Тойво – значит надежда. Красный шиш

Это значит, что принимать бой с волколаками, некоторые из коих уже вкусили человеческой крови, не следует. Надо удрать и при этом избавиться от всяческого преследования. На двух ногах, даже вооруженных лыжами, это сделать проблематично. Тогда что – по деревьям лезть?

Тойво усмехнулся, представив свой отряд прыгающим с ветки на ветку, подобно обезьянам.

А зачем, собственно говоря, деревья? Ведь есть очень даже неплохая скала, на которой даже снег не держится – Массельгский кряж. Насколько он помнил из рассказа покойного несчастного Нельяса, преследующие его твари на открытый от снега утес взбираться не решились. Поскакали для порядка поблизости, но на каменистую поверхность не сунулись. Может, эти звери могут передвигаться только по воде в ее кристаллическом состоянии? Иначе говоря, по снегу, граду, льду и пару. Нет, пар – это, пожалуй, газообразное состояние, по нему не побегаешь.

Тойво помотал головой из стороны в сторону, отгоняя дремоту, и посмотрел на часы. Если минут через тридцать разбудить своего товарища, то и ему удастся перехватить часок-другой целительного сна. Без сна жить нельзя, потому что без сна человек не может здраво думать – мысли путаются.

Массельгское щелье, как его здесь называли, был относительно невысокий горный массив, идущий по берегу озера Сегозеро и разделяющий воды Беломорского бассейна и системы Балтийского моря. По картам подъем вычислялся в 35 градусов, местами достигая 50. Конечно, сравнивая с горой Jumalanmaa[41 - Земля Господа, в переводе, Джомолунгма, теперь почему-то называемая Эверестом.], Альпами, Кордильерами, даже Хибинами – сущий пустяк, всего-то около ста метров ввысь. Однако для человека, у которого за плечами 20 килограмм веса, а на ногах – лыжи, это восхождение весьма трудно. Ладно, лыжи можно снять и взять подмышку, однако карабкаться все равно придется по острым и местами обледенелым камням. Пусть Щелье и поросло каким-то черным лесом, но стволы деревьев, скорее, помеха, нежели помощь.

Вот будет лажа, если они полезут в гору, а проклятые волколаки – за ними. Тогда ребята могут его, Антикайнена, не понять. За этим раздумьем пробил его час: он разбудил своего товарища, а сам тут же потерял сознание, забывшись тяжелым, словно гора Лысая возле кряжа, сном.

– Товарищ командир! – сказал ему в ухо чей-то голос.

– Яскелайнен, падла, ты чего мне прямо в ухо говоришь, – узнал говорившего Тойво. – По-другому разве нельзя?

– А куда же мне тогда тебе говорить? – притворно удивился один из «лосей». – В зад, что ли?

Яскелайнен скрутил для оповещения своего командира специальную воронку из оберточной бумаги и держал ее широкий конец возле своего рта.

– Эх, – только и вздохнул Антикайнен. – С кем приходится работать!

– Разрешите доложить, – нимало не смущаясь, сказал «лось». – Рассвет пришел, твари ушли. Правда недалеко – в лес, где были вчера.

Оказалось, что завтрак уже готов, все очарованные освобождены от пут, оружие разнесено и разобрано. Количество истребленных тварей не подлежит подсчету, потому что истлели они напрочь, даже мокрого места не осталось.

– Ну, что, товарищи красные шиши, – сказал Тойво командирам после того, как плотно поел и привел себя в порядок. – Поздравляю вас с успешно прожитой ночью.

– Служим трудовому народу! – торжественно, но не очень задушевно ответили собравшиеся красноармейцы.

Далее Антикайнен высказался по поводу того, что нужно уходить, потому что они и так потеряли целый день, первая рота, поди уже в Гонги-Наволоке заждалась. Сразу же за ним взял слово Каръялайнен, предложивший двигаться через кряж. Кумпу эту идею поддержал. Мотив у них был одинаков: только так можно оторваться от проклятых зверей. Тойво только улыбнулся, в очередной раз находя подтверждение идее: мысли – материальны, они передаются по воздуху. Главное – настроиться на волну.

Теперь оставалось объяснить «очарованным» бойцам, как выстраивать взаимоотношения со зверями – они пока были в неведении, что творилось ночью. Кстати, несмотря на отдельные попытки буйства поутру связанные красноармейцы отделались только синяками от ремней на лодыжках и запястьях, да челюсти побаливали у тех, кто излишне усердно грыз деревянный кляп.

– Братцы! – сказал Антикайнен на общем построении. – Понимаю, что нам всем придется тяжело. Забираться на Массельгское щелье в полном вооружении – это круто. Но мы не шиком лыты.

Оскари дернул его за рукав и зловеще прошипел:

– Не лыком шиты!

– Партия доверила нам быть не лыком шитым, поэтому каждый должен понимать, какая ответственность на него ложится. А все из-за волколаков этих, будь они неладны! Кто сорвется при восхождении в ущелье – пусть летит до дна молча, потому что враги недалече. А потом сорвавшийся должен догнать свое отделение в самые ближайшие сроки. Иначе Партия нас не поймет. Вопросы есть?

– Какова глубина ущелий, в которые можно упасть?

Тойво наклонился к Каръялайнену:

– Кто такой любознательный?

– Яскелайнен.

– Ах, ну, конечно, – признал разведчика Антикайнен. – Дать ему пулемет Мэдсена и боекомплект. Если первым не взберется на вершину, будет таскать этот пулемет до посинения.

И, вновь повернувшись к красным шишам, продолжил:

– Ущелий здесь нет, но режим молчания будет строгим. В Гонги-Наволоке поговорим. В общем, товарищи командиры – люди в вашем распоряжении.

– Гав-гав! – пролаял Каръялайнен, потом сплюнул, прокашлялся и повторил команду. – По-взводно построиться свиньей! Ощериться дрекольем! Разрешается командирам отделений стрелять в тварей с окрашенной кровью пастью. Прочих не бить, колоть их осиновыми пиками! Ходу!

Так и двинулись навстречу приключениям. К сожалению такое передвижение не обещало скорости, но безопасность, как выяснилось, обещало полную. Ни один зверь не сумел приблизиться к медленно ступающим по снегу лыжникам. А когда начало смеркаться, твари занервничали.

Дело в том, что в это время и начался тот самый подъем, о котором предупреждал командир Антикайнен. Вокруг сделалось множество бесснежных каменистых выступов, и волколаки, как и предполагал Тойво, не горели желанием ступать по открытой земле и камням. Они постонали-постонали, а потом плюнули и убежали.

Больше их никто и никогда не видел. Сгинули твари.

Ни разу командирам отделений в этом переходе не пришлось пустить в ход огнестрельное оружие, сколько бы они не вглядывались в морды снующих туда и сюда зверей. Копьями отбили пару атак, потом ни одна тварь не рисковала приблизиться – так и шли поодаль.

Зато когда минула забота противостоять возможным нападкам волколаков, возникло другое дело: как карабкаться в гору, когда ни черта не видно. Луна оказалась в дымке – висела над лесом мутным желтоватым блином и света давала незначительно. Вспыхнуло, было Северное Сияние, сплошь серого цвета, да и потухло. Видать, потратило вчера все свои краски и все свои силы.

Вызвался идти вперед Лейно, давеча ночью измазавший себя кровью из нарочных порезов и прыгнувший к тварям с отчаянным отвлекающим маневром. Говорит, что один залезет наверх и за собой веревку протащит, чтобы всем остальным бойцам по ней легче было подыматься. У него в детстве карабкаться по скалам возле гор Коли[42 - Ныне горнолыжный курорт Финляндии.] получалось хорошо, навыки имеются.

– И я пойду в помощь, – сразу оживился поникший, было, Яскелайнен. – Установим наверху пулемет Мэдсена и будем прикрывать отход.

Лейно только махнул перевязанными руками: ну, пошли, коль не шутишь.

Они ушли вверх, поочередно таща на себе оружие и боекомплект Яскелайнена и оставляя за собой веревку. Вероятно, последнему очень не хотелось становиться пулеметчиком.

Коротко передохнув внизу, красноармейцы двинулись следом, по-свойски рассудив, что каждому по-одиночке тащить свое имущество наверх не имеет смысла. А имеет смысл, также разбившись по парам, подыматься по пути Лейно и его товарища, тоже спустив веревку, но короткую, используя которую можно затащить к себе обвязанный груз: лыжи, оружие, боеприпасы или провизию. Затащить – и двинуться дальше, чтобы потом в очередной раз прибрать к себе имущество.

Танки, зенитные и артиллерийские орудия поднимать в гору не требовалось, потому что не было ни того, ни другого, ни третьего. Как и вьючных лошадей, которым требовалось для восхождения особое приглашение на лошадином языке, тоже не было. Ну, а люди, если у них на головах не тыквы растут, даже в ночных условиях одолеют перевал и не поморщатся.

Красноармейцы без потерь, разве что маскхалаты кое-кто оборвал нечаянно, поднялись на вершину кряжа.

Первым человеком, кого увидел наверху Тойво, был Яскелайнен.

– Товарищ командир, – сказал он. – Разрешите обратиться.

И дальше: кому опять сдать пулемет Мэдсена, разведан удобный склон для спуска вниз, если разумно организоваться, то до рассвета можно оказаться возле точки встречи с первой ротой.

Антикайнен не стал возражать против предложений разведчика, и хотел, было, разумно организовываться, но командир второй роты попросил его разрешения выступить с речью. Получив одобрение, влез на крупный камень и простер вперед руку.

– Дорогие товарищи! – рука его указывала на запад. – Там наша Родина. Но и здесь теперь наша Родина. Как говорил товарищ Леннрот, «где собаке три раза позволили переночевать, там у нее и родина». Все вы пережили глубокое потрясение минувшей ночью. Если кто-то из вас решится рассказать о нем, о «меряченьи», о тварях-волколаках, то будьте готовы к тому, что вам никто не поверит. Даже ваши товарищи из первой роты. Это не повод для ссор, это вообще не повод. Так что выбросите из головы эти события, а если не выбрасываются, говорите о них с легким сердцем, не пытаясь получить сочувствие. Мы в самом начале великого пути, и Родина нас не забудет.

– Какая родина? – раздался голос из строя.

– Кто это? – наклонился Каръялайнен к Тойво.

«Микола Питерский»[43 - «Джентльмены удачи» Данелия.], – подумалось тому в ответ. – «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколь душ я загубил! Ыых, моргалы выколю!»

Но на деле, даже не вглядываясь в бойцов, он ответил: