– Дядя Толя, растолкуй мне разницу между фибровым чемоданом и фибрами души.
– Это просто, парень: фибровый чемодан – спирт, принятый внутрь организма, а спирт, которым мажут задницу перед уколом, то фибры души.
– Тогда уж не души, а …
Лёшка не договорил. В окне маячила фигура Юрки и он призывно и настойчиво махал руками. Котелкин-средний провалился по пояс под лёд и дрожа стал упрашивать:
– Лёш, разведи костёрик, обсушиться надо.
– Бегом домой придурок, заболеешь ещё.
– Боюсь, мамка ругаться начнёт.
Старший за шиворот втащил бедолагу в дом, раздел и загнал на печку. Петрович одобрительно оценил действия племянника, и они продолжили прерванную беседу…
Улица значительно опустела, если сравнивать с летом. Много молодёжи разъехались на учёбу в Москву, Коломну, Жуковский и Орехово-Зуево. Забрали (как выражались в деревне) в армию Мамонта и некоторых его одноклассников. Печные трубы задымили дважды в день – утром и вечером. Подступала сурово-занудная зима.
Лёшка решил покататься напоследок на своём мопеде. Земля уже замёрзла, а снег почти не выпал, лишь припорошило слегка окрестности и вместо непролазного месива доступного лишь тракторам, да вездеходам, появились вполне проезжие дороги. Поколеся по деревне, он направил своего легкого конька на бараковскую дорогу, решив прокатиться до прежнего места жительства, о котором стал уже забывать. Лесные дороги и просеки содержались в недурном состоянии. Леспромхоз постоянно заботился о них вплоть до начала или середины восьмидесятых годов. Это потом они придут в полную негодность, а в 1971 году такие дороги были лучше полевых и междеревенских.
За перекрестной Бугровой дорогой начались делянки вырубок. Скорость Лёшка не уважал, она мешала созерцательности.
Крика он не услышал, но боковым зрением усёк с левой от себя стороны странные телодвижения. Молодой парень обернулся, чуть не свернув шею и остановился. Когда мопед был заглушен и установилась обычная лесная тишина, послышался усталый не голос, а хрип:
– Помоги, парень!
В голове у Лёшки зашумело: «Что-то серьёзное случилось».
Он от волнения никак не мог поставить своего верного железного конька на подножку и попросту прислоня его к огромному пню, побежал на голос хрипящего. Ноги у лесника придавило в штабеле хлыстов, метров по двадцать-двадцать пять длиной. Защемило ногу чуть выше колена, со стороны макушки дерева. Кривая макушка чуть задралась вверх и не давала возможности освободить конечность.
– Слава богу хоть одна живая душа появилась. Топор лесника был вставлен меж стволами близ зажатой ноги и использовался как рычаг, не давая возможности раздавить суставы и раздробить кости. Метрах в полутора валялась на боку бензопила «Дружба».
Лёшка лихорадочно соображал: «Что делать?»
Он впал в ступор и даже готов был ехать за подмогой. Потом схватил за макушку и безрезультатно пытался поднять её.
Мужик прохрипел:
– Цыц, не дёргайся вредитель! Ты ж меня угробишь. Сам ничего не делай, только выполняй команды. Понял?
Парень закивал головой.
– Так, уже хорошо. Сейчас ты заведёшь пилу и отпилишь два тонких чурбачка, которые вставишь по обе стороны от ноги.
– Я не умею – Испуганный Котелкин буквально проблеял в ответ.
– Тебя никто не спрашивает, умеешь ты, или нет. Поднеси пилу ко мне, я заведу, а ты лагу для начала выпили.
– Чего?
– Ну, кол толстый. Неужели не понял?
Лесник -бывший полковой разведчик и волевой человек, умел брать ситуацию под контроль.
– Может я топором вырублю колышек?
– Нельзя, мне ногу передавит напрочь. «Дружба» заработала и трясущийся от страха парень, выполняя команды взрослого сумел вызволить его из случайного капкана. К счастью, переломов и серьёзных травм не случилось, выручил топор, а то могло бы дойти до ампутации, если не до гибели.
– Сколько же вы простояли так?
– Почти пять часов, кричал, кричал и голос сорвал.
– А как вы умудрились дотащить пилу с топором в такую даль.
– Ещё сумка была с едой, вон она, за пнём.
Это разве даль и груз? В армию пойдёшь, узнаешь, что такое марш-бросок с полной выкладкой. Только ты меня довези, нога прилично онемела, ходить тяжело, а пилу и топор мы тут спрячем.
По дороге, уже подъезжая к деревне им встретился старший сын лесника, который почуял неладное и собрался на поиски отца. Получалось, что мужчина в любом случае был бы спасён, но Лёшка ещё долгие годы гордился собой.
В школе отметили его поступок, торжественно выстроив учеников и зачитав благодарность от педагогического коллектива. Ученик выпускного класса стоял, мысленно ликуя и изображая смущение…
Жизнь текла своим чередом. Потихоньку исчезали волжские осетровые – каскад плотин ограничил и стиснул их жизненное пространство. Уссурийского тигра стало так мало, что тревогу забили на высочайшем уровне. В стране набирало обороты грандиозное жилищное строительство и на смену первоначальным хрущёвкам приходили многоэтажные дома новых серий. Тольяттинские жигулята уже догоняли по численности «Москвичи». Пять тысяч рублей считались огромными деньгами, а известные писатели, лауреаты-музыканты, знаменитые спортсмены, имеющие по 30 50, или более тысяч рублей числились немыслимыми богачами.
На земном шаре, поделённым примерно поровну, бодались две мощнейшие стороны – США и СССР, а их спецслужбы с увлечением строили каверзы друг другу. Политики извивались и путали следы, нагоняли тумана и сбивали с толка обыкновенных людей, в большинстве своём мыслящих стереотипами.
Сахаров и Солженицын ещё не были гонимы, но тучи над ними уже сгущались…
Новый год встретили с оптимизмом. Потом пришло время зимним Олимпийским играм в японском Саппоро, и знаменитая снегами страна прильнула к телеэкранам с искренней гордостью за советских спортсменов.
По старой части Егорьевска (микрорайоны он не уважал) бродил тихий сумасшедший, бывший фронтовик и бывший педагог, которого население города знало как Колю, любимого, как стало известно впоследствии учителя, не последних людей района. Он неудачно спрыгнул с поезда Егорьевск – Шатура и сильно ударился головой о шпалу, а до этого была ещё фронтовая контузия. К семидесятым годам дорога эта была стерта с лица земли, а ко времени правления Ельцина о ней помнили только старики…
С приходом чародейки весны, людям свойственно ожидать чего-то нового, светлого, радостного. В конце мая, готовясь к выпускным школьным экзаменам, Лёшка ждал приезда очередной незнакомой красавицы, или, просто симпатичной девушки, что в общем-то случалось летом ежегодно. Но год выдался странным – праздник Троица отметили без жертв и никаких девчонок-чаровниц в Колычеве в жаркий сезон не появилось. Приехали на Перспективную улицу двое ребят – двоюродный брат Людмилы и Виталия Королёвых здоровяк-москвич Юрка, да Серёжка Пряник из авиационного города Жуковского.
С Юркой сдружился Василий, а Лёшка общего языка со стеснительным богатырём не нашел. Пряник же не подходил ему в приятели по приличной разнице лет.
По итогам экзаменов средний балл у бывшего пастуха оказался третьим в классе – 4,25.
Он пошёл проторенной Людмилой дорогой и собрался поступать в Коломенский сельскохозяйственный техникум. Приятель его, Балон, не жалея красок живописал красоты и прелести Коломны, крупного города в котором Москва-река впадала в Оку.
Кстати, почему Витьку обзывали Балоном, почему это слово пишется с одним Л и вообще, что это за личность, стоит объяснить отдельно. По паспорту он носил фамилию Хитров, хотя к ней не имел никакого отношения. Мать его вышла замуж перед самой войной за парня по фамилии Хитров, который погиб в 1941 году под Москвой. Девичья фамилия матери – Шепталова, что её и сестру дразнили нелестным прозвищем «Шептала?», а Витьку, в малолетстве «Шепталёнок». Отец его, по редкой фамилии Болонин, инвалид войны, проживал в интернате и еженедельно навещал отпрыска, который остался его единственным ребёнком (семья полностью погибла во время эвакуации). Вздорная мать и ещё более вздорная старшая сестра Маня брать инвалида в семью категорически не хотели. Так они и жили втроём – мать, Балон и тётка. Тогда почему его прозвали не Болон? Ответ совсем прост: а Подмосковье всё население акает; там, где следует произносить О, непременно скажут А…
Лёшка выкатил из сарая мопед, намереваясь прокатиться с Витькой по зелёным улицам и тропинкам.
– Да у тебя колесо заднее спустило почти совсем. На ободах будем ездить? – засуетился Балон.
У Котелкина опустились руки:
– Неужели прокол? Если так – то надолго, клеить, бортировать.