Сказание об Иле

–Дитя убил! Дитятку! – заорала какая-то баба.

Дитятка поднялся, и вот уже все они накинулись на Мастерового. И только та, что выставляла себя невестой, стояла безучастной.

Оглушающий крик, как молния перед грозой, обрушился на всех, кто собрался здесь. Пронесся вихрем и пронзил пространство многократно. Вся эта свора, как скошенная трава, оказалась у ног Мастерового. Над головой мелькнуло крыло.

Птица с бронзовым отливом на перьях сделала еще круг, а затем резко рванула вниз. Когти на ее лапах впились в лжеца, что выдавал себя за старца. И, только убедившись в том, что Мастеровому больше ничто не угрожало, она снова поднялась вверх, часто замахала крыльями и издала слабый крик. Его ноги чудесным образом освободились, и Мастеровому стало легко. Вдруг когтистая лапа быстро и крепко схватила его за густые волосы, как будто вытаскивая из омута, и они устремились прочь. Уже совсем скоро искатель оказался там где оставил свои вещи. Когда оделся, то обомлел ? перед ним стояла Илея:

– Ну что вспомнил меня?

От радости Мастеровой хотел было ответить, но Илея положила на его уста ладонь:

– Знаю все я, и про печаль твою и боль, и что лицо мое не можешь вспомнить. Не было сил мне видеть твои муки, жалко мне тебя, вот перед тобой твоя Илея. Но ненадолго сменила я лик птицы. Мне теперь невозможно оставаться прежней. Пока же побудь со мной и слушай… Знаю все, что хотел бы у меня спросить. Придет время, и все для тебя раскроется само собой. Пока же знай, тебя люблю я, как и прежде.

– Возьми меня с собой. Нет жизни без тебя, – попросил Мастеровой, чуть плеч любимой касаясь.

– Не время тебе со мной остаться. Но будет так: поднимется звезда, и, за руки держась, по солнечным лугам пойдем мы вместе, и утренние травы будут едва касаться наших ног. Верь мне!

Его голова легла ей на плечо.

– Какое имя дал ему?– спросила она тихо.

– Роха, – отвечал Мастеровой.

– Роха – спасенный, значит, – улыбнулась Илея.

– Да, он уже мужчина, как сына я его растил.

– Когда-нибудь и я его увижу, – снова улыбнулась Илея. – Наше время на исходе, я больше не могу с тобою оставаться. Смотри, рука становится крылом. А я так и не сказала главного тебе. В Иль не возвращайся. Беда придет с чужбины. Твой мир стоит в шаге от края пропасти. Проклятые уже восстали и поползли из нор. Будут мстить они за изгнание свое, и пепел пожарищ очень скоро накроет землю. На этот раз отправишься ты в самый дальний путь из тех, что были прежде. Иди к тем племенам, что населяют берега Большого озера, и дальше на запад. Найди скрижали, что высечены в камне, заветы предков на скале, гласящие о младенце спящем. Те скрижали сохрани. В них разгадка, как вернуть все на свои места. Пусть откроется то, что прежде было тайной. Ты огласишь то, что высечено в камне, то, что мир провалится во мрак, коль люди будут медлить и не встанут на его защиту. И помни, что если послушает тебя хотя бы один человек из живущих там, то будет для кого светить солнцу. Пока скрижали не найдешь, храни молчание, не задавай вопросов, внимай, и только. Так избежишь ты темных сил, что слушают молву. И еще… Там жди того, кто придет вернуть дитя.

Сказав это, Илея снова приняла обличье птицы. Ее крылья расправились, она оттолкнулась и поднялась высоко вверх, ослепив Мастерового белыми вспышками. А затем растворилась в чистом небе.

Причастники

Роха зашел в тихое место и остался в нем на ночлег.

Он без труда разжег огонь и смастерил настил, но не прилег в него, а, подгоняемый странным желанием, стал стаскивать к костру сухие ветки и, не жалея, бросать в костер. Языки пламени достигли верхушек молодых деревьев, пространство вокруг осветилось, в ночном воздухе почувствовался жар. Хворост, пожираемый огнём, затрещал.

Может быть, именно из-за этого треска Роха не услышал приближающихся со стороны леса шагов. Люди объявились неожиданно, быстро вышли из темноты, едва освещенные, и через мгновение оказались около Рохи. Их было трое, все верхом.

– Стой там, где стоял, иначе мы проткнем тебя! – скомандовал один из них.

Роха узнал этот голос и поэтому не стал сопротивляться. Да, так и есть, толстяк, что сидел верхом, был братом того самого рыжебородого Туро, что остался лежать на краю озера в Закрае. В отличие от рыжего Туро этот был обладателем шикарной черной бороды, в остальном они были как близнецы. Роха даже помнил его имя ? Скур.

– Кто ты и почему здесь жжешь огни?

– Я путник, возвращаюсь из чужих земель и путь держу к Большому озеру. А жгу огни… так это и понятно: зверей диких я опасаюсь ночью повстречать.

– Какая мелочь – звери… – удивлялся всадник. – Как странно… Знаком мне голос твой, а вот лицо… – И он наклонился ниже. – Нет, не узнаю. Что за одежда на тебе? Не враг ли, часом ты?

– Смотри, Скур, он на закрайника похож, – обратился к товарищу тот, что стоял ближе всех к Рохе.

И его тоже узнал воспитанник мастерового, да и того, что был поодаль: все они жили и росли бок о бок с Рохой. Было ясно, что они его не узнают.

– Что скажешь, путник? Признайся, не из Закрая ли ты лазутчик? Один ли или еще с тобою кто пришел? Где они?– И Скур, всматриваясь в темноту, огляделся. ? Не надейся на то, что тебе удастся обмануть меня. Допрос наш будет кратким, а суд ? быстрым, если вздумаешь юлить.

– Не враг и не лазутчик, путник я. И о каких врагах ты говоришь? Знал я, что земли Иля гостеприимны были и не боялся прежде странствующий путник вашими землями идти.

– Путник, говоришь? Откуда же ты родом?

– Того не знаю, рожден я матерью среди лесов, далеко отсюда.

– А ну! – И Скур толкнул Роху одним концом рогатины. – Ступай за мной! Да поживей!

Подгоняя Роху, всадники устремились к лесу.

Так Роха прошагал всю ночь. Несколько раз он спотыкался, падал, вставал и снова шел. Под утро они были на месте. Быстрая речушка разделяла лес. Над ней нависали мостики, вдоль заросших берегов расположились скромные жилища.

– Разбуди его, если спит. Скажи, в лесу лазутчика нашли, – подъехав к нужному месту и задрав вверх голову, сказал вполголоса Скур.

Роха заметил, как колыхнулась листва на дереве. Недолгое ожидание, и голос откуда-то сверху известил:

– Сенака ждет, веди.

Роха стоял перед тем, кого все здесь называли Сенакой. Его ладонь лежала на раненой ноге, незнакомец был не молод, но еще и не стар. Лицо выдавало в нем чужеземца. Он кинул взгляд на Роху и отвернулся, как будто бы ему и так все было ясно.

– Не тот ли ты рыбак, что предан был командой? – первым заговорил Роха.

И, не давая опомнится, поспешил продолжить: – Не ты ли был на корабле с Каулой и людьми?

Сенака, забыв про рану, вдруг резко поднялся и, прихрамывая, быстро подошел к Рохе. Он стоял лицом к лицу с тем, в ком подозревал лазутчика.

– Откуда? – сверля глазами, тихо задал он один-единственный вопрос.

– Я долго ждал с тобою встречи… Хотел услышать о Хорзе от тебя. – На этих словах Роха взглянул на присутствующих здесь, Сенака понял его взгляд и попросил стражу выйти. – Не ты ли в доме среди скал оставил ту, что называл сестрою?

– Кто ты? – потребовал объяснений Сенака.

– Я сын ее. Младенца помнишь на ее руках?

– Возможно ли? – не мог поверить в услышанное Рыбак. – Искал я долгие годы, но так и не нашел ее, и вот я здесь, и тут о ней забыли… Она погибла, а ты мне лжешь, жизнь свою спасая. Ты лазутчик! Кто научил тебя обману? Отвечай!

– Я знаю все, что с тобою было. Про мыс, про три народа и войну. Я знаю про Каяну и про то, что Кауле, деду моему, ты обещал беречь ту, что называл сестрою, и жизнь свою не пожалеть, если беда ей будет угрожать.

Сенака замотал головой, не веря тому, что слышал.

– Как имя матери твоей? Говори!

– Илея, – твердым голосом ответил Роха.