Дети Бафомета

– Не знаю, – ответила зайчиха.

– Куда глаза глядят, – перекинув топор из лапы в лапу, сказал Красноклык, – мы ведь вроде так и собирались.

Лис был прав, ведь они, когда уходили, не имели ни малейшего понятия о том, куда идти. Им просто нужно было идти хоть куда-нибудь, куда-нибудь подальше от дома, туда, где нет крыс.

– Пошли, – сказала Ушка.

Они шли между огромных куч мусора, по которым, как и днём, ползали огромные тараканы, только теперь к ним добавились гигантские хищные сверчки. Они прятались внутри куч и время от времени резко выпрыгивали наружу, хватали какого-нибудь зазевавшегося таракана и тут же принимались его пожирать. Тараканы шевелили усами и лапками, а сверчок в это время его ел, медленно двигая огромными жвалами.

– А они нас не тронут? – спросила Острозубка.

– Не знаю, – ответила зайчиха, – я таких тварей ещё не видела.

Она по-прежнему сжимала в руке тесак, который они забрали у свиньи.

– Когда я был маленький, я жутко боялся насекомых, – сказал Красноклык, – мне казалось, что они ночью приползут, утащат меня под кровать и там сожрут живьём. Мне даже сон снился, что они уволокли меня под кровать, начали есть, а я лежу и даже позвать на помощь не могу. Лежу, не шевелясь, а они меня едят. Так страшно было!

– Мне снилось, что я тону, – призналась Острозубка, – во сне я сразу оказывалась в воде. Она была грязная, склизкая, как сопли. Я в ней барахтаюсь, пытаюсь выплыть, а со дна поднимаются черви и начинают вокруг меня обвиваться и, чем больше я дёргаюсь и отбрыкиваюсь, тем сильнее они вокруг меня накручиваются. Я каждый раз просыпалась, когда они начинали залезать мне в рот.

– А мне снилось, что я одна, – поддержала тему Ушка, – я выхожу из своей комнаты, а никого нет. Ни в коридоре, ни на кухне, ни в комнатах. Я выбегаю на улицу, а там тоже никого. Бегаю, а никого нет, даже червей в ручье и тараканов в туалете. Вообще никого живого нет, словно я осталась одна во всём мире. Я бегаю, кричу, а никто не отзывается.

– И чем заканчивался твой сон? – спросил Красноклык.

– Чернотой, – ответила зайчиха, – я проваливалась куда-то и оказывалась в полном мраке. Я шла, а он всё не кончался. Это была бесконечная чернота.

– А у тебя были хорошие сны? – спросила у неё Острозубка.

– Никогда, – ответила Ушка, – а разве бывают хорошие сны?

Сверху послышалось шуршание, и к их ногам скатилась ржавая консервная банка. Ушка отскочила от кучи и посмотрела наверх.

– Там кто-то есть, – сказала она, – отойдите от кучи!

На самом верху кучи действительно виднелась худая невысокая фигура, закутанная в какие-то тряпки. Незнакомец медленно опустился на четыре лапы и стал ползти вниз, издавая негромкое шипение.

– Остановись! – громко сказала Ушка, выставив перед собой тесак.

Существо повернуло голову набок, словно прислушиваясь к её голосу, но тут же, зашипев, продолжило спуск. Из кучи выскочил сверчок, но незнакомец оказался проворнее: он отскочил в сторону, от чего вниз скатилось ещё несколько банок, сдутая велосипедная шина и вонючий пластиковый пакет, схватил сверчка за спину, разорвал напополам и бросил вниз.

– Не подходи!

Раздалось шипение и существо, широко расставив передние лапы, прыгнуло на Ушку. Зайчиха отпрыгнула в сторону и тут же нанесла удар тесаком. К ногам Ушки упали две половины рассечённого надвое тела. Из верхней части вывалились кишки, существо скребло лапами по земле, а вокруг медленно растекалась лужа крови.

– Надо посмотреть, кто это был, – сказала Ушка и концом тесака сдвинула с лица существа намотанные тряпки.

– Чешуйка! – с ужасом вскрикнула Острозубка.

Бешеные глаза ящерицы уставились на неё, словно Чешуйка узнал её голос, но это продолжалось не больше пары секунд и они снова начали вращаться в разные стороны. Наконец, всхлипнув, Чешуйка впился когтями в землю и затих с повёрнутыми в разные стороны глазами.

Ушка опустилась на колени перед телом Чешуйки и закрыла его лицо тряпками. Острозубка и Красноклык сели рядом. Мышка плакала и гладила покрытую жёсткой кожей лапу ящерицы.

– Надо унести его отсюда, – предложил лис, – тараканы его сожрут.

На запах свежей крови уже стали подползать тараканы, одного из которых Ушка размозжила ударом кулака.

– Да, надо.

Зайчиха убрала тесак в рюкзак, взяла верхнюю часть тела Чешуйки в лапы, поднялась и молча

– Пошли, – сказал Красноклык плачущей мышке, взял нижнюю часть ящерицы, и последовал за зайчихой.

Среди мусора, осыпавшегося сверху, лежала старая мятая тетрадь, один край которой уже успел пропитаться кровью. Мышка зачем-то взяла её и медленно побрела за Красноклыком.

Так они и шли: впереди Ушка, затем Красноклык и Острозубка. Всю дорогу до леса ребята молчали, думая о чём-то своём: зайчиха винила себя в убийстве обезумевшего друга, лиса обуревали сомнения насчёт правильности их решения уйти из дома, а мышка оправдывала подругу, понимая, что Чешуйка мог её укусить.

Дойдя до леса, они, не сказав друг другу ни слова, вырыли неглубокую яму, положили в неё тело Чешуйки и засыпали землёй.

– Не могу поверить, что его больше нет, – нарушила молчание Острозубка.

Ушка сняла рюкзак, прислонилась к серому, лишённому коры дереву, закурила и закрыла глаза.

– Я тоже, – сказал лис.

Острозубка подошла к Ушке. Она осторожно прикоснулась к её груди, от чего зайчиха вздрогнула и открыла глаза, полные слёз.

– Ты как? – спросила мышка.

– Я убила Чешуйку, – прошептала Ушка.

– Он мог тебя укусить.

– Я знаю, но от этого не легче, – сказала зайчиха и села на землю, – зачем он только напал на нас?

– Это безумие, – печально ответил Красноклык, – такое же, как у сторожа Нюхошмыга. Чешуйка убил мать, потом убил Кривоглазку, потом хотел убить нас.

– Мать он убил случайно, – возразила Острозубка.

– Но ведь всё равно убил, – сказал лис, – видимо, после этого он и свихнулся.

Мрачно глядя перед собой, Ушка прошептала:

– А теперь я убила его. А может, мы тоже безумны, просто не знаем этого?

– Безумцы никогда не осознают, что они безумцы, – сказал Красноклык, – так что мы этого никогда не узнаем.

– Или весь этот мир безумен, – словно не услышав его, сказала Ушка.

– Если мир безумен, то и живут в нём только безумцы, – сделал вывод лис, – или те, кто умеет притворяться.