Две стороны. Часть 2. Дагестан

Сонные солдаты, разбуженные звуком удара, вылезли из БТРа через маленький боковой люк, находящийся посередине борта, между парами передних и задних колес. Ежась от ночного холода, они просто стояли около танка, не предпринимая никаких действий и ничего не спрашивая. Некоторые подошли к переду «бэтэра», поглядели на дыры от выдранных крюков и вновь отошли в сторону, закурив свои вонючие сигареты.

«Ну и как его цеплять? За что?» – Щербаков стоял перед тускло светившим фарой БТРом. В темноте почти ничего не видно, лишь сквозь пробитые в броне отверстия пробивался свет внутреннего освещения салона. Приглядевшись, Александр увидел прямоугольник какого-то лючка, находящегося в верхней части броневого листа.

– А это что за люк? – спросил он высунувшегося из верхнего люка водителя.

– Это крышка люка выдачи троса лебедки, – ответил солдат, затягиваясь сигаретой.

– А что же вы про лебедку молчали, бля? Как его открывать?

Солдат залез внутрь, что-то дернул, потом вылез наружу и открыл лючок. На башне танка сидел Кравченко и направлял луч небольшой фары, установленной там же, на передок БТРа. В проеме лючка блеснул трос с небольшим крюком, намотанный на катушку.

– Давай цепляй! – крикнул Щербаков водителю бронетранспортера.

– Не выдержит, товарищ лейтенант, – ответил тот.

– Цепляй, бля! Мы тут ночевать что ли будем?

Водитель спрыгнул на землю, вытащил за крюк не слишком-то и толстый трос и потянул к кормовым танковым крюкам.

– Блин, точно не выдержит, – подумал лейтенант, – Кравченко! Закиньте с Обухом наш трос на трансмиссию!

Водитель прицепил трос БТРа, танковый трос закрепили одним концом на трансмиссии, а второй конец так и остался прицеплен к крюку на корме.

– Давай потихоньку! – сказал по рации Щербаков Обухову.

Танк поехал, натягивая тонкий трос лебедки. Трос натянулся, как струна, а БТР стоит, словно врос в землю. Наконец тяжелый бронетранспортер едва сдвинулся с места, чуть присев на нос, и вдруг трос со свистом лопнул, рассекая воздух и проносясь над головой Щербакова смертельной стальной молнией. Дернувшись, танк остановился, из люка вылез чумазый Обухов, чуть не получивший по голове железной змеёй троса.

– Я потихоньку, товарищнант, – начал оправдываться Обухов.

– Ну что опять? – Щербаков спрыгнул на землю. Оказывается, водитель БТРа, еле державшийся на ногах от усталости, забыл снять «бэтэр» с ручного тормоза.

– Товарищ лейтенант, да просто тормоз ручной заклинило, – оправдывался он.

– Бля! Вы щас свой «бэтэр» грёбаный сами толкать будете! За что его теперь цеплять? – уже орал Щербаков, доведенный до отчаяния.

Около четырех ночи. По радиостанции никто не отвечает. В эфире тишина, только шипение радиопомех. Щербаков пытался связаться хоть с кем-нибудь из батальона, но всё то же шипение в наушниках и молчание в эфире. Он вылез из люка. Вокруг темень, звук грохочущего танка и снег, внезапно посыпавшийся с черного неба большими белыми хлопьями. Падая на асфальт, он сразу таял.

«Сентябрь, бля», – мелькнула мысль в голове Александра. Он прикрыл люк от летящего снега, спрыгнул вниз и вновь стал перед носом БТРа, думая, как же его можно зацепить. Из открытого люка выдачи троса лебедки пробивался свет внутреннего освещения и торчал обрывок троса. Глядя на него, в свете башенной фары Щербаков заметил еще один люк, находившийся сверху на горизонтальном листе брони.

– А это что за люк? Открывается? – опять спросил лейтенант у водителя, курящего очередную сигарету.

– Открывается. Это крышка люка лебедки.

– Открывай! Кравченко, тащи трос! – осенило Щербакова.

Танк сдал назад, направляемый лейтенантом, чтобы длины танкового троса хватало до БТРа. Снег летел прямо в глаза, танковая фара светила в затылок, и от отбрасываемых теней Щербакова и Кравченко, боровшихся с тяжелым толстым тросом, почти ничего не разглядеть. Но всё-таки трос просунули в люк выдачи лебедки и затем вытащили его конец из верхнего лючка.

Вдруг, где-то вдалеке, за стоящим БТРом лейтенант увидел призрачный свет фар, еле различимых в снеговой круговерти.

«Кто это? Наши все вперед уехали. Может еще какие федералы или ВВшники? А может…», – пока Щербаков размышлял о том, кто это, свет фар стал ближе, и через мгновенье рядом с БТРом тормознул белый «Москвич-3140» с дагестанскими номерами. В свете фары, светящей с вершины танковой башни, из легковушки вылезли четверо дагестанцев лет двадцати пяти – тридцати, одетые в спортивные костюмы.

«Твою мать! Этих еще тут не хватало», – подумал Щербаков и пожалел, что его автомат остался внутри башни танка.

«Пацаны, салам! Что, застряли или как? Куда едете? – дагестанцы стали задавать вопросы солдатам, по-хозяйски прохаживаясь вдоль «бэтэра» и пиная его большие колеса ногами, обутыми в остроносые туфли. – Чё, не заводится? Э, может, толкнуть? Чё молчите, э?»

Напряжение нарастало. Солдаты сбились в кучку, сжав покрепче автоматы, но вряд ли кто из них стал бы стрелять. Трос торчал из верхнего лючка БТРа, и его требовалось чем-то закрепить.

– Сержант, у вас лом какой-нибудь есть? – спросил Сашка пехотинца с сержантскими нашивками на погонах, игнорируя вопросы дагестанцев.

– Не знаю, надо искать, – ответил тот без особого рвения, оглядываясь на непрошеных гостей и направляясь к открытому боковому люку.

– Ну ищи быстрее! Толян, посмотри в ЗИПах, у нас вроде был какой-то маленький лом, – «Бля, что им надо? Кто они, может ваххабиты переодетые?» – лихорадочно думал лейтенант.

«Пацаны, у вас патроны, гранаты есть, поделитесь, а? Деньги платим. Рубли, доллары, – не унимались кавказцы. – А мы вас коньяком угостим! Настоящим, слушай! Амин, давай доставай!»

Амин, самый молодой из четверки, кинулся к багажнику и, открыв его, достал оттуда деревянный ящик. В ящике что-то звякнуло, когда парень поставил его на мокрый от таявшего снега асфальт.

С танка спрыгнул Обух, держа в руке небольшой лом около метра длиной.

– Давай сюда! – Щербаков схватил у подбежавшего механика стальной прут и просунул его в торчащую из верхнего лючка петлю коуша троса. – Давай медленно вперед тронь, чтобы лом прижало к броне! – прокричал Щербаков.

«Э, пацаны, угощайтесь», – двое других дагестанцев стали раздавать бутылки солдатам. Те охотно брали стеклянные поллитровки, пряча их за пазуху, а некоторые сразу скручивая пробки.

– Лейтенант, – один из «гостей» увидел блеснувшие звездочки на погонах Щербакова, – держи коньяк, хороший, дербентский! – он протянул бутылку Сашке.

– Спасибо, – лейтенант взял бутылку и передал Кравченко, – патронов нет лишних, извини, – и, повернувшись к танку, стал ждать, когда Обухов чуть проедет вперед, – «Может, это не коньяк и они нас отравить хотят?»

– Э, брат! Да как нет? Я знаю, что есть! Тебе что, жалко? Вы нам помогаете, мы вам помогаем! А, брат?

Мотострелки, не обращая никакого внимания на офицера-танкиста, уже распробовали коньяк, отпивая его прямо из горлышек и затягиваясь сигаретами вместо закуски, но Щербакова сейчас заботило совсем не это. «Сука, да когда же мы тронемся отсюда! Грёбаный Обух, где он? – нервничал лейтенант. – Может, они нас сейчас всех поубивают тут», – сердце бешено колотилось в груди. – Я же говорю, что нет лишних, – вслух сказал Щербаков, не глядя на дагестанца и делая вид, что он очень занят происходящим процессом. Наконец танк чуть подался вперед, лежавший на асфальте трос стал потихоньку подниматься, натягиваясь между кормой танка и БТРом. Вот он вытянулся горизонтально и стал медленно уползать назад из верхнего бэтэровского люка, прижимая лом к броне и сгибая его.

«Сейчас сломается», – мелькнула мысль в Сашкиной голове, но лом, выгнувшись буквой U, прочно застрял в верхнем люке между броней и катушкой лебедки, намертво закрепив трос.

«По машинам!» – закричал Щербаков и кинулся к танку. Пехота засуетилась и стала залезать внутрь БТРа. Запрыгнув на танк и спотыкаясь в темноте о какие-то торчащие на его броне железки, Сашка забрался на башню и, открывая люк, чуть головой не столкнулся с одним из дагестанских парней, успевшим залезть на «семьдесят двойку».

– Слышь, давай слазь отсюда, мы уже поехали! – сердце Щербакова ёкнуло от неожиданной встречи. Дагестанец что-то начал говорить про коньяк и патроны, но Щербаков, глянув на БТР и увидев, что за его рулем сидит солдат-водитель, скрылся в люке, захлопнув его за собой.

– Обухов, давай потихоньку! Не дай Бог оторвешь, я тебя убью, сука! – заорал в Щербаков, прижав ларингофоны к горлу. Двигатель взвыл, и танк плавно двинулся вперед. Кравченко выглядывал назад из своего открытого люка, следя за двинувшимся вслед БТРом.

«Ну наконец-то! Только бы ничего не оторвалось!» – руки Щербакова тряслись, мышцы на ногах дергались от еще не отпустившего напряжения. Он потянулся вправо за радиостанцию, проверить, на месте ли автомат, но рука его наткнулась на пустую холодную стенку башни! Сердце замерло, миллионы иголок из середины груди рванулись во все части тела, делая слабыми руки, ноги и вызывая приступ тошноты. Страх мгновенно проник по судорожно сжавшемуся горлу в мозг, заставил всё тело вспотеть липким холодным потом. Автомата на месте не было!

– Стой! Обух, стой, сука! – Щербаков судорожно шарил по стене уже двумя руками, но пальцы натыкались только на кабели, провода и какие-то коробочки с приборами. Кравченко с недоумением смотрел на лейтенанта. Танк остановился. «Блядь! Грёбаный даг! Украл автомат, пока я с этим долбаным тросом лазил! Посадят теперь! – в голове мелькнул рассказ про украденную днем у мотострелка снайперскую винтовку и его дальнейшую незавидную судьбу. – Отвоевался, бля!»

Вдруг в полумраке башни, освещаемой где-то снизу маленькой тусклой лампочкой, пальцы Щербакова нащупали на полу холодный металл ствольной коробки, мизинец зацепился за ремень: «АВТОМАТ! Твою мать, я дебил! Автомат! Он просто упал, отвязавшись от кабеля!»

– Поехали, Обухов! Вперед! Поехали! Потихоньку! – от радости и от бившего в голову адреналина вновь заорал Щербаков. Танк плавно тронулся, набирая скорость. Сашка открыл люк и выглянул в ночь. Сзади в свете башенной танковой фары, направленной назад, болтался БТР, за ним пропадали за кружащими снежными хлопьями белеющий в темноте «Москвич» и уже невидимые дагестанцы. Руки опять стали трястись, колени ослабели, и Щербаков устало опустился на кресло, намотав ремень автомата на руку.

«Надо успокоиться. – подумал лейтенант, – Кравченко, теперь твоя очередь за «бэтэром» смотреть! Ну-ка, что там даги за коньяк дали?»