Тойво – значит надежда. Красный шиш

For the apple in decay.

It was my destiny.

It's what we needed to do,

They were telling me

I'm telling you[22 - Foreigner – Long, long way from home -].

Это был понедельник.

День, как и все другие дни.

Я покинул маленький городишко

Ради гниющего яблока[23 - Яблоко – метафорическое название Нью-Йорка.].

Это была моя судьба.

Это то, что мы должны сделать,

Говорили они мне,

А я говорю вам[24 - Перевод.].

– Да впустите же кошку! – закричали из дома сразу несколько голосов, и Каръялайнен, зажав рот рукой, вошел к товарищам.

– Что это было? – сразу же спросили товарищи.

– Душа поет, – ответил командир роты, не убирая руки.

– И что пел?

– Марсельезу, – он наконец-то снял ладонь с лица и прислушался: а не поет ли его рот сам по себе? Да, вроде бы, нет – только желудок следка подвывал, переваривая гороховую кашу с беконом.

Все было тихо, как бывает тихо только такой морозной ночью. Люди, пригревшись под овчинами, спят. Животные в хлеву стараются не шевелиться, чтобы спасти то тепло, которое сохраняется у них в стойлах. Дворовые собаки, запущенные по такому холоду в хлев, свернувшись клубками, дремлют. Коты гуляют сами по себе, но в такую погоду всеми правдами-неправдами пробираются в дома и там, в укромном углу возле печки, смотрят свои кошачьи сны.

И лес замер: животные пытаются не замерзнуть, да и птицы – тоже. Все, как было испокон веку, все, как подсказывает инстинкт.

Лишь одно существо, презрев и мороз, и луну, и борьбу за крохи тепла, брело под звездным небом, чтобы вновь найти свою стаю. И потом всей стаей возликовать, как они это умели делать в предвкушении живой крови. Существо молча подняло свою голову к небу и, не в силах сдержаться, громко и протяжно закричало. Крик был похож на стон, полный тоски и злобы. Глаза у твари сверкали красным светом, а клыки в пасти матово блестели, словно отражая лунные блики. Какое-то неприятное дикое существо из дикого-дикого леса.

9. Финские шпионы.

Прощание с Лазарево было скоротечным. Ушли «лоси» и разведчики, а потом за ними отправились оба отряда. Только ребятишки махали руками вслед красным шишам, да некоторые молодые женщины, отважившиеся попытать мимолетное женское счастье, вытирали краешками платков уголки глаз, чтобы слезинки не примерзли к их щекам.

К вечеру девятого января оба отряда должны были встретиться в деревне Гонги-Наволок. Кто быстрее придет – тот и дартаньян. А кто вторым будет – тот, стало быть, не дартаньян. В общем, дартаньяном быть круто!

Антикайнен распределил себя в один отряд вместе со старым другом Кумпу, возглавившим «лосей» второй роты Каръялайнена. Суси, как начальник штаба, пошел с ротой Хейконена. Они пожали друг другу руки и умчались, рассеивая по воздуху тончайшую снежную пыль.

Лазарево осталось загибаться посреди карельской зимы, медленно сползая в свое невеселое будущее.

В дни коллективизации всех мужиков-промысловиков загонят в колхоз и запретят шляться к Белому морю. И это, вроде бы, спасет деревню, но потом случится одна война, потом почти сразу – другая, потом помрет Сталин, а в деревне будет все больше заколоченных домов. Сгинет Лазарево, как и тысячи карельских деревень. Но она умрет безболезненно, потому что умрет до «перестройки». Другие же, несчастные, будут агонизировать под мудрыми взглядами сменяющих друг друга президентов, пугая этими агониями администрации местных самоуправлений. Life, как говорится, is life.

Компактность отряда, его слаженный лыжный ход должен был проявить, по идее, всех хромых и ущербных, потому что, чем меньше людей, тем больше каждый из них был на виду. Хромых и ущербных не оказалось. Все чесали по лыжне и не морщились. Мышцы болеть перестали, отработанные до автоматизма смены впереди и позади идущих способствовали сохранению сил. Словом, если раньше отряд Антикайнена считался «красными шишами», то теперь он таковым и сделался.

Местность становилась все более пересеченной. Начали встречаться даже скальные образования, напрочь лишенные снега. Где-то здесь было, так называемое «Массельгское щелье» – горный кряж, высота которого была под сто метров. Где-то возле Пененги, вообще, на 409 метров возвышалась гора Лысая, неспроста так прозванная. Но ни на кряж, ни, тем более, на гору шиши лезть не планировали.

Разведчики на лыжах-вездеходах осматривали окрестности, готовые кодовым свистом известить «лосей» об опасности, коли такая, вдруг, обнаружится. Через пару часов все собрались на краткую передышку. Местность вокруг была дикая, ни жилья, ни человека разведано не было, поэтому даже организовали бездымный, как это умели делать многие, костер. На каждых четырех человек приходилось по одному котелку, поэтому сразу же начали растапливать в них снег в надежде вскорости подбодриться горячим питием.

В Карелии, как и в восточной Финляндии редко, когда идешь по лесу и не встретишь маленького лесного озерца – ламбушки. Иногда они безыменные, иногда имеют свои названия. Например, Ахвен-ламби[25 - «Окуневое озеро» в переводе.], либо Лохи-пуро[26 - «Лососевый ручей» – там, где purolohi хвостом бьет, форель ручьевая.], или просто Кала-йоки[27 - «Рыбная река» в переводе.]. Значит, что-то внутри этого водоема имеется, что-то полезное для рыбака и в необходимом для него количестве. А раз так, то и ставят рыбаки на берегах времянки – домики, «кодушки»[28 - От слова kodi – дом.],где можно непогоду переждать, где можно ночь скоротать, чтобы крыша над головой была. И баня в таких местах – не редкость.

Ламбушка, на которую наткнулся передовой дозор красных шишей, оказалась вытянутой и изогнутой, как подкова. На мысу же расположились несколько кодушек – порядка четырех штук, крохотная банька и то ли сарай, то ли какая-то хозяйственная постройка, примыкающая к выступающему из-под земли громадному валуну.

Из печной трубы одной из избушек тянулся сизый дымок. Дым сам по себе не появляется. К нему обязательно должен быть приставлен истопник, ну, или поджигатель.

Разведчики исследовали снег вокруг мыса и пришли к выводу, что люди, причастные к этому дыму, прибыли сюда совсем недавно. И прибывали они очень поспешно: двое катили на лыжах, а один бежал, несколько раз падая и поднимаясь, без всякого порядка. Словом, мчались, как угорелые, будто спасаясь от чего-то. Спаслись? Тогда почему не видно никого в карауле? Странные беглецы. Рыбаки? Так нет снастей рыбацких у порога, да и в такой мороз рыбаки не ходят.

Тройка разведчиков решила разделиться: один остался здесь, другой побежал навстречу «лосям», третий отправился по следам людей, затаившихся сейчас в кодушке.

Оскари, выслушав доклад, развернул пару своих людей к «коням». Пусть они слегка осадят прыть, двигаться вперед можно будет лишь тогда, когда сделается понятным, кто, откуда и зачем прибился в эту рыбацкую глушь в такую лихую погоду.

Сам же вместе со своими людьми подкатил к наблюдающему.

– Ну, как тут у нас дела обстоят? – спросил он у Матти.

– Еще дыму бросило – значит, дров добавили. Получается, что растапливают печь.

– Почему так решил?

– Так в таких кодушках всегда дрова припасены для посетителей, чтоб им время на заготовку не тратить. Но их тоже запалить требуется. Лучшее решение – лапник поджечь. Он, как порох – вспыхнет мигом и мигом же прогорит. Зато нормальные дрова быстрее схватятся, – ответил разведчик.

– А куда они торопятся? – вслух подумал Кумпу.

– Так тепло, наверно, нужно много и сразу, – пожал плечами Матти. – Озябли, поди, с дороги. Смертельно озябли.

Оскари огляделся по сторонам: все тихо, к другим избушкам следов не видать.

– Ну, товарищи, чего же нам тогда ждать здесь и мерзнуть?

Он поднялся и заскользил на лыжах к кодушке, держа автомат наготове. Его товарищи двинулись за ним следом, готовые к любым неожиданностям. Впрочем, ничего из ряда вон выходящего не произошло.

– Ку-ку, – сказал Кумпу, входя в избушку.

– Ку-ку, – ответили ему три голоса, один из которых был слабым и безжизненным. И сразу же два голоса добавили, в то время, как третий начал рыдать. – Люди, мать перемать!

Действительно, постояльцы этой кодушки только-только растопили печь, теперь жарко пылавшую. Одежда у них была подстать той, что была одета на красных шишах – удобная для передвижения по лесу и в то же самое время теплая. Один короткий полушубок валялся в углу и был порван, словно бы его полосовали ножами. Хозяин его лежал на лавке, отличаясь от товарищей мертвенной бледностью, и прижимал к груди багрово-синюю руку. Рука была хозяйская, а не чья-то, взятая напрокат, поэтому можно было предположить, что имеет место какая-то травма, возможно – серьезная.

Незнакомцы были вооружены, но как-то не по-лесному. Каждый держал по револьверу, в настоящее время направленному в грудь Оскари. Кумпу же дулом автомата указывал им на животы. Случись перестрелка, пули найдут свои жертвы. Перестрелка не случилась.