Нетипичный атом общества

Смеркалось. Пионерский лагерь шумно и бестолково готовился к отбою.

– Что нужно этому хромому? – Шепнула Таня своему кавалеру.

– Не обращай внимания, – успокоил Василий – хохмы свои пробормочет, и мы дальше пойдём.

Боб с Пиратом деликатно улыбались, а одноногий оратор вдруг вознегодовал:

– Не шепчись девка здоровенная. Правильно я сейчас сказал?

– Нет, вы несёте чушь и вздор.

Митька начал «закипать», заёрзал задницей по скамейке, принимая удобное положение и выдал очередную оскорбительную порцию:

– Твоя тётка партизанила в Шатурских болотах (была мобилизована на торфоразработки, застудила женские органы, сбежала и скрывалась в окрестностях Шатуры зимой 1941-42 г., после чего была посажена и провела три года в заключении), а сейчас партизанит около магазинов «Спутник» и «Восток», уменьшая их выручку (продаёт петушки перед входом). Она играет на гитаре и впаривает свой жженый сахар с одинаковым артистическим аферизмом.

Таня с ненавистью глянула на гнусьненько ухмыляющегося инвалида:

– Остряк – самоучка.

– Лучше быть остряком – самоучкой, чем тупым переученым.

Трудно объяснить за что он невзлюбил юную москвичку. Возможно, он сам этого не знал, а, может быть, из-за её злобно-языкастой тётки. Митька подождал, когда стайка молодёжи скрылась за домом столяра-гробовщика Томского и распорядился, тыча указующим перстом в пирата:

– Ты у нас зоркий – проследи.

Генка разве что каблуками не щёлкнул, в знак верности и с гаденькой улыбочкой кинулся исполнять приказ…

Следующим утром Митька с Бобом медленной и уверенной, можно сказать державной походкой направились в сторону интерната. Часы на колокольне только что отбили без четверти восемь. Один шел к своему легендарному колуну, другой – устраиваться на работу. По дороге, солидный Боб (он почти не уступал габаритами Митьке) рассказывал свежий столичный анекдот:

– Встречаются двое приятелей, после десяти лет разлуки, один другого спрашивает: «Как дела?» Тот отвечает: «На работе – как в лесу. Начальник – дуб, подчинённые – пни, документы – липа. Зато дома как в сказке: жена – ведьма, тёща – колдунья, дети – бесенята, соседка – Елена Прекрасная, а муж у неё – Иванушка-дурачек» …

Из очередного санаторного вояжа вернулся Володя Орлов и обнаружил спящую столичную гостью:

– Таня, да кто же спит в деревне перед обедом?

– Здравствуй дядя Володя, так вставать лень, я думала ещё рано.

– Конечно – вставила тётка – прошлындает до утра, а в обед ей ещё рано подниматься.

Девушка по кошачьи изящно потянулась, неторопливо поднялась с раскладушки и направилась к уличному рукомойнику. Водопровода в доме не было, но в метрах двадцати от дома, в южной части огорода, как раз напротив калитки Королевых, высовывалась полудюймовая труба с латунным краном. Хозяева ленились провести воду в дом, поэтому каждую зиму обкладывали трубу игольником.

Таня некстати вспомнила, как прошлым летом окатывала её тётка ледяной водой из шланга, надетого на кран.

Лёжа животом на подоконнике, подперев голову руками, Василий разглядывал умывающийся предмет своей страсти. В то же время из приоткрытого окна, но не высовываясь, также положа подбородок на руки, доглядчивая Людмила в оба глаза ревниво осматривала открывшуюся картину, попеременно переводя взор с Василия на москвичку. Таня интуитивно почувствовала пристальное внимание к своей персоне и не поворачивая головы, сквозь пальцы, как бы умывая лицо, взглянула направо и налево, оценила ситуацию и слегка прикусила губу, чтобы скрыть торжествующую усмешку. Увы, женское сердце не имеет жалости к сопернице.

Через минуту она уже кричала:

– Вася, включи «Червону руту».

Парень с торопливой суетой исполнил просьбу, под неумолчное ворчание матери. Маленький Вовка, которому шел второй год, настойчиво дёргал старшего брата за штанину, стараясь привлечь внимание., а Тамара бубнила:

– Сынок, ты бы хоть покосил, кормить скотину зимой нечем будет. Вот выучишься, тогда и лодырничай, а сейчас какую-никакую пользу принеси. Сдалась тебе эта каланча московская, сама лентяйка, так ещё и тебя с толка сбивает.

– Мам, не нуди. Ты знаешь, что говорил Маркс об идиотизме сельской жизни?

– Он помер давно, а жить-то надо, не пропадать же с голода. Хоть за ягодами сходи.

После обеда, страстно целуясь в малиннике Лохмача, юные влюбленные договорились сходить в черничник за раменской дорогой.

Как взаимная индукция охватывает обмотки трансформатора, так их закружило в вихре всепроникающей любви. Под любыми предлогами стали они избегать вечерней скамейки и многочисленных компаний. Назойливое присутствие посторонних глаз, невольно следящих за ними, злило и раздражало влюбленную парочку, а неприкрыто наглые взгляды Митьки, вызывали в Тане взрывы ярости.

Поход за черникой испортила Людмила, которая как бы случайно наткнулась на сборщиков синеватых вкусных ягод. Она беспардонно собирала лакомство не в бидончик, а в рот, и с перепачканным лицом что-то радостно и без остановки говорила.

Вечером того же дня, на мосту, старом, деревянном, который доживал последние свои часы, произошла битва гигантов. В ней приняли участие почти ровесники – местный Мамонт и наглый москвич дачник Мишка Липаков.

Стокилограммовый нахал Мишка за месяц пребывания в Колычёве, дерзостью и могучими кулаками заставил пресмыкаться перед ним добрую треть деревенской молодёжи. И его вдруг заклинило на идее, что ребятам с Парковой и Перспективной улиц нельзя по вечерам пересекать речку. Он грозно встал на пути весёлой компании, окруженный местными адьютантами. Таня с Василием плелись в хвосте и не сразу поняли происходящее.

– Ну-ка, быдло, быстро развернулись назад!

Могучий москвич стоял, скрестив на животе руки и поигрывая мышцами.

– Ты что, мост купил что ли? – Сдерзил Пират, зная, что поддержку получит.

Серёга Мамонт, хотя и был слегка трусоват, подвинул одноглазого и врезал со всей дури в глумящуюся физиономию. Силы оказались не равны, битва длилась менее минуты. Вначале Мишка пытался оказать сопротивление, но Мамонт, который много сильнее физически и на целый пуд тяжеловеснее, буквально смял соперника и поверг его на бревенчатый настил. Свита москвича разбежалась.

Над грозным приезжим нахалом открыто смеялись во всех концах деревни. Днём он изредка выходил за пределы огорода, дёргано и боязливо озираясь по сторонам, а вечером вообще перестал показываться на улице. Помаясь так с неделю, Мишка сбежал от стыда в столицу, вынашивая коварные планы мести, которые, к счастью, никогда не сбудутся.

Мамонт, аналогично сопернику, испугался, и испугался не меньше оппонента. Зная деревенские нравы, когда в ответ на удар кулаком могут врезать дубиной, а то и вилами пырнуть, он неделю просидел взаперти. Пират выражал денщиковскую готовность ринуться в бой с кем угодно на стороне силача, но такая поддержка мало успокаивала. Он вздохнул полной грудью, когда побитый москвич убрался за деревенские пределы.

Поединщики помирятся после службы в армии и с тех пор станут относится друг к другу с вежливой корректностью…

Вскоре после ретирады Мишки Липакова в Москву, стала стихать, по выражению Василия, война жёлтого и белого одуванчиков. Так он, не без юмора называл враждующие остатки своей бывшей организации.

Роль моста стали выполнять три гигантские железобетонные трубы, поверх которых пролёг гладкий асфальт.

Летом 1971 года вишенник тёти Дуси понёс наименьший урон. Василию стало не до вишен, Лёшка также наплевал на чужой урожай, а прочие мелкие хищники вреда почти не принесли. Единственный казус произошёл со средним Котелкиным – Юркой, который вошел, а вернее влип в историю Колычёва под прозвищем Иваныч. Он полез было по примеру старших за старушкиными ягодами, но невероятным образом повис карманом на заборе и минут десять ерзал и орал от страха. Тётя Дуся снять его не сумела. Пришлось ей бежать за одноглазым отцом семейства. Тот снял с забора и слегка высек потомка брючным ремнём, досадуя, что он так глупо попался, а не на то, что он забрался в чужие владения…

А жизнь продолжалась своим чередом. Великие строители Бочкин и Никитин к тому времени уже создали свои главные сооружения. Регулярные полёты в Алма-Ату начал совершать сверхзвуковой ТУ-144. КБ Туполева и Мясищева вели конкурентную борьбу за тяжелый бомбардировщик, будущий ТУ-160. В Москве, под впечатлением просмотра фильма о собственной жизни, скончался великий конструктор импульсных ракетных двигателей Алексей Исаев…

С конца июля Таня с Василием облюбовали возле гигантского тополя более чем метровой ширины место для встреч наедине. Возле дома Маковских росло два огромных тополя. Влюбленных привлекало дальнее от бараковского фонаря дерево, которое образовывало тёмный уютный закуток, состоящий из собственно ствола и забора, да ещё затенённый жидким сиреневым кустом.

Галя Безрукова вскоре выследила парочку. Она даже вычислила алгоритм их появления в укромном месте и три дня, вернее ночи наблюдала за ними из-за детсадовского забора, вдоль которого рос колючий шиповник. На четвёртый вечер к ней присоединился Пират Степанович. Вначале она испугалась приближающейся тени, но распознав хлюпающего носом недомерка, спросила тихим, ироническим шепотом:

– Тебе что нужно, Нельсон?

– Что и тебе. А ты зачем обзываешься?

– Гордись, дурило, адмирал Нельсон был великим человеком, у него толи руки не хватало, толи глаза и потише давай, а то услышат.