СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше

Сухо кивнув только Сталину, Жуков молча вышел из залы.

Не расходуя бесполезных взглядов в спину, Семён Ильич повернулся к Круглову, молча стоявшему поодаль, пока майор «давал указания» маршалу Жукову.

– Теперь – с Вами, товарищ Круглов.

В отличие от маршала Жукова, генерал-лейтенанта Круглова значительно меньше «травмировал» «момент неуставных взаимоотношений» генерала с майором. И он и не стал «лезть в бутылку» – «по причине узкого горлышка»: Хозяин явно благоволил майору и формату его «общения» с начальством. Такие вещи номенклатурный работник, тем более, «из органов», обязан чувствовать уже на уровне подсознания.

– Мы сейчас отправимся производить обыск на квартирах «главных действующих лиц». Возможно, реагировать придётся «по обстановке». Поэтому, нужен квалифицированный народ «без комплексов».

– Сколько? – «посягнул на сестру таланта» Круглов.

– Два взвода автоматчиков будет достаточно.

– Если достаточно, то будет.

Генерал согласно кивнул головой.

– И нужно связаться с Руденко: пусть Генпрокуратура выделит для обысков следователей Следственного управления. Мы заедем за ними по дороге. А оттуда уже все вместе двинем в особняк Берии на Качалова, двадцать три. Пока всё.

Круглов отметился кивком, и пошёл отдаваться распоряжения. Браилов повернулся к Сталину.

– Так мы – по объектам?

– С Богом! – усмехнулся одной щекой Хозяин.

Получив «высочайшее» «добро», Браилов развернулся к Мясникову:

– Оставляем товарища Сталина на ваше попечение. Значит, как договорились?

Он строгим взглядом «внушил» профессора. Тот кивнул головой. Мгновение спустя ей составила компанию голова Круглова: просунулась в дверь.

– Всё готово.

– Зовите людей, товарищ генерал, – корректно «попросил-приказал» Браилов: момент руководства генерала майором – вещь деликатная.

Спустя полминуты на пороге замер круглолицый розовощёкий майор. Взяв под козырёк, он бодро начал:

– Товарищ…

Столь же бодро закончить не получилось: Браилов нетерпеливо перебил его. И правильно: для пользы дела в данный момент целесообразно было остаться «товарищем без приставки». Ну, чтобы не дискредитировать руководящий момент всего лишь майорским чином.

– Берите их!

И он показал глазами на Маленкова и Хрущёва.

– Руками: не бойтесь, они уже «не кусаются»!

Майор, хорошо знавший вождей по портретным изображениям, побледнел от страха. По этой причине не только их, но и себя он не мог взять в руки.

– Вас, что, не проинструктировали? – «дал начальника» Браилов.

Текст моментально исцелил майора от нерешительности.

– Виноват! – охрипшим от волнения голосом повинился он. – Встать! Руки за спину!

Как наиболее кондиционный, Маленков первым оторвал зад от стула, и, пошатываясь, вышел в коридор. А вот Хрущёв нуждался в помощи: состояние прострации, в котором он пребывал уже не менее получаса, явно затянулось. И ему оказали помощь в транспортировке: волоком, за шиворот.

– Рыбин, выводи Хрусталёва! – распорядился в коридор Семён Ильич.

Вскоре все четверо – Маленков, Хрущёв, Хрусталёв и «примкнувший к ним» Игнатьев, несколько задержавшийся в дороге – все уже при наручниках, были определены в чрево вполне приличного на вид «автозака». Автоматчики расположились «по ту сторону решётки», а Круглов сел в служебный «паккард», куда пригласил и Браилова.

Уже садясь в автомобиль, Семён Ильич пальцем поманил Лозгачёва.

– Петя, остаёшься за старшего. Подкрепление и наружная охрана переходят в твоё подчинение: товарищ министр уже распорядился.

Круглов утвердительно кивнул головой, хотя это товарищ майор распорядился за товарища министра.

– Старостина я отправил домой: и так мужик натрясся на месяц вперёд. Поэтому остаётесь втроём: ты, Рыбин и Орлов. Бутусова с Истоминой не в счёт: женщины.

Красный от возбуждения Лозгачёв ещё прибавил в окрасе.

– Всё понял, Семён Ильич. Ты сам там, смотри, осторожней…

Браилов пожал руку подполковнику и захлопнул дверцу.

– Можем ехать? – «запросил разрешения» Круглов.

– Поехали!

Глава девятая

…Нино Теймуразовна Берия – урождённая Гегечкори – сложив руки на коленях, сидела на стуле посреди зала, и молча наблюдала за тем, как старательно помощники следователя… помогают следователю. Результаты их «служебной добросовестности» валялись уже повсюду: никто и думал утруждать себя восстановлением статус-кво из вещей и предметов.

Временами казалось, что Нино Теймуразовна вовсе не была удивлена неожиданным визитом такой представительной компании официальных лиц. И не в гости, а с «ордером» на обыск. Как и все «кремлёвские» жёны со стажем, она в любую минуту была готова к переменам в судьбе мужа, а рикошетом и в судьбе всей родни. Поэтому она не мешала проведению обыска» ни криками, ни угрозами, ни плачем, ни прочими «непродуктивными эмоциями».

Правда, она ничем и не помогала «сыскарям» – по линии «добровольной выдачи имеющегося в доме оружия, драгоценностей и иностранной валюты». И не из вредности: ничего «из перечня» в доме не было. Нет, правда, один пистолет следственно-оперативная бригада нашла. Но он оказался наградным, с прикреплённой к нему золотой пластинкой с выгравированной на ней надписью: «Нашему дорогому Лаврентию Павловичу в день его славного пятидесятилетия от товарищей по работе». А, вот, ни золота, ни бриллиантов, ни американских долларов обнаружить не удалось.

Это «упущение» пришлось устранять позже, когда «для пущей убедительности» в протокол будут дописаны слова о том, что во время обыска на квартире Берия Л. П. были обнаружены сто тысяч рублей, сорок единиц огнестрельного оружия, а в личном гараже – аж четыре автомашины. Но этого разоблачителям, видимо, показалось мало, и они решили дополнить перечень «обнаруженного». В результате, в сейфе сына Берии – Серго Лаврентьевича, учёного-физика, доктора наук – было «обнаружено» двести шестьдесят девять тысяч рублей наличными, а сверх того облигаций на огромную сумму и даже драгоценностей «в изделиях и монете». «Поименный состав» последних благоразумно не оглашался.

После этого в оборот была запущена совсем уже не продуманная байка о том, как накануне денежной реформы сорок седьмого года, зная о сроках и форме её проведения, Берия положил на свой счёт в сберкассе сорок тысяч рублей наличными. Ну, так, как будто речь шла не о втором лице государства с невообразимым потенциалом личного обогащения, а о мелком жулике, которому пофартило спасти от переоценки несколько «паршивых» – для Берии – тысяч рублей.

Увы: «Падающего подтолкни!» и даже «Вали кулём – потом разберём!». Хотя некоторые дают иную трактовку: «кашу маслом не испортишь!». Тем паче, что на содержание это не влияет: форма не смягчает участи. А моральные, они же аморальные, аспекты следования этим установкам в расчёт не принимались и не принимаются.

Но кое-что, куда более ценное, нежели мифические «облигации и бриллианты», опергруппе найти удалось. Хотя и искать не нужно было: искомое лежало на столе и стояло в книжном шкафу. И хранилось оно не так, как это показывается в фильмах про «умных шпионов»: в вырезанных отверстиях в толстых книгах, а открыто, в виде обычных ученических тетрадей в дерматиновых обложках на девяносто шесть листов.

В тетрадях оказался детальный план действий заговорщиков. Похоже, Берия настолько уверовал в свои силы и в бессилие Сталина, что не посчитал нужным не только спрятать бумаги, но и просто зашифровать их, пусть даже на уровне пособий для детей дошкольного и младшего школьного возраста. Хотя, сочиняя фразу «Мой дом – моя крепость», предки наверняка имели в виду квартиру Берии: кто посмеет?

Здесь же «сыскари» наткнулись на то, что следовало отработать немедленно.