Дети Бафомета

– Как ты думаешь, что они хотели от нас? – спросила Острозубка.

– Сожрать, – хмуро ответила Ушка, – или трахнуть. Или трахнуть и потом сожрать. Не думаю, что они приходили побеседовать.

Она внимательно всмотрелась в темноту, подбросила в костёр хвороста и закурила.

– Хорошо, что мы хвороста столько собрали – до утра точно хватит, – сказала зайчиха, – вы спать не хотите?

– Нет, – ответили Красноклык и Острозубка.

– Мне тоже расхотелось. Будем теперь сидеть, ждать утра, а потом пойдём дальше.

Они сели вокруг костра таким образом, чтобы каждый мог видеть, что происходит за спиной у других, ведь те двое могли вернуться и снова попробовать напасть.

– Вы заметили, что на них не было шерсти? – спросила мышка.

– Да, – ответила Ушка, – это какая-то болезнь, скорее всего. Так-то только дети лысыми рождаются.

– Это лишай, – утвердительно сказал Красноклык, – вроде при нём шерсть выпадает.

Ушка недоверчиво посмотрела на лиса и спросила:

– Ты когда-нибудь видел, чтобы при лишае вылезала сразу вся шерсть? Обычно он идёт пятнами.

– Может, у них какой-нибудь особо запущенный случай, – ответил лис, – это мы делаем мазь из золы, мочи и ещё чего-то там, а этим, наверное, всё равно, как они выглядят.

– Да дело не в том, кто как выглядит, – возразила зайчиха, – дело в том, что без шерсти холодно.

– Зато блох нет, – пошутил Красноклык, – тоже хорошо!

– Думаю, что блох вывести гораздо легче, чем новую шерсть отрастить, – усмехнулась Ушка, которой шутка понравилась.

– Ага, – кивнул лис, – представь: блохи такие подскакивают, а ты лысый! Они такие и говорят друг другу: «Ну, вот не повезло! Пойдём другого искать».

– Блохи не умеют разговаривать.

– А откуда ты это знаешь? Может, у них какой-нибудь свой особенный язык, просто мы их не понимаем.

– Ну да, блошиный, – почти весело сказала Ушка, – а у тараканов – тараканий, у червей – червивый! Просто мы глупые и их не понимаем.

Лис развёл лапы в стороны и голосом, полным сарказма, сказал:

– Всё может быть, милая Ушка, ведь в мире столько тайн!

– А помните, как старый суслик блох выводил? – спросила Острозубка, явно заинтересовавшись разговором про блох.

– Кто ж не помнит, – улыбнувшись, сказала зайчиха, – его вроде Трясуном звали.

– Это тот, который в лесу канистру керосина нашёл? – спросил Красноклык.

– Ну да, – ответила зайчиха, – он самый.

Случай, который вспомнила Острозубка, произошёл два с половиной года назад. Суслик, которого и в самом деле звали Трясун, пошёл, по одному ему известным делам, в лес и нашёл там старую канистру с керосином. Канистра оказалась большой и тяжёлой, так что он весь вспотел, пока тащил её до дома. Объявив всем соседям, что теперь он навсегда избавится от блох, суслик вышел во двор и начал поливать себя керосином из ковшика, после чего, довольный, направился домой, куда его, естественно, не пустили из-за слишком уж ядрёного запаха, который он распространял. Трясуна тогда просто-напросто выгнали на улицу, и он ещё две недели спал в каком-то шалаше у кромки леса, а керосин чуть позже конфисковали крысы.

– Но ведь он блох и в самом деле извёл тогда, – сказала Острозубка, – правда, после того, как он пытался в дом вломиться, нам пришлось долго проветривать, чтобы было, чем дышать, но от стен, которые он успел потрогать, всё равно воняло.

– Ага, а ещё от дверной ручки, – вспомнил Красноклык, – я помню, как заходил за тобой, а потом от лапы воняло.

– Интересно, почему его крысы не арестовали за хранение горючих веществ? – поинтересовалась мышка.

– А ты представь, как бы у них воняло в отделении! – ответил Красноклык и все трое рассмеялись.

Они смеялись, словно ничего не было: ни Зубогрыза, ни Нюхошмыга, ни Червежуйки, ни свиньи с тесаком, ни гибели Кривоглазки, ни убийства крыса на свалке, ни отрубленных лап Умника, ни разрубленного на две части Чешуйки. Выросшие в мире тотальной лжи и жестокости, они спокойно воспринимали смерть и страдания, которые волновали лишь тогда, когда непосредственно представали перед глазами, а потом, если и вспоминались, то уже не вызывали сильных эмоций. Но это не означало, что ребята были неспособны на сочувствие, нет! В отличие от большинства жителей Межречки, они-то как раз и были на него способны, просто другие были ещё равнодушнее.

– Кстати, знаете, что ещё я заметила? – спросила Острозубка, вспомнив что-то важное.

– Что? – отозвался лис.

– Тот, второй, который пытался ткнуть меня вилами через костёр, он, точнее, у него на лапах не было когтей.

– Это как? – удивлённо спросила Ушка.

– А что тогда у него было? – изумился Красноклык.

Острозубка пожала плечами:

– Не знаю, я смотрела на его лапы с вилами и увидела, что на кончиках пальцев нет когтей.

Подкинув хвороста в костёр, Ушка задумчиво прошептала:

– Шерсти нет, когтей нет. Это какие-то странные звери, очень странные.

– А ещё их кожа покрыта болячками, – добавил Красноклык.

– Ну, это не удивительно, раз они живут в лесу, – сказала зайчиха, – мы, если несколько лет тут погуляем, тоже будем выглядеть не очень. А ведь действительно, у них не то, что просто не было шерсти, у них как будто её вообще никогда не было.

Существа, встретившиеся им, действительно не походили ни на кого. Из школьных уроков ребята знали, что в других странах живут весьма диковинные звери, но даже у них были когти и шерсть.

– Может, они жертва какого-нибудь эксперимента? – предположил Красноклык.

– А как они в лесу оказались? – спросила Ушка.

– Сбежали.

– Если бы это действительно были жертвы секретного эксперимента, которые сбежали в лес, их бы точно искали, – возразила зайчиха.

– Может, они недавно сбежали.

– Ну, если только так, – согласилась Ушка.