Тоска
С тех пор как он прибыл сюда, минуло две луны. Ниирея по существу была пустыней. Ее сказочные ландшафты не были похожи ни на одну местность от края и до края земли. Это становилось бесспорным, стоило искателю подняться на другую сторону хребта Хаагум, и вот там, внизу, прямо перед его глазами открывалось каменное плато. Оно напоминало пирог, разрезанный на множество кусков, начинкой которому служила застывшая лава. Обдуваемая ветрами, она принимала замысловатые формы, а в хорошую погоду светилась тусклым светом ? то солнечные лучи играли в ней. Но ничего там не росло, не текли реки, не били ключи, трава не наливалась соком на рассвете. Ветер быстро иссушал все запасы дождевой воды, что скапливалась в каменных ложбинках. Такова была Ниирея.
Мастеровой лежал на старой циновке и смотрел в серую, без всяких красок, уходящую даль. Между ним и остальной частью Нииреи простирался глубокий разлом. Мужчина расположился всего в нескольких шагах от края. Самый большой из тех, что он видел здесь, лежал перед его глазами. Идти дальше казалось полным безумием. Покатые склоны разлома уходили вниз больше чем на триста локтей. И прежде, чем достигнуть дна, эти каменные формы переплетались в безжизненный лабиринт, и только ветер бродил в его ходах.
Искатель никуда не спешил. И дело было вовсе не в том что его котомка уже давно полна (в ней редкие камни, ради которых он и проделал этот нелегкий путь), а в том, что, отправляясь в дорогу, он неизменно брал с собой и тоску. Тоску… жгучую и горькую.
Нет, конечно же он делал это не специально. Эту гадкую вещь не берут с собой в дорогу, как, к примеру, соль или огниво… Она сама приползла, на беду, и поселилась рядом. Искатель, спасаясь бегством, надеялся на то, что тоска не поспеет следом и в дорогах дальних, в нехоженых местах, пути их разойдутся. Пока же она то и дело выползала перед ним из своего логова и жалила прямо в сердце.
Мастеровой закрыл глаза. Он снова думал об Илее. Мускулы его лица напряглись, веки задрожали. Он уже не помнил ее лица, лишь нежный запах волос и щекотание ее ресничек о краешек губ. В воспоминаниях она улыбалась, гладила руку и уходила, оставляя его одного. Все!
Уже в который раз искал он в памяти все новые и новые детали.
Вот он дарит ей ожерелье, она радуется и гладит его по щеке и снова уходит…
– Нет! – сопротивляется мужчина. – Не уходи… – Но нежный образ неотвратимо растворялся. – А ее голос… Каким был голос? Не помню…
С тех самых пор как пропала его Илея, сжав зубы, сохранял он в тайне горечь свою.
– Да, тоска ? дело такое… – раздался голос, нарушивший тишину.
От неожиданности Мастеровой отрыл глаза, еще момент ? и он оказался на ногах.
– Все волком воешь? – обратился к нему крепкого вида старец.
– Кто ты? И с чего ты взял, что я вою, коль я не волк?
Старец миролюбиво поднял руку, спрятанную под затертой до дыр накидкой, и сделал жест пальцами, словно бы трогал воздух:
– Слышу, вроде бы волк где-то воет, вот и решил: схожу посмотрю.
– Не выл я не волком, не рысью. Что ты здесь делаешь, старый человек?
– Я твой далекий родственник, дядька, ты должен вспомнить меня. Ты был совсем маленьким, когда я принес тебе горсть разноцветных камешков, ты играл ими долго.
В памяти Мастерового действительно нашлись воспоминания о том, как в далеком-далеком детстве он, сидя на полу, бросал чудные камешки прочь от себя, боясь блеска, шедшего от них. А некто подбирал и снова клал их к детским ножкам.
– Вспомнил? – как будто прочитав его мысли, поинтересовался старик.
– Как ты оказался здесь?
– Я тут давно. Я был искатель, как и ты. Искал, да и так остался в этих землях, – отвечал ему старец.
– Нашел, чего искал? – оглядываясь по сторонам, спросил его Мастеровой.
– Наверное… Не помню. Остался ? вот и все.
Мастеровой понимающе покивал головой и, не найдя что сказать, отделался коротким:
– Пойду я, идти мне надо.
– А как же она?! – вдруг остановил его старик.
– Кто?
– Илея.
Мастеровой быстро обернулся:
– Откуда знать тебе?
– Ты хочешь спросить, откуда знать мне про тоску твою, коль ты ее скрывал от глаз чужих и от молвы? Так сам ты, того не замечая, бубнил все время ее имя. Илея, верно? И слышал его не только я. Илею ты зовешь в воспоминаниях, она все ускользает от тебя, а ты подумываешь о том, как бы к ней уйти. Или не так? Для этого ты проделал долгий путь из Иля. Ведь там такая мысль твоя была бы под запретом страшным.
– Тебе-то что? Иди своей дорогой подобру-поздорову!
– Вот видишь, ты кричишь… А за что ты мною не доволен? Разве в Иле ты бы накричал на старика?
– Извини. Пойду я. Запутался совсем, – повинился перед дядькой Мастеровой.
– А как же быть с Илеей? – спокойно сказал вслед уходящему искателю старик.
И хотя это были тихие слова, Мастеровой прекрасно расслышал их.
– Хочешь повстречаться с нею?
Теперь искатель подошел так близко к невесть откуда объявившемуся родственнику, что тот невольно сделал шаг назад.
– Я знаю, где ее искать, поверить в это трудно, но к ней дорога есть. Тайная тропа, она здесь. Сомнения твои перечеркнут усилия, но коли усомнишься, напрасны станут все потуги. Одно лишь слово про обман, и пропадет все дело. Согласие твое – вот все, что нужно мне.
– Идем, – выдохнул Мастеровой.
– Не спеши, еще условие. Все, что несешь с собой, отдать придется. Мне не нужно, но правила таковы.
Мастеровой отставил в сторону котомку. Но старика это не устроило, тогда искатель снял с себя одежды и отбросил их. Он стоял абсолютно голым перед тем, кто назвался его дядькой. Но однако старик поднес палец к своему уху и произнес:
– Не слышал колокольчик я, его отдай. Иначе не видать тебе Илеи.
Мастеровой порвал крепкую нить и протянул колокольчик старику.
– Где он? ? Старик зашарил руками по воздуху.
И только здесь Мастеровой понял, что старик не видит колокольчика. Его маленькие глазки ненадолго стали какими-то белыми и пустыми, а потом спрятались под колючими бровями. Но как только родственник услышал тихий звон, то шустро потянулся пальцами к нужному месту. Глазки старика снова показались из под бровей. Мастеровой сжал ладонь в кулак:
– Отдам, когда Илею увижу.
– Ну хорошо, ? стушевался старик.
– Иди за мной. – И он, не оглядываясь, пошел вперед.