Тойво – значит надежда. Красный шиш

Самая главная пугающая характеристика любого зверя, пусть даже и двуногого – это «кровожадность». Одни готовы эту кровь пустить, другие жаждут ее вкусить. Однако и здесь имелся свой нюанс: кровь желательна чистая. Так уж повелось со времен рыцарства, что на каждого дракона находился свой рыцарь. Прочие люди были, как бы, не в счет. Чтобы сразиться с чудовищем нужно было обладать знаниями восьми поколений. Такое было и требование для рыцаря – чистота крови в восьми коленах. Опыт предков к потомкам передается только посредством крови.

– Верно, – согласился Архиппа. – Все в нее упирается. И твари за ней пришли. И Северное Сияние ее будоражит. И, вообще, так как в последние годы происходит слишком много кровосмешения, то люди, пока еще не потерявшие связи с прошлыми поколениями, становятся ценнее. К тому же когда столько их собралось в одном месте!

Вот ведь, какая незадача! Красные шиши – полностью состоят из представителей консервативных северных народов, как раз на потребу, черт побери. И погода, как по заказу: на небе ни единого облачка да плюс мороз. Звери, окружившие их, не нападают, потому что не имеется пока пролитой крови, а самим таковую пустить нельзя. Почему? Да, вероятно, потому инструкции не позволяют. Например такие: материя и антиматерия при плотном контакте дают аннигиляцию. Пули, попадая в тела волколаков с дымком исчезают. Их масса гораздо меньше массы зверя, вот они и того – аннигилируются без особого вреда.

Если же тварь снизойдет до того, что самолично примется рвать человека на отдельные части, то массы их могут оказаться примерно одинаковы. Не массы полученных отдельных частей, а вес хищника и вес жертвы. Стало быть – пшик, и нету волколака, только дымок поземкой по снегу. А что с человеком будет – тайна сия великая есть.

Какая чепуха, порой, в голову приходит! Тойво даже потряс ею, отгоняя странные мысли. А старик-рунопевец смотрел на него и улыбался.

Так как же кровь-то звери пустят, чтобы потом полакомиться вдоволь и лапы при этом не замарать? А сами люди, наверно, ее и пустят. Наготово, так сказать. Полярное бешенство еще никто не отменял. Зов Полярной звезды заставит красноармейцев схватиться за топоры и ножи, а потом в приступе «братской любви» применить их друг против друга. И что тогда делать?

– Ты про аргонавтов читал, про капитана их дракара «Арго» по фамилии Янсон? Чтоб не слышать «голоса сирен» он приказал морякам уши берушами заткнуть и еще воском для верности залить. А сам к мачте привязался и услышал, что там голоса ему наобещали. Слышать-то слышал, вот действовать не мог. Повыл немного от отчаяния, а потом и его отпустило. Ну, и все выжили, а «сирены» остались с носом, – сказал Архиппа.

Ну, это загнул старик. Не с Ясоном и аргонавтами это приключилось, а с Одиссеем в его одиссее. Что там две сирены ему напели – загадка, только бесновался он, привязанный к мачте, не по-детски. Полярное бешенство от Северного Сияния. Сирен было всего две – не больше. Одна – Север, другая – Сияние. Или одна – Aurora, другая – Shining[37 - Aurora Shining – северное сияние.]. Впрочем, не важно это – важна, вероятно, идея.

– Скажи мне, Архиппа, как охотник охотнику, – произнес Тойво, не пытаясь поправить старика. – Неужели все попадают под очарование пресловутого меряченья?

– Пусть будем охотниками, – согласился Архиппа. – Ты в глаза смотри, сам и определишь, кто схватится за топор, а кто – нет. Глаза – зеркало души.

Что же, всякие оракулы, провидцы и такие вот, как этот Перттунен, всегда говорят, да не договаривают. Мол, додумывай сам, а мы здесь не причем. 42[38 - Знаменитое предсказание из книги Дугласа Адамса «Автостопом по галактике».]! Сойдется предсказание – «я же тебе говорил!» Не сойдется – «ты меня неправильно понял!» Да и что говорить с этим рунопевцем – он другого поля ягода! Покойник хренов!

– Ну, тогда ответь мне, как рыбак рыбаку, – сказал Антикайнен. – Каким был Леннрот?

– Ты уж определись: охотники мы, или рыбаки, – опять ехидно улыбнулся старик. – Элиас был крепок телом и духом. Его нельзя было ничем сломить, только сломать. Однако ни у кого в этом мире не нашлось столько воли, чтобы такое содеять. Даже у церкви. Так-то, друг. Ступай с миром. У тебя все получится.

Тойво вздохнул, кивнул и попятился назад. Он знал, когда выбрался, что коли обернется в этот подпол снова, никого уже не увидит. Холодно сделалось в этой норе – холодно и одиноко. Как и во всем мире: мороз, хаос и безмерное лицемерие.

– Собрать мне всех командиров, – приказал Антикайнен своему заместителю Кумпу. Его, похоже, никто не хватился, пока он разговоры разговаривал с мифическим рунопевцем. Словно на секунду в сарай сбегал.

– В общем, товарищи командиры, ждет нас жестокое испытание сегодня ночью, – сказал он всем собравшимся. – И называется оно «Северное Сияние». В двух словах картина такова.

Двух слов, конечно, не хватило. Однако вполне реальные образы нереальных зверей, тени которых перемещались среди деревьев, помогли придать речи Тойво достоверность. Он поведал своим товарищам, что постиг в норе, не упоминая, впрочем, встречу с Архиппой Перттуненом – не обидится старый рунопевец, не нужна ему лишняя известность. А если и обидится – пошел он в пень!

Порешили: меряченье, или полярное бешенство, принять, как данность. Также и нацеленность волколаков на кровь – тоже принять за основу. Требовалось выявить красноармейцев, склонных к «очарованию». По глазам определять надобно как-то, но как – пес его знает!

– Давайте сначала выявим таковых лунатиков среди нас, – предложил Каръялайнен. – Косоглазие и одноглазие не в счет.

Косоглазых и одноглазых среди командиров не обнаружилось. Этому, вообще-то, никто не удивился. Так какие все же соломинки следует в чужих глазах искать?

– Ну, я помню, мне один англичанин в Стокгольме рассказывал, что рыцарей можно определить по запаху. Точнее, по запаху можно определить не рыцарей, а смердов – они смердят, – предложил Оскари.

– У вас там в борцовском круге все, наверно, смердели, – ухмыльнулся Каръялайнен. – Для того буржуи одеколоны и духи и придумали, чтобы свои природные запахи скрывать. Вот мы, рыцари, своих природных запахов не стесняемся.

Он наклонился, будто бы снимая с ноги валенок. Все замахали руками: хорош, рыцарь, народ травить!

Глаза у всех командиров были обыкновенные – синие, серые и даже карие. Зрачки одинаково реагировали на свет, примерно одного размера – да и вообще, зрачки, как зрачки, окруженные тончайшим узором кровеносных сосудов. У кого больше покраснения, у кого – меньше, все-таки определенная усталость после дневного лыжного перехода имелась.

– Думаю так, что тот к очарованию склонен, кто устал больше, – опять сказал Каръялайнен. – Ведь что такое меряченье? Это чужая воля. Нормальный организм чуждые побуждения, как правило, отторгает. Значит, следует по глазам определять совокупность: блеск, красноту и расфокусированность. Вспомним такое понятие «усталые глаза». Вот с этого и начнем.

– Молодец, – сказал Антикайнен.

– Браво, – сказал Кумпу.

Под такие общие характеристики подпали все командиры отделений. Прочие командиры – нет. Видно, чем выше должность, тем больше ответственность. Нельзя позволять себе уставать. С усталыми глазами было выявлено и две трети личного состава красных шишей. Как ни странно, ни разведчики, ни «лоси» не проявили видимых признаков, свидетельствовавших об излишней напряженности дня.

– Да, маловато нас получается, – заметил Оскари. – Ну, да что есть, то и пользуем. Как с «уставшими» поступим?

Называть своих товарищей каким-то другим словом ни у кого язык не поворачивался. Надумали их всех связать по рукам и ногам, компактно разместить в протопленных рыбацких хижинах, а все оружие, в том числе режуще-колющее, собрать в яме в сарае. Взывали к пониманию, к сложности политического момента, к проявлению сознательности. Ну, проявлять сознательность и завалиться спать, пусть и со связанными руками-ногами, финны умеют. Пожали плечами и согласились все, как один.

Колья были заготовлены, число их превышало количество свободных рук. Двадцать человек готовились, словно на медвежью охоту с рогатинами. Сколько зверей бродило за пределами досягаемости осиновых копей – подсчету не подвергалось. Да это было неважно. Важно было то, что несмотря на всю абсурдность ситуации, к ней относились со всей серьезностью, нисколько не преуменьшая скрытую опасность.

Когда начало смеркаться, сорок с лишним человек добровольно лишили себя возможности свободно передвигаться и хвататься за что ни попадя. Кожаными ремнями им прихватили конечности, но этим не ограничились. Каждому в рот вдели короткие осиновые палки и веревками привязали их на затылке, беспокоясь о том, чтобы наиболее «очарованные» не покусали своих соседей.

Когда же темнота обвалилась на деревья, людей и зверей, то ничего особого не произошло. Разве что твари несколько раз принялись громко стонать, словно жалуясь на свою участь. Вышла полная луна, красные шиши, ухватившись за древки кольев, вглядывались в звезды над головой.

Северное Сияние всегда начинается с невзрачного серого облачка, вдруг, возникшего из ниоткуда. Оно зависает на несколько минут, может быть на полчаса, а потом начинает шевелиться, словно какой-то звездный ветер принимается колыхать его, сделавшегося из облака серым полотнищем.

– Ну, вот и дождались! – сказал Оскари, кивнув головой на небо. – Что у нас там с «очарованием»?

– Большая половина спит, у других сделались совершенно красные глаза, – доложили караульные возле каждой хижины. – Как они спать могут с такими кляпами во ртах!

Восхититься самообладанием связанных бойцов не успели: серое полотнище перестало колыхаться, сгруппировалось в нечто круглое и, вдруг, уподобившись небесному кулаку сорвалось вниз, словно собираясь ударить по стылой земле. Кулак, засверкавший изумрудным и красным цветом, был столь очевиден, что все красные шиши, наблюдавшие его, вжали головы в плечи. Некоторые даже зажмурились.

Когда же вновь открыли глаза, перед ними оказалось несколько оскалившихся огромных тварей. Те, кто не поддался соблазну и остался с открытыми глазами, тоже не смогли определить, как звери оказались перед ними. То ли прыгнули гигантским прыжком, то ли мгновенно приползли гигантским ползком – но они были уже здесь.

– Мочи козлов! – вскричал Каръялайнен и ловко метнул свой осиновый кол. Деревянное копье пробило шею ближайшей к нему твари, но никуда не испарилось, вызывая, вероятно, очень большой дискомфорт у последней. Она замотала головой и захрипела, но больше ничего не успела поделать: командир второй роты всадил второй кол прямо ей под лопатку. Тварь немедленно обмякла, потеряв интерес к происходящему. Провести дальнейшие наблюдение никто не успел: люди начали бросаться своими заготовками и отмахиваться от активизировавшихся чудовищ.

Твари не пытались пустить в ход свои клыки, весьма зловещего вида, зато не стеснялись наносить удары лапами. И несколько красноармейцев отлетели к стенам ближайших домиков, выпростав из распоротых полушубков изорванные обрывки ткани.

Однако еще два зверя заскребли лапами утрамбованный снег, затихая от доставших до их сердец осиновых кольев.

Тойво, орудуя своим копьем, отметил про себя, что трех существ из всей своры им удалось прикончить. Но перед ним обездвижено лежали только два чудовища, то, что сразил Каръялайнен, куда-то подевалось. Уползло? Улетело?

Северное Сияние заколыхалось над головами всеми цветами радуги, постепенно заполняя собой весь небосвод, затмевая звезды. Даже луна куда-то задевалась. Ночь обещала быть насыщенной событиями.

12. Ночь.

На помощь к тварям никто не прибывал. Вся стая продолжала оставаться за пределами досягаемости оружия людей. Они, словно бы, ждали чего-то. Тогда для чего же эти звери бросились в драку? Только для того, чтобы отвлечь внимание. Антикайнен, догадавшись об этом, немедленно отдал распоряжение:

– Всем отступить на прежние позиции!

Красноармейцы немедленно подчинились. На взрытом ногами и лапами снегу осталось лежать одно существо. Куда же, черт побери, подевались прочие?

– Они испаряются, когда умирают! – крикнул ему Каръялайнен – оказалось, что Тойво свое недоумение выразил вслух.

И действительно: третья поверженная тварь менялась в размерах, словно съеживалась. А осиновый кол обугливался.

– Товарищи! – прокричал один из караульных. – У меня в хижине большое беспокойство.