в особенности ему нравились черты холёного лица. Профессор лукавить не станет, он действительно заплыл жиром и былая красота, неохотно прячется за сальной мордой. Но и сейчас в нём проясняется некий шарм, и если завтра Круглов примет окончательно решение – на корню изменить образ жизни, то он вполне может сгодится на роль видного жениха.

Профессор Круглов, до того был неуверенным в себе человеком, что помимо собственных изъянов, он глубоко стыдился всего на свете. Он считал, что тот или иной гражданин, любит хвастовство и занимается исключительно притворством. Профессор терпеть не мог зазнаек и испытывал стыд, когда знакомый ему человек либо умничает, либо говорит излишне мудрыми словами. На людях он вёл себя скромно и рот держал под замком, как рыба в воде, боясь прослыть перед публикой навязчивым человеком. Чрезмерная робость в общении привела к тому, что среди знакомых он имел дурную репутацию нелюдимого паренька.

Друзей профессор менял часто, и, как правило, величал их поголовно – приятелями. И на вопрос, а есть ли у него под боком родственная душа, он отвечал предельно коротко и сухо – нет. Объясняет профессор это тем, что близкие связи, уместны только на работе, а за его пределами исключительно общение для поддержания морального духа. В свободное от работы время, профессор Круглов, как правило, набирался духу, поднимал трубку и звонил давнему товарищу – доценту кафедры теоретической физики. В мешковатом костюме и с массивной тросточкой, профессор Ливнёв, не первый год учит уму разуму молодых студентов и слегка хрипатым голоском объясняет им основные законы теоретической физики.

Под рукой у профессора, есть лишь две вещи, которые беспокоят его на каждом шагу, и если первая, это извечный гастрит, то вторая, это массивная тросточка в исхудалом кулаке. Много с тех пор воды утекло, и дни те былью поросли, однако массивная трость, который год подряд, исправно сопровождает хозяина на каждом шагу. Давным-давно, в бытность аспиранта, молодой профессор лениво встал с кровати и метнул резкий взор на часы. «В глазах, что ли двоится!?», Ливнёв сощурил оба глаза, и смерил взглядом минутную стрелку часов.

«О нет!», шёпотом вымолвил профессор, на ходу натянул штаны, поверх накинул рубаху, завязал наспех ботинки и очертя голову побежал на работу. Он мчал по тротуару, уверенно сносил на своём пути менее расторопных граждан, тотчас же просил прощения и сверкал пятками, будто убегал от своры диких собак. Время на исходе, и считанные минуты оставались, прежде чем зазвенит звонок и студенты, все как один, побегут на пары.

До института рукой подать, и знакомая профессору черепичная крыша лихо маячила на горизонте, надо лишь поднапрячься и он наверняка успеет вбежать в пыльную аудиторию. Тогда профессор Ливнёв, собрал волю в кулак и срезал путь, но стоило ему смахнуть с тротуара, как чёрный внедорожник насадил его на капот. Он мигом свалился на тёплый асфальт, расшиб себе лоб и потерял сознание.

Сильнее обычного пострадала лодыжка, а в остальном же профессор Ливнёв отделался парой ссадин и тяжёлой гематомой на лбу. А вот машине пришлось не сладко, удар головой оставил на чёрном капоте солидную вмятину и опять же водитель, резко нажав на педаль тормоза, носом клюнул о твёрдый руль и понятно дело, случился перелом.

Операция на лодыжку, прошла успешно, однако был риск, что кость не срастётся, но всё обошлось, и в скором времени профессор Ливнёв встал на ноги. Первое время, врач рекомендовал найти Ливнёву подходящую трость и снизить нагрузки, иначе есть риск получить рецидив травмы. Выслушав врача, профессор Ливнёв в срочном порядке купил коричневую трость и носился с ней, точно маленький ребёнок с конфетой. Он мнил себя интеллигентом, поскольку трость придавала ему высокий статус в общении с людьми и задавала строгий тон его слегка вычурной походке. Шли годы, раны затянулись, лодыжка окрепла, и профессор Ливнёв мог бы запросто выкинуть дешёвую трость на помойку. Однако мысль навеки расстаться с любимой палкой и мельком не посетила профессора, напротив, он узрел в этом некую выгоду, теперь в маршрутке ему смело уступают места, а об очередях он не слышал давно. Но прежде всего Ливнёв поднялся в глазах у женщин, они то и дело строили ему глазки и норовили познакомиться со статным человеком. В скором времени, он сменил дешёвую трость на более дорогую и ни под каким предлогом он не оставлял посох дома. Будь то поход в супермаркет, или ужин в ресторане, профессор Ливнёв обязан был прихватить с собой длинную тросточку. Однажды, он ей отбивался от грабителей и надо сказать, делал он это искусно, словом мушкетёр отражал атаку кавалерии.

Профессор Круглов познакомился с Ливнёвым на ежегодной встрече учёных, где молодым дарованиями присуждали награды, а древние старики в чёрных костюмах толкали длинные речи. Рука об руку они сидела в одном ряду, по соседству и безучастно глядели на театральную сцену. Профессор Ливнёв находил представление унылым, он тяжело вздыхал и время от времени поглядывал на золотые часы. Круглов разделил с ним взгляды относительно церемонии награждения и между тем заявил: «Я бы лучше, перечитал все четыре тома о принципах нейрохирургии, нежели сунулся сюда в очередной раз». Профессор Ливнёв ухмыльнулся в ответ, а сосед Круглова, недовольно заявил: «Что Вы имеете против нейрохирургии?». Он встал с места и покинул зал, а Круглову вдруг стало не по себе, и он в срочном порядке рассупонил две верхние пуговицы.

–А я погляжу Вы человек, с чувством юмора… Мне такие по нраву- вполголоса шепнул профессора Ливнёв.

–Пожалуй, Вы правы, шутка действительно удалась. Вот только жалко того господина, наверное, обиделся на меня.

–Поверьте мне на слово, он только рад сбежать от столь вялой атмосферы, просто повода не находил. Я Вас уверяю, сейчас он мчит в буфет за рюмочкой коньяка.

–Возможно… Возможно…

На пару с Ливнёвым, профессор Круглов не став дожидаться конца унылой встречи, незаметно юркнул в полупустой вестибюль и вежливо отдал гардеробщике позолоченные номерки. С тех самых пор, они взяли привычку вместе коротать свободные вечера, ходить по дорогим ресторанам, вести огненные дискуссии и спорить обо всём на свете.

Не редки те случаи, когда профессор Ливнёв наносил дружеские визиты в квартиру Круглова и распивал там чаи, поглощал то бублики, то пряники, в общем нахлебничал. К себе домой он пригласить Круглова понятно дело не мог, поскольку его конура, разве что сгодится на весьма скромные посиделки за бедным столом и доценту кафедры теоретической физику, будет стыдно показывать скудное убранство затхлой квартиры. Профессор Круглов не в силах был возразить наглости друга и слово поперёк вставить, он не решался. Опять же, профессор находил общество и повадки слегка сутулого человека довольно интересными. Всякий раз, когда Ливнём приходит в гости, профессор Круглов наливает им по рюмашке коньяка и горячо спорит на злободневные темы.

И в последнее время, что у того, что у другого на работе сплошной голяк, хоть шаром покати, а сидеть в душных помещениях и грустно взирать на высокие потолки… наскучило. Профессор Ливнёв за годы тесной дружбы, ни разу не назначил встречи, обычно этаким делом занимался сам Круглов и первым набирал номер телефона. Сегодня, как и позавчера, Ливнёв не стал нарушать правил игры и выжидающе сидел напротив телефона. Он прекрасно знал, что рано или поздно Круглов наберёт номер телефона и пригласит его на рюмочку коньяка. Долго ждать не пришлось, профессор Круглов по заведённому порядку, набрал номер телефона и пригласил товарища на крепкий чай.

–Жду тебя в восемь, и отговорки не принимаются.

–Накрывай скатерть, я в пути.

Ливнёв, поймал у института такси и ровно в восемь вечера он стоял на пороге дома… Минута в минуту. Осмелюсь заявить, что по нему можно вполне сверять часы. Профессор Ливнёв постучался в гости, дверные звонки он обходил за милю, и на то была веская причина. Однажды, отец, установил в подъезде звонок, надавил на штуковину пальцем, и его шибануло током. С тех он к дверным звонкам относился с явным презрением. Круглов открыл товарищу входную дверь и впустил гостя в дом. Профессор Ливнёв тщательно вытер ноги, оставив на синем коврике уличную грязь, и пошёл распивать с коллегой спиртные напитки.

–Ну, рассказывай, как дела на работе.– начал Круглов и откупорил бутыль дорого коньяка.

–Дела идут, контора пишет, а студентики мои, как и прежде, думают лишь о гулянках, да попойках, а учёба их нынче вовсе не тревожит. Сессия не за горами, а в голове одни развлечения. Ой… Не знаю, на кого я эту страну оставлю!? И ведь цветом нации себя величают… Сплошное декадентство.

–А ты себя вспомни в молодые годы…– заявил профессор Круглов и до краёв наполнил хрустальную рюмочку.– И не такие вещи вытворял.

–Я в молодости вёл себя благопристойно и на гулянки не ходил. Я окончил школу между прочим, с золотой медалью, поступил в институт… Сам! Без чьей-либо помощи! Успешно выучился, получил красный диплом и стал читать лекции в высшем учебном заведении.

И на кой тебе золотая медаль сдалась!? И диплом красный, как по мне, это лишняя трата времени. Знавал я одного паренька, в равной степени, как и ты, окончил Вуз с красным диплом, отучился на юриста, а теперь стоит у кассы, да заказы принимает. И сдалось ему это образование, как собаке пятая нога. Он лучше бы, капиталом начальным обзавёлся и по карьерной лестнице на пару этажей поднялся, а не в институт ходил. Какой ему теперь прок от этой корочки цветной, разве что подставка для чашек и не более того.

–Ты не прав, нынче без диплома никуда! Смотрел я вакансии по трудоустройству, а там сплошь и рядом графа о наличии высшего образования. В любом случае, если он и не станет работать по специальности, то без бумажки ты какашка. Прости меня за мой французский. Будет себе ходить от места к месту, и как нынче молодёжь выражается, шабашить круглые сутки, точно раб на галерах!

–Да не в этом дело, ты пойми, что человек пять лет вставал по утрам, ходил на учёбу, тратил деньги и что в итоге!? Он работает не по специальности! И где это видано, чтобы дипломированный юрист стоял у кассы! Взять хотя бы Европу, ежели ты на юридический поступил, или на дизайнера отучился, то пару лет ты точно отработаешь по специальности. А наше, отечественное образования, в народе, к сожалению, не чтят, скверно отзываются и сожалеют о зазря потраченном времени. Оно и правильно, на первых порах ученик строит воздушные замки, парит в облаках и желает стать востребованным юристом, а на выходе он понимает, что пять лет потрачено впустую и все его замки, идут коту под хвост.

–Я с тобой не соглашусь, наше образование одно из лучших в мире, как и страна в целом. Пока европейцы читают детские повести, наши умы вовсю штудируют великих прозаиков, по меньшей мере, я в их возрасте цитировал философов. И так везде – математика, физика, биология и прочее. Советская власть, оставила потомкам большое наследие! Местами оно и взаправду испещрено красными пятнами, но между тем имеются места, где светлые пятна идут один за другим, в том числе наши институты, школы и многое другой.

Профессор Круглов вежливо протянул рюмашку коньяка и Ливнёв за милую душу принял жгучий напиток. Они чокнулись, да с таким треском, что эхо в комнате стояло, и махом опустошили рюмки до дна. Профессор Круглов покраснел и сморщился, точно дольку кислого лимона откусил. Он в мгновение ока перебил горечь во рту шоколадной конфетой и облегчённо выдохнул – Фууух… А Ливнёв конфету пробовать не стал, он решительно держался стародавней традиции – после первой не закусываю! С минуту он поморщился, а вслед за тем, распрямил осанку, вытянул ноги и положил локоть на стол. Хороший коньяк, подумал Ливнёв, и между собеседниками нависла гнетущая тишина.

–Ну что ж, как знаешь!? А я всё же останусь при своём. Нынче от высшего образования проку, как с козы молока.– настаивал профессор Круглов.– Понятно всё с тобой… Дела идут старым порядком, а ты не молодеешь. Расскажи-ка лучше, как в личной жизни дела обстоят? Всё ли тебя устраивает?

–Тут и говорить не о чем! Разве есть нынче время на женские прелести!? С утра до вечера, одна только работа в душном помещении, а я, между прочим, астматик и мне вредно пылью дышать. Но такова ноша в этом бренном мире, либо семья, либо карьера… Да и о женщинах в последнее время думать не приходится, что ни день, то очередное приключение. Например, вчерашним днём, я заприметил на полу мышиный помёт, а ближе к сумеркам, я услыхал в соседней комнате весьма подозрительный скрежет. Но это лишь цветочки, худшее из всех бед в моей спаленной комнате, это чужеродное отверстие на потолке. Что б ты знал! Хвостатая нечисть прогрызла целый гипсокартон. Другими словами, моё пристанище осадили хвостатые грызуны, что б их… чёрт побрал.

–Да не горячись ты так, сбереги нервы, они тебе в скором времени пригодятся! И мышей прогнать дело плёвое, проще пареной репы, как говорится.– профессор Круглов отложил рюмашку в сторону.– На днях, мне довелось опробовать на лабораторных мышах, одно весьма любопытное средство. Ты не бойся понапрасну, ничего страшного в нём я не вижу, но если вдруг, отрастёт третья нога, или того хуже, на оба глаза ослепнешь, то я умываю руки и обо мне ты знать, не знаешь.

–Обнадёжил, ты меня, конечно…

–Ты сперва послушай, а потом делай выводы.– профессор Круглов выдержал короткую паузу.– Это новаторская выдумка моих достопочтенных коллег. Недавно они получили некий тендер от частной фирмы на исследование формулы любви. Звучит бредово, но против начальства не попрёшь. Раз надо, то флаг тебе в руки и вперёд, работай на благо страны. И вечно они голый зад отечеством прикрывают, видите ли, патриотизм дело благородное, а как по мне, то всё это брехня. Патриотизм он идёт от сердца к народу, а не от ненависти к западному врагу.

–Ты ближе к делу давай…– оборвал на полуслове профессор Ливнёв.

–Учёные испытали это средство на лабораторных мышах, и результат, к несчастью для начальства, оказался весьма плачевным. Мыши, однако, не проявили должную симпатию к собрату, напротив, они бросились врассыпную, зубами впились в стальные решётки и дружно запищали. Формула любви не удалась, но на борьбу с грызунами вполне сгодится. Сегодня тебе несказанно повезло, поскольку я прихватил с работы один образец. Думал на досуге, наукой займусь, но тебе нужнее, потому бери и не стесняйся. Распыляй и о последствиях не думай. Я потом сходил и проверил, что, да как там с мышами. Все живы, ни одна гадина не сдохла.

–Хорошо… Раз даром отдаёшь, то нос воротить не пристало. Опять же, мышей изведу и спать буду крепко. А то, в последнее время недосып утомил жуть до чего, и глаза слипаются на каждом шагу. Вчера, например, прямо на лавочке уснул, как последний пьяница.

–Сиди тут, а я скоро вернусь.– заявил профессор Круглов и оставил гостя наедине с бутылкой спиртного. Ливнёв времени терять не стал, он неспешно придвинул к себе выпивку и пока хозяин суетливо бродил по огромной квартире, он втихомолку пропустил одну рюмашку. Ну и хоромы он себе отгрохал, возмутился профессор Ливнёв и закинул за ворот очередную рюмку. Буржуи подлые… Коммунистов на них нет, Ливнёв окончательно захмелел, оба глаза окосели, и щёки кровью налились. Всего лишь пару стаканов употребил, а он и двух слов связать не в состоянии. Совсем он пить разучился, в молодости, помнится мне, бутылку вина за раз опустошал, а теперь четыре рюмки и размяк. Тогда профессор Ливнёв впервые закусил коньяк шоколадной конфетой, и наотрез отказался от очередной рюмки горячительного напитка. На сегодня хватит, он и без того лишнего выпил, а теперь на друга наговаривает. «Морда пьяная… Стыдно должно быть… Он тебя двери открыл, обогрел, и выпить дал, а ты о нём в плохом свете говоришь…», шептался профессор Ливнёв.

И между тем он дал себе клятвенное обещание, что к спиртному он больше не притронется. Который раз Ливнёв обещает, что с понедельника он начнёт трезвую жизнь, и если будет выпивать, то исключительно крепкий чай. И вот настанет долгожданное утро, профессор Ливнёв сварит горячий кофеёк, умоет лицо и даже мельком не вспомнит, что на закате дня, он давал слово покончить с пьянством. А спустя неделю, он обязательно встретится с Кругловым, пропустит с ним пару стаканчиков хмельного пива, или же рюмок коньяка и даст себе клятвенное обещание не прикасаться к выпивке.

В дверях возник профессор Круглов… И ради общей безопасности, он тщательно завернул стеклянную пробирку в газетный свёрток. Круглов определённо боялся ненароком выронить уникальный образец и тем самым подвести товарища. Случись такое на рабочем месте, то начальство обязательно влепило бы Круглова выговор, или куда хуже, одним звонком в бухгалтерию, лишило годовой премии.

–Вот, держи и смотри, не потеряй. Здесь тебе не рынок, я образцами не торгую…– профессор Круглов отдал Ливнёву газетный свёрток и сел за стол. Он схватился за полупустую бутылку, плеснул в рюмку жгучего коньяка и смахнул всё до последней капли.

–Спасибо тебе большое, выручил. С меня причитается.– профессор Ливнёв взялся за трость.

–Ты куда это лыжи навострил?– возмутился профессор Круглов.– Часом ли не домой!?

–Да погоди ты… Надо пробирку подальше убрать, иначе разобью и шиш мне с маслом…– профессор Ливнёв встал из-за стола и на пару минут оставил бытовое пьянство. Ноги слегка подкашивались, дверной проём то и дело, ускользал всё дальше и дальше. Он опирался на трость и чудом не расшиб себе голову. Ливнёв спрятал газетный свёрток во внутренний карман клетчатого пальто, и вернулся к столу.

Пьянствовали они до самой ночи, и выдули на двоих бутылку отменного коньяка, да пару стаканов пиратского рома. Посреди застолья, профессор Круглов умолк, словом потерял дар речи, это значило, что алкоголь ударил в голову, и он целиком погрузился в раздумья. Языком чесал в основном Ливнёв, он только и делал, что поднимал стаканы и говорил, до чего жизнь скверна. Он трещал безумолку, говорил о диссидентах, вопреки обещаниям пил коньяк и попросту наводил безудержную тоску. Близилась ночь, луна взошла над крышами города, и тогда профессора Круглов исподволь намекнул, что пора и честь знать, мол, хватит за чужой счёт пить дорогой коньяк. Будь он чуть храбрее, то сказал бы ему прямо в глаза: «Хватит дармоед водку мою жрать! Иди домой!». Но Круглов не мог так просто взять и оскорбить человека. И поэтому но заходил издалека.