Тойво – значит надежда. Красный шиш

– Командир красных шишей, – кивнул головой старик. – Ну, а меня называют Архиппой Перттуненом.

Если и можно было удивиться этому, то совсем чуточку. Поэтому следовало эту чуточку уточнить.

– Это тот, который:

«Приходи, о дочка Турьи,

Из Лапландии девица,

В лед и в иней ты обута,

В замороженной одежде,

Носишь с инеем котел ты

С ледяной холодной ложкой!

Если ж этого все мало -

Сына Похъелы зову я,

Ты, Лапландии питомец,

Длинный муж земли туманной,

Вышиной с сосну ты будешь,

Будешь с ель величиною -

У тебя из снега обувь,

Снеговые рукавицы,

Носишь ты из снега шапку,

Снеговой на чреслах пояс!»[33 - Калевала, руна 48.]

Почему-то на память пришли именно эти строки, с которыми познакомил его в свое время друг и товарищ спортсмен Вилье Ритола. Он также рассказал, что создатель «Калевалы» Элиас Леннрот записал их от старого карельского рунопевца Архиппы Перттунена. Но это было почти сто лет назад!

– Ага, именно он и есть я, – сказал старик и заулыбался.

11. Наставления Архиппы.

Человек сознает, что живет в определенном отрезке вечного и бесконечного времени. Позади – временная бесконечность, обращенная в прошлое, впереди – обращенная в будущее. Сам человек – точка между бесконечностями. Для него есть абстрагированное вечное время, у которого ни начала, ни конца. Все конечное помещается внутри абстрактного бесконечного времени – срок жизни отдельного человека, поколений, народов, человечества, гибель планет, созвездий, галактик. Время для человека бесконечно и линейно направлено – от прошлого к будущему. Это векторное время.

По мере того, как мысли, изложенные старцем, наконец, начали доходить до Антикайнена, вытесняя удивление и недоверие, он все лучше стал воспринимать окружающую действительность. Залез красный командир в нору в земле и оказался, черт знает, где – реальность нынешнего временного отрезка. Слушает покойничка, который таковым не очень выглядит – эка невидаль! Может быть, это невероятно, но он, Тойво, это допускает. По идее, важно для него должно быть то, чтобы это допускали и другие. Но, на самом деле – неважно. Его Вера, его восприятие – это его дорога к Господу. Для других пусть будут другие пути.

Тойво прекратил терзаться иллюзорностью происходящего, и ему стало хорошо. По крайней мере, клаустрофобия отступила.

А старик тем временем поведал о своей «Калевале», как она ему открылась, как она на него повлияла.

В «Калевале» время циклично и имеет свое абсолютное начало. Под этим подразумеваются некие «изначальные времена», когда все начиналось, когда возник круговорот бытия. Дальше – все по кругу: природные явления, времена года, небесные светила, сменяющиеся поколения. Это цикличное время. Оно обратимо в отличие от векторного: прошлое и настоящее сосуществует слитно и взаимообратно[34 - Некоторые мыслители тоже так считают, например Эйно Карху.]. Поэтому в «Калевале» универсально понятие «вечного возвращения», будто бы бессмертия.

– Я помню, как умирал, старый был и уже немощный, – сказал Архиппа. – Однако у каждого, кто Верует, есть такая возможность вернуться. Не получить обратно молодость, но оказаться вновь в том круге, который уже когда-то был.

– Но меня в твоем цикле не было, я еще тогда не родился, – возразил Антикайнен. – Как же мы с тобой сосуществуем?

– Это с какой стороны посмотреть, – улыбнулся рунопевец. – Вот выйдем мы наружу, и все будет зависеть только от того, кто за кем пойдет. Я в твое время выйду, либо ты – в мое.

– Но если ты уже там есть, то каким же образом вас там будет двое? – Тойво слегка запутался, но попытался выразиться приземленно. – Ведь двух тебя не было, когда ты был еще живой! «А вас тут и не стояло!»

– Вечное возвращение не подразумевает полную неизменность. Ты возвращаешься только в свой цикл, свое время, но никак не в свое состояние на тот момент. И в каждом своем возвращении ты будешь только один, прочего, знакомого по прошлой жизни, не будет вовсе. Тебе не исправить прежних ошибок, не встретить потерянных людей, да, поверь, это уже не будет столь важно и нужно, как тебе может это показаться сейчас. Если ты Веруешь, то всегда тебе предстоит идти своей дорогой, и никто пройденного пути уже не отнимет. Такие, брат, дела.

Дела, действительно были такие: Вяйнемейнен всегда был мудрым старцем, даже родился, вероятно таковым. Илмарийнен родился, поди знай, как. Но перед своим рождением успел выковать небосвод. А Лемминкайнена, в отличие от Куллерво, убить было невозможно. Такая вот получается «Калевала». Неужели мы разучились понимать те простые вещи, с которыми были в ладу наши предки?

– Я многого не понимаю, – честно признался Тойво.

– Не беда, – улыбнулся Архиппа. – Помрешь – поймешь.

Хорошая перспектива. Обнадеживало только то, что о смерти говорится в будущем времени, никак – не настоящем. Может, эти глюки, все-таки, не бред умирающего сознания? Может, не все еще потеряно?

– А ты сам материален? – неожиданно спросил Антикайнен. – Или призрак? Или игра моего гаснущего воображения?

– С чего это у тебя воображение должно гаснуть? – удивился старик.

– Ну, надышался спорами от каких-нибудь грибов в этой яме, теперь потихоньку агонизирую.

Архиппа стремительно, неуловимо для глаза, вдруг, оказался рядом и как залепил своей пятерней Тойво по уху – у того в глазах тотчас же начали переливаться звездочки, а сам он завалился набок.

– Ну? – спросил рунопевец, вновь неуловимо оказавшись в своем углу.

– Материален.

Замкнутые пространства зачастую играют шутки с теми, кто в них заточен. Шутка заключается в том, что расширяются границы сознания. Ищущие просветления святые сутками сидят в своих, похожих на шкафы-пеналы, кельях, чудотворцы проводят недели под землей в специально вырытых для этого ямах, закатанные по самое «не могу» в березовую кору, наподобие мумий, жители северов лежат в «тагнушках[35 - Постройка на манер сарая, либо летнего домика.]» и общаются с предками. Только индусы без трусов сидят под деревьями, чтобы небо над головой, почитатели вокруг, и к нирване поближе. За это их еще «бабами» называют. Чем дальше в нирвану индус зашел, тем больше он «баба». Баба с возу, как говорится, кобыле легче. Поэтому индусами можно пренебречь.

Это, конечно, все так, это все интересно, но на поверхности Земли «шведы Кемь берут[36 - Из фильмы Гайдая.]». Бойцы и командиры к битве с волколаками готовятся, колья точат. Были у Тойво вопросы к Перттунену, однако не было времени их задавать. Пора и честь знать.

Антикайнен вздохнул и решил откланяться: пусть старик в своем пространстве Истину познает, ему же надо заниматься своими делами.

– Ладно, мне, пожалуй, пора, – сказал он.

– И то верно, – сразу же согласился рунопевец. – У тебя еще та ночка впереди! Однако хочу тебе кое-что напомнить, о чем ты, вероятно, и думать-то забыл.

А забыл Тойво о старом добром товарище Глебе, то есть, конечно, о злобном гаде Бокие. О нем и его помыслах следует помнить всегда. Например, что его человечек, ученый консультант Главнауки Александр Барченко, именно сейчас занимается возле Ловозера реализацией отжатых у «револьверной оппозиции» денег. Что он там изучает: меряченье? Ну, да – в такие морозы Северному Сиянию самое место. Но морозы-то какие-то ненормальные – как перед Новым годом упали, так и морозят, черт бы их побрал. Словно искусственно поддерживаются, словно они следствие. А причина тогда где?

Да вот и причина – вокруг красных шишей собралась, клыки скалит, ждет, не дождется сумерек, чтобы напасть. Или не темнота этим тварям нужна? Или они Северное Сияние высиживают?

– Кровь? – спросил Тойво.