Нетипичный атом общества

Положение спас Вовка. Когда он увидел спящих в малиннике пьянчуг и понял, что их не растолкать, то взял кнут в руки и отправился вместо брата исполнять его обязанности. Младшие чаще становятся эгоистичнее старших сестёр и братьев, но природа так распорядилась, что Вовка оказался самым добрым и бескорыстным, готовым отдать последнюю рубаху родственникам. Даже с женой Василия Ириной, сильно изуродованной при столкновении двух машин, он был доброжелательно-предупредителен, хотя остальные члены семьи, в лучшем случае её лишь терпели…

Жара закончилась 27 августа. Умчались в неведомую даль стремительные ласточки и стрижи, не выносящие даже относительных холодов. Под облетающую листву, потянулись на юг и другие птицы – скворцы, грачи, утки, гуси и, конечно же журавли, знаменитые своими летящими клинами.

Работы на подсобном хозяйстве поубавилось. Урожай убрали, коров перевели на стойловое содержание. Мужики, собравшись в небольшой конторе, с демократичной руганью обсуждали телевизионные новости из столицы.

Лёшка уволил-таки мать с работы; справиться с ее алкогольным пристрастием стало невозможно.

Василий до конца апреля пытался бросить выпивку. Он говорил:

– Борюсь я с пьянством изо всех сил, а оно почему-то меня неизменно побеждает. Ладно, сделаю последнюю, может быть, главную попытку в своей жизни, а то трезветь пора – на днях скотину выгоняем пастись.

К последней попытке победить алкоголь Василий приступил 30 апреля вечером, когда полетели первые майские жуки.

Шла весна 1993 года. Не без ведома властей, как минимум, по их попустительству, этиловый спирт был массово заменен метиловым. Половина водки в стране, являлась смертельным ядом и урожай отравлений с летальным исходом не заставил себя ждать. Сошел на Россию массовый мор. Кладбища разрастались ударными темпами.

Рано утром, перед рассветом 1 мая испустил дух Василий Иванович Котелкин.

Мать лила пьяные слезы, втихаря прикладываясь к очередному стаканчику. Стрекач мешался под ногами, бормоча несусветную чушь. Лёшка, «Иваныч» и Татьяна занимались собственно организацией похорон, попутно отгоняя мать, отчима и дядьку с его женой Клавкой от покушений на алкогольные запасы. Вовка, вызванный телеграммой, прибыл последним, в ночь на третье мая, успев на прощальную панихиду.

Траурное мероприятие собрало немало народа, хотя гораздо меньше, чем когда-то свадьба того же Василия. После трёх часов дня разъехались организаторы и спонсоры в лице Лёшки с супругой, Татьяны с мужем и «Иваныча» в единственном числе. Соседи разошлись ещё раньше. По выражению давно пропившего мозги Стрекача, остались «догуливать» избранные и стойкие. Какое-то время на улице стояла тишина. Часа в четыре, или начале пятого, из распахнутых окон траурного дома, полилась оптимистическая магнитофонная музыка. Во вновь построенном кирпичном доме по соседству стали гадать: что означает сие? Потом пришли к выводу, что Василий был веселым человеком и родня таким неожиданным образом решила почтить его память. Догадка оказалась неверной и очень далёкой от истины.

Когда раздались звуки гармони и послышался плясовой топот, из калитки вышла Лидия Петровна Королева и глядя на подозрительный дом крикнула соседям напротив:

– Что-то не к добру расплясались.

И тут послышался голос еле ворочащего языком Стрекача:

– Горько!

Добрая треть улицы ахнула от неожиданности. Любопытная Лидия Петровна, а за ней и Гусев Николай, пошли выяснить, что в доме свежего покойника происходит.

Сумасшедший гармонист Вася наяривал «Девочку Надю», бессмысленно полуулыбаясь. Петрович заснул за столом, не выпуская вилку с надетым на неё кусочком сыра из подвернутой под голову руки. Балон и Пират Степанович вяло спорили, а рядом сидели невменяемо пьяные Вовка с матерью. Калеченная Ирина и Клавка – жена Петровича с легкой неуклюжестью выплясывали под гармонные переливы. Стрекач возлежал на кровати в кирзовых сапогах (другой обуви он не признавал) и самодовольно ухмылялся. Отставной сантехник всегда отличался необыкновенной резвостью и прытью в нахождении повода для очередной пьянки.

На приход соседей никто не отреагировал, а Стрекач бормотнул, уставясь в потолок:

– Заодно и свадебку соорудим…

Утром Вовка проснулся в одной постели со вдовой брата и долго не мог понять, где он находится и почему рядом лежит голая Ирина…

На полу, в уголке, валялся Витька Балон, мучительно соображая: какой сейчас год и как незаметно смыться? Один глаз у него не открывался (во время пляски шарахнулся об угол гармони) а второй медленно обшаривал комнату. Почти в нос ему упиралась нога гармониста Васи в сроду не стиранном носке с прорехой, сквозь которую можно было рассмотреть грязную пятку душевнобольного музыканта.

Принюхавшись, Витька подумал: то-то мне всю ночь кошмары снились».

Под дверью скребся Пират, который уполз вечером домой, а сейчас жаждал похмелиться после вчерашнего обильного возлияния.

Там ара спала возле гармони на кухонном полу, положив веник под голову.

Ноги Стрекача были бережно укрыты одеялом, из-под которого торчали подмётки сапог. Он, единственный, проснулся как ни в чём не, бывало, снял сапоги, размотал и осмотрел портянки, после чего вновь обулся и, впустив Пирата, принялся будить остальных.

Есть люди с божьим даром. Дар Стрекача был, пожалуй, сатанинский. Не встречалось такого дела, что он не смог бы испоганить. Вторым делом, после запуска в избу Пирата Степановича, придурок сорвал одеяло, которым укрывались чуднобрачные, с криком:

– Сейчас проверим невинность жены.

– Били его сообща и дружно. Потом вместе уселись допивать остатки водки, изготовленной в соседней деревне Бутово Мишкой-барыгой…

Редкостной теплоты и сухости май передал эстафету июню. До седьмого числа всё сохло и плавилось от жары. Престарелый Василий Карташов, всё такой же робковатый и малозаметный проходя в магазин мимо кирпичного дома, единственного тогда на улице, где проводила полужилой, полудачный образ жизни семейка, которая промышляла когда-то «петушками», мечтательно сказал парящемуся на скамейке длинноволосому чернявому сторожу Заготконторы Сашке:

– Сейчас бы дождичка, да на всю ночь…

И дождь шарахнул на всё лето.

Девятого числа, когда родился Ваня Минаев, накануне дня рождения Виталия Королева, в Колычёво прибыла внушительная женская делегация. Виталию в этот день тесть подарил «жигули» шестой модели и он, измученный гордостью, примчался в деревню. Ване же не подарили ничего, кроме жизни, но он и этим был доволен. Что касается делегации, то внушительными были габариты женщин, а не их количество. На улицу Перспективную самолично приехала Таня Иванова в сопровождении тётки – Анны Орловой. Не далее, как вчера, они с почётом похоронили Владимира Орлова, который худо-бедно до 75 лет дотянул. Почёт организовали посторонние люди. Вдова подарила знакомым автомобиль, и они устроили мероприятие по высшему разряду.

Виталий завистливо глянул на Тойоту-Короллу, тормознувшую у кирпичного дома напротив. Из автомобиля вышла грозная и грузная старуха и заорала почти баритоном, увидя свою миниатюрную старинную подругу:

– Надька! А помнишь…

Писать то, что она кричала на полдеревни невозможно, ибо, литературных слов там было не более двадцати процентов.

Таня, не выходя из машины, тронулась к дому Котелкиных, она припарковалась по соседству с «жигуленком» и «москвичем», стоящими близ лиственницы. В огороде и внутри жилища чувствовалось оживление. Присутствующие с интересом рассматривали вновь прибывшую даму, солидную, красивую и одетую в вызывающе импортное платье.

– Почёт и уважение, – выскочил пьяненьким скоморохом Стрекач, – давно ждём.

– Витя, Балон, здравствуй! – Таня обрадованно крикнула, узрев, наконец, первую знакомую физиономию.

Остолбенелый, но польщенный Витька, глядел на шикарную женщину с восторженным непониманием.

– Таня, – Лёшка спустился с крыльца – вот уж не ожидал тебя увидеть.

Они тепло и по-доброму обнялись, под косые взгляды Лёшкиной жены.

Балон был глуп, но сообразителен. Он торопливо, насколько позволяло его полупьяное состояние, подбежал к монументальной московской красавице и тоже попал в приятные и неожиданные объятия. От Тани исходил благоухающий аромат «Шанели».

– А где Вася?

В объятия представительной дамы пытался пробраться и Стрекач, но был твёрдо и деликатно отвергнут.

– Вася-то где? – Настойчиво спросила Таня.

– Нет Василия. Сорок дней сегодня отмечаем. – Лёшка грустно склонил голову.

Женщина подняла руку к подбородку, и задумавшись смотрела в ни куда:

– Да, перебор, двадцать два…

Лёшка не понял:

– Что?