– Мне кажется, дорогой Генри, что, прекрасно разобравшись в экономической сущности вопроса, Вы не разобрались в его политической составляющей. И в итоге, как говорят в теперешней России, Вы не поняли «текущего политического момента». Увы, бывают ситуации, когда политические выгоды затмевают экономические. Нынешняя ситуация – из их числа. Поэтому я не могу не присоединиться к голосам военного министра и государственного секретаря. И Стимсон, и Стеттиниус правы: нам не следует давать русским никаких обещаний, пока мы не получим то, что нам нужно.
В развитие их взглядов я даже скажу больше: нам не следует давать русским не только американские кредиты, но и даже то, что и не принадлежит ещё Соединённым Штатам. Я имею в виду репарации с Германии в возмещение ущерба. А кредиты нужно давать только «за хорошее поведение». То есть, поощрять русских, а не обслуживать их, и, тем более, не ублажать! Поощрять их на верное понимание ситуации и своего места в истории. Это – не только наша позиция, но и установка. То есть, руководство к действию.
Стимсон и Стеттиниус обменялись сияющими взглядами: всё-таки, «наш» президент – этот «не наш президент»!
– Разумеется, это не означает того, что мы вычёркиваем Россию из списка партнёров, как в настоящем, так и в будущем.
Рузвельт не только подслащал классическую «пилюлю» министру финансов. Одновременно он демонстрировал многосторонний характер своего подхода к решению вопроса. Это было свойственно Рузвельту – и только ему. Он не был «ястребом»: он был американским капиталистом. И зря «экстремисты» «наезжали» на президента: по «своему» же били! Рузвельт очень далеко ушёл от Санта-Клауса – и совсем недалеко от своих оппонентов. Он был такой же капиталист и противник коммунизма, как и его критики, только поумнее. В отличие от них, он предпочитал – и умел – применять в своей политике метод кнута и пряника. И этот метод был единственным, помимо «предложений руки и сердца», который имел шанс на успех в работе с Москвой.
– Мы готовы к сотрудничеству с Россией. К разумному сотрудничеству.
Рузвельт акцентировал прилагательное не только голосом, но и взглядом.
– И не в ущерб национальным интересам Соединённых Штатов. Надеюсь, вы меня правильно поняли, джентльмены?
Президент надеялся не зря: его правильно поняли. Неправильно понимающих волю босса в Белом доме не держали…
Глава пятая
– Садитесь, джентльмены!
Черчилль раздражённо махнул рукой в направлении густого табачного облака, которое он натрудил за пару часов размышлений в одиночестве. Министр иностранных дел Антони Иден и постоянный заместитель министра иностранных дел сэр Александер Кадоган «ушли в туман».
– Что у Вас, Антони?
Иден не стал раскрывать папку: не первый день в министрах.
– Форин-оффис подготовил меморандум, сэр.
– Для кабинета? – вынырнул из «облака» Черчилль.
– И для военных – тоже. Копия – Вашингтону, для ознакомления.
– Давайте!
Как в фильме ужасов, рука Черчилля высунулась «из тумана». Некоторое время премьер скользил глазами по листу, не забывая «в дороге» попыхивать сигарой. Лицо его было искажено гримасой, и трудно было сказать, вследствие чего: огромные сигары, не помещающиеся во рту среднестатистического курильщика, изрядно деформировали «портрет» и в отсутствие эмоций.
Наконец, бумага с меморандумом легла на стол, а сам Черчилль занялся любимым делом: стал прохаживаться за спинами дипломатов. Он и раньше был непоседой, а после того, как ему сказали, что и Сталин практикует аналогичные прогулки по кабинету, и вовсе «подналёг на километраж»: сравнение льстило.
– Мысли, конечно, здравые, джентльмены. Особенно – эта: «Будут ли русские, имея огромную армию, превосходящую англо-американские войска в Европе, довольствоваться оккупацией одной трети Германии?».
Премьеру не понадобились услуги «бумажного суфлёра»: процитировал по памяти – и не ошибся даже с запятыми.
– Чьего пера эта фраза?
Черчилль «просверлил взглядом дырку в облаке» в направлении Кадогана.
– Вы не ошиблись, сэр, – слегка тронул улыбкой губы постоянный заместитель министра иностранных дел. – Работа Уильяма Стрэнга, сэр.
– Узнаю стиль.
Черчилль усмехнулся, но человек, впервые увидевший его, ни за что бы об этом не догадался. И дело было не в умении сэра Уинстона демонстрировать или, напротив, скрывать, чувства, хотя по части обоих этих мероприятий он был непревзойдённым мастером. Но в серьёзных делах, не требующих игры, Черчилль был самим собой, и выдавал «на-гора» лишь то, что выдавалось природой, усугублённой опытом.
– Предложение о процентах – тоже его?
– Да, сэр.
Черчилль помолчал, словно ещё раз возвращаясь к тексту, и, пыхнув сигарой, вновь пустился в променад по кабинету.
– Конечно, с учётом доводов о силе русских и о том, что они – уже на пороге Европы, эти проценты объективно не являются чрезмерными. Тем паче, что это – не запросы русских, а наше… ладно, пусть «наше» – предложение. Сорок процентов территории, тридцать шесть процентов населения, тридцать три процента промышленности для русской зоны оккупации – это по-божески. Да на меньшее они и не согласятся. Если только…
Черчилль замолчал – и ушёл в себя вместе с очередной затяжкой.
Очередная пауза затягивалась – и Иден не выдержал.
– «Если только» что, сэр?
– Если только мы не поставим русских перед фактом.
– ???
– «Берите, сколько даём, а не то…».
– У русских это называется «от щедрот», – усмехнулся Кадоган.
– Что это значит?
– Ну, в переводе, конечно, теряется «изюминка», но по смыслу: «мало».
– Не согласятся? – обработал его дымом Черчилль.
– Не дадут нам поставить вопрос в такой редакции, сэр.
– А, если мы не позволим им не дать нам?
Кадоган «поехал» не только глазами, но и всем лицом.
– Это чревато последствиями, сэр…
Премьер несколько раз прошёлся за спиной «оппозиционера».
– Мы стоим на пороге больших событий, джентльмены. И событий для нас совсем не радостных: большевизм – у ворот Европы.
– Согласен с Вами, сэр, – вздохнул Иден. – Но, к сожалению, мы не можем закрыть эти ворота: у нас нет ключей.
Черчилль покосился на министра – и принялся ещё энергичней перемещать сигару из одного угла рта в другой, не забывая по дороге использовать её целевым назначением.
– Информируйте Вашингтон о наших предложениях, Антони. Думаю, что у «дяди Сэма» будет особое мнение на этот счёт…