– Много их? – опасливо спросил Лёшка.
– Полно! Жалко Вася в армии, он бы им показал!
Лёшка хмыкнул со скепсисом:
– Как же, держи карман шире, показал бы он…
…свою спину.
Людмила, как всякая сплетница, значительно преувеличила реально происходящее. Никто никого ещё не бил. На четырёх мотоциклах приехали семь крепких ребят из Новой Деревни, Коломенского района (они были знакомы с новобрачной, родом из тех мест) и, видя хлипкость и малочисленность местной молодёжи (Минус пригласил на свадьбу народец мелкий и тщедушный), решили продемонстрировать доминанту. Прислоня свои ИЖи и Восходы к детсадовской ограде, великолепная семёрка приступила к наведению диктатуры приезжих.
Шуганув стайку пятнадцати-шестнадцатилетних подростков, они поманили к себе Пирата и Куренка. Куренок, самый младший из братьев Молокановых, хотя отслужил уже в армии, был настолько хил, что казалось рассыпится при случайном прикосновении.
– Ну что, гвардейцы и чудо богатыри – заявил с трудом сдерживая смех Витька Буров, главарь интервентов, который переедет затем в Егорьевск, станет водителем Моссельэнерго и часто навещая Колычёво, будет совместно с Пиратом и прочими участниками ностальгически вспоминать о прошедшем времени – один на один станем биться, или вы всех одолеете?
– Наши соберутся – вам навешают – храбро заявил Борька-куренок и бросился бежать со всех ног в парк.
Пока агрессоры ржали от смеха, сообразительный Пират юркнул в сторону барака.
Подбежали Балон с Лёшкой.
– О, знакомые рожицы – упивался преимуществом Витька Буров – сейчас мы тебе Хитров припомним кое-что. Ты, надеюсь не забыл, как Богдан (Сашка Яснов), по твоей ябеде мне борщ в столовой ПТУ на голову вылил?
– Это же не я вылил – запричитал Балон – а жаловался на тебя Валерка Сарычев.
– Поговори ещё у меня! Второго я тоже вижу частенько в Егорьевском автобусе, так, что, если удерёте – мы вас отловим. Давайте так: либо пинка получите, либо щелбан, на выбор. Лёшка угрюмо помалкивал, мысленно готовясь к побоям, а Витька Балон, быстро скумекав что к чему, заявил:
– Да уж щелбан -то лучше!
– Наклоняй башку.
И тут вышли такие рожи… Это слова Витьки Бурова, которые не раз повторял, вспоминая что произошло дальше. Мотоциклетные выхлопы, вперемешку с выхлопами их владельцев возвестили о тотальном отступлении наезжих.
Парадоксальным оказалось то, что героем дня стал Балон. Его угодливо склоненную голову сочли за отчаянное бычье упрямство и безумную отвагу в схватке против семерых. Лёшка не стал разоблачать подельника…
На Троицу 1975 года была принесена последняя праздничная жертва – опившись, помер во цвете лет одноглазый Котелкин Иван. В последующие сорок пять лет деревня в этот день обходилась без трупов.
Похоронили, помянули. Шурин, после девятой рюмки пытался запеть, но получив толчок локтем в бок, замолк и тупо озирался, стараясь что-то сообразить.
От скотины избавились, посчитав содержание ее бессмысленным…
В шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века, спорт в Советском Союзе почитался едва не религией. Не обошло это поветрие и Колычево. Боксеры, легкоатлеты, хоккеисты и футболисты местного разлива вполне достойно представляли деревню на районных, межрайонных и, даже областных соревнованиях. Неплохо зарекомендовали себя лыжники. Из молодежи лишь троих физкультура и спорт оставили равнодушными. В эту тройку3 входили Василий, Балон и медлительный в мыслях и делах Мишка Липкин. Даже никчёмный, казалось бы, Пират Степанович, при собственном росте полтора метра, прыгал в высоту «ножницами» на метр сорок.
Встречались боксеры первого и второго разрядов, лыжники-второразрядники, но особо много было разрядников-легкоатлетов. Сашка Хромов метал гранату на невероятные 64 метра, а тот же Мамонт толкал ядро на уровне кандидата в мастера спорта и прыгал в длину на шесть метров, несмотря на огромный вес. Эстафетная команда была вполне конкурентноспособна на районном уровне, показывая в дисциплине 4х100 метров не слабые 46,8 сек., а двое самых быстрых на стометровке неизменно входили в тройку лучших с результатами 11,1 сек и 11,8 сек. Однако на общем спортивном фоне, одно отличие сильно выделяло ребят из Колычева. Сейчас даже представить сложно, что два десятка деревенских ребят занимались с увлечением прыжками с шестом. Парадокс в том, что в райцентре, даже спортивной школе, которую трое ребят с Перспективной улицы посещали, этот вид не культивировался. Причём шесты были в наличии, и брат Людмилы – Виталий Королев, со своим соседом Сашкой, частенько их брали из сложенного в кучу инвентаря и устраивали хохмы на городском стадионе, прыгая через футбольные ворота, пока их не отбирал ленивый тренер Виктор Суслин.
А началось всё так. Сосед Витальки – Мишка, проигрывая многим прыжки в высоту, решил хоть в чем-то превзойти остальных и самостоятельно освоил этот технически сложный вид. Произошло это как раз во время советско-американского совместного космического полёта со стыковкой на орбите. Глядя на него, подключились другие ребята.
В течении двенадцати лет три брата Котелкины, сменяя друг друга штурмовали эту заветную планку. Забегая вперёд, следует сообщить, что Лёшка, достигнув уровень третьего разряда, успокоился и бросил шест. Юрка, позднее, также стал третьеразрядником, но имел результат на десять сантиметров выше, чем у старшего. Наибольших успехов достиг младший из Котелкиных – Вовка, который замыкал четвёрку второразрядников. Была пара ребят, в том числе Виталий Королёв, которые очень далеко оторвались от этой четвёрки, но так как речь не о них, то тему спорта следует завершить…
Василий вернулся со службы, которая его тяготами и лишениями не обременила, да и какие трудности или невзгоды могли ждать армейского фельдшера в мирное время. Он, полный оптимистического энтузиазма на будущую жизнь, принёс документы в отдел кадров интерната, где сразу был трудоустроен по специальности, а в нагрузку, стал лидером дурдомовского комсомола, который насчитывал в своих рядах более семидесяти членов. Вскоре завертелся его роман со своей предшественницей на комсомольском посту, светловолосой и симпатичной Ириной.
Когда закончились февральские метели, в Колычёве открылся клуб. Этого события ждала молодёжь почти восемь лет, причём многие не дождались, разъехались по городам и посёлкам Московской области.
На открытии культурного заведения, показали индийский фильм «Зита и Гита», а после танцевали под пластинки до глубокой ночи. У проигрывателя с колонками усаживался обычно Мамонт и в меру своей глупости выбирал, под какую мелодию станет скакать молодежь, или наоборот, танцевать медленный танец. Из «медляков» наиболее ценились «Мамми блю» и мелодия из «Крестного отца».
За два месяца сменилось четыре заведующих клубом, один глупее другого, пока выбор не пал на Степана Кавелина, приезжего инвалида, у которого к нехватке ума, прибавилась общественная активность. Иногда в клубе, или около него возникали стычки и потасовки, подвыпивших буянов и задир быстро успокаивали, но Степан, которому не давал покоя административный зуд, обязательно устраивал на следующий вечер лекцию о приличном поведении и долго, с нудным затягиванием времени бубнил чепуховую отсебятину. Однажды Мамонту это осточертело, и он дал понюхать завклубу свой гиреподобный кулак:
– Чуешь чем пахнет?
– Вроде бензином.
– А это страшнее керосина.
Степан с тех пор малость притих и говорил новому приятелю – Бобу: «Запах бензина у меня связывается с пределом административного воздействия».
… Дела Василия катились к свадьбе, а Лёшку в начале мая забрали служить на флот, вместе с одноклассником Витькой Ряжновым, сыном известного деревенского остряка. Обоим шел уже двадцатый год, но из-за учёбы, суровые армейские будни были отложены для них года на полтора, потому, вероятно, комиссия и направила их на море.
Опять же, забегая вперёд, следует констатировать, что служили они на атомной подводной лодке, где вероятнее всего получили дозу облучения, судя по их непродолжительной жизни и болезням, не свойственным ближайшим родственникам.
…Ряды деревенской молодежи стремительно уменьшались, старушки постепенно вымирали, а дома горели, либо, как глиняный домик Орловых, разрушались. С середины семидесятых участки помимо огородов, на которых выращивали картошку, стали забрасывать. За десяток лет население ополовинилось.
Лето семьдесят шестого года запомнилось необычайным холодом, студенческим стройотрядом и свадьбой Василия. До двадцатых чисел июля носили куртки, а купальный сезон продлился с 25 июля по 4 августа, оказавшись самым коротким в 20 веке.
Студенты-энергетики монтировали два фидера (высоковольтные линии) – девятнадцатый и двадцатый, ведущие к мощному животноводческому комплексу. Они внесли своей жизнерадостностью и молодым задором некоторое разнообразие в устоявшийся деревенский быт. Молодежь до поздна засиживалась в «финском» доме, где дислоцировался стройотряд, слушая песни под гитару и байки студентов третьекурсников.
Руководство страны старело, многие из них умирали на своих постах, экономика, от маразматического правления, медленно, но верно приходила в упадок. В чью-то мудрую, а быть может хитрую голову, залетела мысль, поднять, или поддержать экономический потенциал с помощью комсомольско-студенческого полумистического энтузиазма. И действительно, вклад оказался немалым, но, как известно, на голом энтузиазме далеко не уедешь. Идеи, даже здравые, доводились до абсурда. В начале осени в деревни перебрасывались целые армии студентов, школьников, работяг с заводов и фабрик, а также служащих различных учреждений. Это называлось «битвой за урожай». Биться оставалось ровно пятнадцать лет…
Среди будущих инженеров-энергетиков, лохматых вольнодумцев, находились две особы женского пола – строгая и недоступная на вид брюнетка Марина – высокая, фигуристая и кричаще красивая, а, также, конопатая шатенка могучего сложения Лена. Задача у девушек была не особо сложна – накормить проголодавшуюся ораву. Справлялись с обязанностями они играючи, посвящая свободное время трепотне с местными ребятами. Особо частыми гостями с некоторых пор стали Серёжка Мамонт и пошедший по его стопам Балон, который также стал водителем.
Когда Мамонт впервые увидел Лену, несущую огромную охапку дров к печке, он уважительно произнёс:
– Да, чувствуется сила!
Девушка озорно отозвалась:
– А как же! Я дама мощная – сто килограммов.
– Сто семь, – с ехидцей поправила Марина – не скромничай.
Мамонт оживился:
– Сто семь? Я как раз сто семь в восьмом классе весил.
Его угостили борщом, который остался после обеда. Здоровяк оценил стряпню, а поскольку считал еду главным удовольствием в жизни, то стал навещать щитовой дом регулярно. Как-то Лена кокетливо поинтересовалась:
– Вкусно я готовлю?
– Ага.