– «Никто не забыт – и ничто не забыто!» – усмехнулся Браилов. – Арест всех участников заговора и производство обыска в их квартирах. Кроме того, необходимо срочно отменить распоряжение Берии относительно частей внутренних войск, а их командиров обезвредить.
– !!! – оживился Хозяин.
– Нет, пока только арестовать! – торопливо поправился Браилов: он как-то сразу догадался о причине внезапного оживления Хозяина.
– Свяжитесь с Кругловым, – несколько огорчился Сталин «мягкотелостью» Семёна Ильича. – Передайте ему, что он назначен министром госбезопасности… Пусть выполняет все ваши распоряжения, как мои… Далее…
Сталин взял тайм-аут: дыхания ещё не хватало на длинные предложения. На длинные, с точки зрения «человека с улицы»: «нормативно» длинных предложений в лексиконе Сталина не значилось.
Немного отдохнув в паузе, он продолжил:
– Позвоните Жукову: он – у Василевского… Передайте ему, что он назначается Главкомом сухопутных войск… и заместителем министра… Пусть он поможет Вам людьми… И пусть подстрахует на случай… если люди Берии… проявят трагическое недопонимание…
– Слушаюсь, товарищ Сталин! – отработал головой Браилов, и вышел из залы, чтобы вернуться уже через минуту.
– Предупредил обоих, товарищ Сталин: Круглов и Жуков уже поднимают людей. Они должны перезвонить мне сюда, как только будут готовы.
Он откашлялся.
– Товарищ Сталин, я пригласил сюда Хрущёва и Игнатьева. От имени и по поручению «товарища» Берии, разумеется. Вы не возражаете против рандеву?
Сталин в усмешке покривил щекой – и переложил голову с одного бока на другой.
Заполучив одно согласие Хозяина, Семён Ильич тут же обратился за вторым, иллюстрируя запрос выразительным взглядом в сторону Маленкова.
– Вы разрешите?
Сталин молча смежил веки – и Браилов подошёл к Маленкову.
– Роль Хрущёва, Булганина и Игнатьева. Я жду, гражданин Маленков!
Семён Ильич выбрал оптимальную для данного случая форму обращения. О этого «гражданин» Георгий Максимилианович решительно пришёл в чувство: художественно задрожал, то есть. Проглоченный комок в горле также не оказался лишним для полноты картины.
– Это всё Берия, товарищ Сталин…
Он попытался умолить взглядом Хозяина, но не смог. И не потому, что тот был неумолим: Иосиф Висаарионыч почил с закрытыми глазами. Чтобы не растрачивать впустую тяжело давшийся взгляд, Георгий Максимилианович переключил его на Браилова.
– Лаврентий сказал… Виноват: Берия сказал, что Хозяин кончается… Так и сказал: «кончается»… и надо принимать срочные меры… чтобы сохранить… преемственность руководства… и не допустить хаоса… всяких, там… разбродов и шатаний… А Хрущёв…
Маленков проглотил очередной комок – чтобы не задерживать следующий.
– … Ему Берия обещал пост Генерального секретаря…
– А Игнатьев?
– Его Берия использовал «втёмную»… Он говорил, что Игнатьев – гнилой… сволочь… и всё такое…
– Роль Хрусталёва?
Маленков поморщился.
– Он – человек Берии… Я не знаю…
Браилов повернулся к Лозгачёву.
– Петя, верни товарища к жизни!
Лозгачёв кивнул головой, и тут же вернул жизнь и полковника друг к другу. Для этого ему потребовалась всего лишь пара увесистых пинков под зад Хрусталёва. И чудо возвращения к жизни свершилось: полковник встал на ноги. Стаканом воды – в лицо Хрусталёву – Браилов завершил процесс оживления.
– Очухался?
Семён Ильич несколько поспешил с вопросом: оживление не тождественно возвращению мысли. Поэтому, даже после «водных процедур», Хрусталёв заговорил не сразу. А тут ещё вид «упакованного» Маленкова и зрелище отрабатывающего натюрмортом Берии, голову которого совсем даже не нимбом обрамляло вишнёво-красное пятно.
И лишь после того, как Лозгачёв дополнил пинок оздоровляющим подзатыльником, Хрусталёв не стал дожидаться повторения вопроса.
– Это всё – он…
Тряся каплями воды, стекающей с подбородка, он покосился в сторону Берии.
– … Он заставил меня…
– Что именно?
Хрусталёв шумно проглотил застрявший в горле комок, и не по роли, а от души. «По линии комков» он даже превосходил Маленкова: был не только «лучше глотающим», но и более живописным.
– … Сказать охране, чтобы никто к Хозяину до полудня не заходил…
– А зачем он это сделал?
Глаза Браилова весьма достоверно излучали почти невинное любопытство и даже участие. Хрусталёв молчал. Пришлось в очередной раз стимулировать его речевую активность – всё тем же, не оригинальным, но действенным способом.
– Ну?!
– Берия сказал… что Хозяин…
– «что Хозяин…»?
Семён Ильич опять поучаствовал в освежении памяти «товарища».
Хрусталёв мужественно ушёл глазами в сторону.
– Берия сказал, что… Он сказал, что Сталин… Ну, в общем, что он… должен быть один…
– Ты знал, что в бутылке?
Вопросы были слишком «приземлённые», слишком детальные, для протокола, и этого Хрусталёв вынести не мог. Он-то рассчитывал на обмен мнениями и где-то даже политическую дискуссию. Отсюда и такая реакция: головотрясение, мелкое и частое. Как в истерическом припадке.
– Но бутылку тебе дал он, Берия?