Нетипичный атом общества

– Двадцать два года пролетели, надо было мне прошлым летом приезжать. И всё-таки я обещание выполнила когда-нибудь вернуться.

– А ты поплачь, – посоветовала жена Петровича Клавка, – легче будет.

– Дождь поплачет, а мне и так не тяжело, а лишь грустно немного.

Тут выпрыгнул хитрющий Балон:

– Тань, а ты как живёшь?

– Да как – сейчас одна в трёхкомнатной квартире. Работаю в Министерстве, там сплошная рутина, а в остальном – однообразно и скучно веселюсь. У самого-то семья, дети?

– Да, как сказать, один вот, а дети… дочь, а может и не одна.

– Ты не альфонс случайно? Ой, это же сам Пират Степанович, совсем не изменился, даже глаз новый не отрос.

Лёшка предложил съездить на кладбище, но Татьяна покачала головой:

– Нет, он мне живой был нужен.

– Какая у тебя машина интересная. Можно поглядеть изнутри? – Лукавый Балон решил поговорить с женщиной без свидетелей, кое-что скумекав остатками мозгов.

Маневр удался частично. Пират «упал на хвост» и потащился за Витькой.

– Не женатый говоришь, – Таня мгновенно раскрыла его поползновения и не подав вида, подыгрывала – наверное умелый и работящий.

Балон гордо вскинулся:

– Водитель – профессионал, на любой машине могу, даже таксистом в Москве был.

– Ну! Тогда стоит рассмотреть твою кандидатуру. Усаживайся в машину. Да не за руль, рядом садись!

Пират несмело напомнил о своём существовании:

– А я? Может тоже на что сгожусь?

– Однако, господа! Неужели двух альфонсов содержать придётся? Открывай заднюю дверь, ныряй в салон.

Пират прошмыгнул на широкое заднее сиденье и осторожно захлопнул дверь, не веря своему счастью. Подковылял Стрекач, который краем уха уловил разговор, но непоняв ничего решил, что собутыльников пристраивают на некое теплое место:

– Меня тоже бери – всё могу, даже по печному.

Таня из-за приоткрытой двери поглядела на обладателя сапог с насмешливой уважительностью:

– Печник значит, да, сейчас в Москве это самая дефицитная профессия.

Балон с Пиратом ревниво и с оттенком брезгливости переглянулись (зачем мол нам такой напарник?), а Татьяна продолжила:

– Может вы и дымоходы чистите?

На что Стрекач гордо и с пренебрежительным превосходством заявил:

– Сантехник пятого разряда. Любой колодец, когда он говном забьется, тросом через трубу пробью и прочищу.

Едва заметная улыбка в уголках губ, мелькнула у женщины:

– Кого, кого, а говночиста у меня ещё не было.

Отъехав на сто метров, где она оставила тетку, Таня предложила претендентам посидеть на скамейке, пока она сходит за родственницей. Те недовольно согласились.

– Не доверяет – ворчал Пират, – как будто мы воры какие (он и был, по сути, вор)

– Приучим, – оптимистично успокоил Витька, – дай только время.

Через десять минут Таня уезжала в Москву одна. Тётка решила до вечера посидеть с подругой, а неудачникам альфонсам было предложено написать заявление на имя Татьяны Ивановой, которое она заберет в следующий приезд.

– Надо вам кастинг пройти, ждите.

Пират отправился сдуру писать заявление, а Витька, который всё понял, вернулся в дом Котелкиных допивать…

Двадцать первого июня изнывая и маясь целую безалкогольную неделю, Стрекач с Пиратом, в духе времени, покумекав размытыми спиртным мозгами, решили организовать замечательный бизнес. Одна могучая фирма, из тех, что гроздьями возникали в столице, выкупила школу с парком под дом отдыха. Парк и школьный сад огородили забором из сетки-рабицы, а внутри помещения сделали ремонт. Крыша школы сияла оцинкованным железом необычайной толщины.

Генка Пират числился гвардейским сторожем оздоровительного комплекса, с приличной, по деревенским представлениям зарплатой, и, хотя инфляция галопировала, а ценники в магазинах менялись чуть ли не еженедельно, его доходы компенсировались прибавкой раз в месяц, что позволяло содержать двоих дочерей. Жена Пирата сбежала осенью прошлого года с блестящим заезжим наркоманом, а подрастающих наследниц помогала растить тёще-пенсионерка.

В марте фирма благополучно разорилась, и Генка остался не то, чтобы без средств (небольшая пенсия по инвалидности у него имелась), но в крайне затруднительном положении. Они со Стрекачем и раньше проворачивали аферы – набивали мешки сырым снегом, сыпали сверху пять горстей комбикорма и впаривали доверчивым старушкам. Тот бизнес быстро сошел на нет – через неделю их уже били. Железо обещало долговременный стабильный доход, его вполне хватило бы на десяток приличных домов.

Руки новоявленных бизнесменов явно росли не из того места. Побаиваясь забраться на высоченную школьную крышу, они решили выламывать листы через чердак. «Умельцы» целый день провозились и с огромным трудом добыли один помятый, изуродованный экземпляр.

Продавать потащили в дом, где не иссякали запасы самогона. Стрекач вволок огромный и тяжеловатый лист в калитку, а Пират залёг в крапивные заросли напротив. Бывший сантехник пятился задом, а в это время собака Линда, помесь овчарки и водолаза тяжелой поступью сходила по ступенькам навстречу ему.

– Почёт и уважение, – бухнул обычное приветствие Стрекач, я вот …

Он обернулся, увидел, что разговаривает с собакой и плюнул с досады.

Старший самогонщик увидел в окно ноги Пирата, неумело замаскированного крапивой и вышел на улицу:

– Ты что припёр великий хроник?

– В лесу нашел, – Стрекач отряхнул пораненные руки, – еле от земли очистил, блестит, как новый.

– Не городи. Где ты его так помять и порвать сумел?

– Я же говорю – еле откопал.

– Вот дуремар. Что я слепой что ли? Металл новенький, только испорчен до страсти, кроме тебя так изуродовать лист никто не способен. Говори честно – со школы лист? Кто там в крапиве лежит, не Пират?

Вскоре горе-предпринимателям налили по пол-литра браги, не желая расщедрится на самогонку, а через пять минут из Пирата вытрясли сведения о ликвидации фирмы.

Скорость распространения деревенских новостей изумлению подобна. 22 июня, трезвые и пьяные, здоровые и калечные налетели на крышу как воронье. Самые шустрые уже наверху делили участки для раскрытия. Крыша была сорвана подобно урагану…