История города К.

По вопросу о мусоре в мэрии собрался чрезвычайный штаб. Заведующий канцелярией Волдырёв требовал от Бориса Минаевича скорых и решительных действий. Борис Минаевич благодушно взирал на беспокойного соратника. Перенеся напряжение выборной кампании, Дрынников явно не хотел ускоряться еще раз. Весь его новый рабочий график никак не предполагал суеты и спешки.

В самом деле, в отличие от деятельного Куманёва, Борис Минаевич приезжал в резиденцию довольно поздно: между девятью и десятью часами, причем, как правило, ближе к десяти. Подолгу причесывался перед зеркалом, выравнивал усы особой щёточкой, пинцетом убирал лишние волоски из бровей. Весь многочисленный секретариат в это время толпился возле шефа, ахая и вздыхая. Борис Минаевич утверждал, что это вдохновляет его на подвиги. Наконец, когда последний волосок становился-таки на место, в кабинет прорывался Волдырёв, по своему обыкновению растрепанный. За ним молча шествовал «Кум» и «Сват», далее спешила экс-кладовщица. Спустя примерно четверть часа от мэра выносили подписанные бумаги.

После подписания бумаг дальше приемной никого уже не пускали. Борис Минаевич стоял у окна и глядел через площадь куда-то ввысь. Периодически взгляд его стремился ниже, падая на большой рекламный плакат с собственным изображением. Выборы ушли в историю, но плакат Борису Минаевичу нравился и был по его личному указанию оставлен на прежнем месте.

Изредка по прямому проводу звонил вице-мэр, ведавший водопроводом и канализацией. Сбивал с мысли, которая текла так легко и привольно. Дрынников морщился и отвечал коротко, почти односложно:

– Да, Вячеслав Артёмович… Не знаю, Вячеслав Артёмович… Ну, решайте что-нибудь сами… Всего доброго…

Постояв так минут тридцать-сорок, честный мэр вызывал к себе помощницу Фенечку. Помощница раскладывала на журнальном столике вырезки из газет с положительными публикациями о Дрынникове (оплаченными самой мэрией) и громко, нараспев принималась читать вслух. Борис Минаевич откидывался на спинку кресла, жмурился и внимательно слушал. «Вот, могут же, когда хотят!» – иногда приговаривал он.

Потом часы били двенадцать. Борис Минаевич поднимался и открывал ежедневник. Пора было ехать к массажисту, визажисту или дантисту. Оттуда – на обед, а с обеда – в спортзал: играть в любимый бадминтон. К подъезду подавали машину, и мэр, взяв подмышку недочитанные вырезки, отбывал на запланированные мероприятия. Опять появлялся он уже под вечер. В приемной, дожидаясь его, переминался с ноги на ногу верный Волдырёв. Еще четверть часа, и новая порция бумаг с красивым росчерком уносилась в канцелярию. Без пяти шесть в кабинете №1 гасили свет…

Раз в неделю, впрочем, сценарий несколько менялся. В продолжение многолетних традиций проводилась большая общегородская планерка. На ней мэр, по совету Волдырёва, создавал информационные поводы и сыпал откровениями. Пресса, после Куманёва было приунывшая, теперь снова подняла голову и едва успевала записывать.

Поводов и откровений хватало. Так, например, насчет снега, засыпавшего Крыжовинск, Борис Минаевич дал четкую и недвусмысленную команду: всем квартальным надзирателям строить потешные городки и лепить баб. Наиболее отличившихся дворников было обещано премировать (за счет спонсоров). Чей-то робкий вопрос, а не лучше ли за счет спонсоров расчистить снег, мэр проигнорировал.

С наступлением весны градоначальник вернулся к своей старой навязчивой идее поднять рождаемость на вверенной ему территории. Подолгу, опять же, простаивал он у окна, наблюдая за горожанами и горожанками. И мысль свою сформулировал на очередной планерке коротко и ясно: все беды в экономике и коммунальной сфере – от демографической ситуации. Тут же была учреждена должность еще одного вице-мэра: по социально-демографической политике. Занял ее массажист Бориса Минаевича, заведение которого Дрынников посещал постоянно и регулярно. В новый департамент набрали сотрудниц и стали ждать улучшения показателей…

Что же предпринимал тем временем губернатор Мироедов? В первое время, собственно, практически ничего. Ибо занят был своим собственными выборами, а впоследствии (по их итогам) претворял в жизнь кое-какие судьбоносные решения. Наконец, со всеми горящими проблемами разобрались и, главное, свергли вероломного спикера Карасина. Тут-то отдельные сподвижники, а пуще других – хваткий Наум Сергеевич – и напомнили генералу о вопиющем крыжовинском недоразумении. Иных слов, характеризующих феномен честной власти, в «белом доме» не употребляли.

Григорий Владимирович и сам прекрасно помнил досаднейшую осечку с мэром. Потерпевшего неудачу Молодцова он по принципу «с глаз долой» сослал в комитет по культуре: развивать хоровое и сольное пение. Но где-то в подсознании всё равно саднило, и еще этот плакат по ту сторону площади… Стоило только подойти к окну, как дурацкие воспоминания мешали сосредоточиться.

Приглашать мэра на аудиенцию (и уж тем более идти к нему на поклон) генерал не хотел. Не желал давать повод для насмешек и измышлений еще живой оппозиции. Поэтому Дрынникову через посредников была вброшена такая информация к размышлению: все прошлые грехи будут прощены и забыты в обмен на добровольную отставку. Больше того, был сделан и такой намек: Бориса Минаевича не оставят без средств к существованию и даже сохранят за ним кабинет, телефон-вертушку и помощницу (в другом, конечно же, здании). Борис Минаевич, тоже через посредников, дал понять, что серьезно подумает.

Пока мэр думал над заманчивым предложением, события развивались своим чередом. Падение спикера Карасина коренным образом изменило весь политический ландшафт. Оппозиция всех мастей лишилась своего традиционного убежища и пристанища. И, само собой, стала срочно искать новое. Единственным вариантом виделся бывший особняк купца Амфитрионова, куда и потянулись парламентские ораторы, обещая честному мэру весь свой личный ресурс и любые формы поддержки.

Выбор, перед которым оказался Борис Минаевич, был довольно мучительным. С одной стороны, опасно было прогневать генерала-губернатора. С другой – очень уж хотелось сохранить всё как есть: эти утренние вычесывания, аханье и оханье, читку газетных статей… Подумав, градоначальник решил не спешить. Посредникам от Мироедова он передал через своих посредников, что почти уже созрел. А оппозиции, тоже через посредников, передал, что готов сотрудничать. Предполагалось, что дальше жизнь подскажет, как быть…

Итак, первое время губернатор пребывал в относительно спокойном ожидании. Посредники, то и дело сновавшие между «белым домом» и бывшим купеческим особняком, уверяли, что вопрос практически уже решён. Посредников хлопали по плечу и напоминали про необходимость ускорить процесс. Те, в свою очередь, божились, что осталось согласовать мелкие технические детали. Наум Сергеевич, взявшийся курировать проект, докладывал генералу об успешном продвижении вперед.

Пока шли закулисные переговоры, оппозиция успешно вила гнездо под крылом честного мэра. Пришельцев и Чудаков регулярно проводили в этом гнезде свои пресс-конференции, а Галина Арчибальдовна со всей возможной страстью кинулась убеждать горожан в необходимости платить по счетам за мусор и канализацию. Теперь, по ее словам, мэр ни в каком повышении цен виноват не был, а виноваты были исключительно хищники-монополисты. Сам же Борис Минаевич порадовал земляков новой нестандартной инициативой. Согласно его постановлению по всему Крыжовинску начали оборудовать площадки для игры в пинг-понг. Для оказания оздоровительного воздействия на население.

Департамент «Кума» и «Свата», пока инициатива с пинг-понгом обсуждалась в печати, успел дважды поднять плату за аренду всех муниципальных помещений. Арендаторы взвыли и бросились бить челом бывшему собрату по бизнесу. На что бывший собрат отвечал, что деньги пойдут на уборку улиц и ремонт проезжей части. Деньги были собраны, однако грязи на улицах не убавилось, а с проезжей частью вообще вышел конфуз. Машина с самим Борисом Минаевичем попала в выбоину прямо у въезда на площадь и лишилась рессоры.

Наконец где-то в середине лета терпение генерала-губернатора стало истощаться. Дрынникову ясно дали понять, что все сроки давно вышли. Дрынников передал в ответ, что уже пакует чемоданы, только вот гарантии бы желательно получить как можно более надежные. Ему еще более ясно заявили, что самой надёжной гарантией всегда было и есть честное слово Мироедова. После такого заявления наступила пауза. Цену чьему бы то ни было честному слову честная власть знала не понаслышке.

В «белом доме» подождали еще чуть-чуть. В мэрии тем временем произвели следующее назначение. Заведовать финансами был поставлен один из крепких хозяйственников, когда-то в штыки принявших затею Барабульки. Как говорили, именно он ссудил деньжат Борису Минаевичу на самом старте предвыборной кампании. (Это, впрочем, никем документально доказано не было). И, кроме того – правда, на общественных началах – там же пригрели макроэкономиста Кренделева, строчившего злобные фельетоны про уважаемую особу губернатора.

Тогда терпение Григория Владимировича лопнуло. В последний раз через площадь рысцой побежали посредники, неся четкий и жесткий ультиматум. Борис Минаевич посредников принял лично, плотно затворил за ними дверь и долго и горячо шептал, что он-то всей душой за генерала, но окружение не позволяет выполнить данное обещание. Посредники воротились не солоно хлебавши и подробно донесли обо всём Науму Сергеевичу. Вице-губернатор скрипнул зубами. Успешный, казалось бы, проект оборачивался неприятной стороной, но идти на высочайший прием было надо.

О том, как объяснялся Наум Сергеевич с Григорием Владимировичем, знали только стены губернаторского кабинета. Сразу вслед за этим разговором был созван экспертный совет. Ученые профессора и прочие консультанты по своему обыкновению стали восторгаться мудростью и прозорливостью Мироедова, но были прерваны окриком. Тогда начальник телевидения в очередной раз повалился генералу в ноги и изъявил готовность кусать ковер. Однако ему довольно сухо было велено подняться и не паясничать. Боевой задор подчиненных Мироедов оценил, и только. В папке перед ним лежал доклад социологов, и был тот доклад неутешительным.

В случае экстренных, досрочных выборов мэра первое место занял бы кандидат «Против всех». Вторую же позицию с большим отрывом от других вероятных и маловероятных претендентов занимала Галина Арчибальдовна Халявцева. Народную любовь к ней не поколебала даже полная смена вех в вопросе о мусоре и канализации.

Случай оказался крайне тяжелым. Что делать, никто из ученой публики не знал. Дабы реагировать хоть как-то, было решено развернуть кампанию критики и разоблачений самозваной честной власти, а дальше посмотреть на результат. С тем и разошлись.

Кампания критики в адрес честной власти развивалась, в общем, по тем же лекалам, что и борьба с Куманёвым. Во-первых, исполнители были те же. Во-вторых, изобретать велосипед никто из них не стал. Мэру прямо сразу указали на то, что надо рачительнее вести хозяйство и не винить всех подряд в нехватке денег. Пару-тройку звучных заявлений на эту тему по традиции сделал Наум Сергеевич. Далее поведали всему честному народу о том, как Борис Минаевич строит личный дом с бассейном и кортом для бадминтона, используя казенный транспорт и кирпич. И, наконец, вытащили на свет божий кое-какие постановления, подписанные Дрынниковым. Касались они выделения земельных участков неким фирмам в обход установленной процедуры – причем, одна из фирм ухитрилась получить земельку в аккурат на лужайке напротив одного из административных зданий.

Борис Минаевич по вопросу об удивительных постановлениях разводил руками и, растерянно улыбаясь, повторял: «Да, подпись моя… Но как подписывал – не помню!» Про дом обвиняемый твердил, что строит его путем применения новейших технологий из сэкономленных материалов, не вкладывая буквально ни копейки. Ну а насчет пустой казны кивал на своих боевых заместителей: дескать, вся фактура у них.

Боевые заместители вели себя по-разному. «Кум» и «Сват» по-прежнему отказывался от комментариев, а его департамент принялся срочно готовить программу приватизации подземных переходов и городских кладбищ. Бывший массажист, а ныне ответственный за демографию ездил по загсам и от имени мэра поздравлял молодоженов. В ответ на ехидные вопросы он только улыбался и велел секретарю записывать фамилии особо ретивых журналистов. Крепкий хозяйственник из числа недавних парламентариев приглашал зайти попозже, так как ему пора на совещание. Отдуваться за экономическую политику пришлось безотказному специалисту по водопроводу и канализации.

Бывалый Вячеслав Артёмович после каждого обвинения произносил долгие речи о себестоимости и тарифах, бюджете и ценообразовании. Изъяснялся он так, что было понятно одно: за любимое население мэрия ляжет костьми, но подорожания услуг, очевидно, не избежать. Сказывался опыт работы бессменного управленца и с Цап-Царапиным, и с Куманёвым, и в сложный период междуцарствия.

А заведующий канцелярией с началом военных действий ощутил себя в родной стихии. Городские печатные листки под его негласной цензурой моментально развернули агитацию против пресловутого генеральского окружения. Вспомнили (и напомнили общественности) про недвижимость Наума Сергеевича, про эксперименты Барабульки на селе, про шибко затратные и малоэффективные выборы кандидата Молодцова. Свою, отдельную газету стал выпускать макроэкономист Кренделев. Писал в нее исключительно он сам, и все статьи были посвящены персоне Мироедова. Их содержание вызывало у Григория Владимировича натуральную изжогу. По официальной версии, газета издавалась на собственные средства учредителя и главного редактора в одном лице, и зимой и летом ходившего в старых кедах…

Через площадь снова побежали посредники. Дрынникову передали губернаторское повеление: прекратить безобразия. Борис Минаевич опять начал каяться и винить во всём аппарат. Пока мэр говорил посредникам о своей глубокой и неизменной любви к Мироедову, в недрах его канцелярии готовился мощнейший пиаровский ход. И в одно тихое, солнечное утро, когда лето еще не уступило место осени, грянула подлинная сенсация.

От пристани, где швартовались прогулочные пароходики, отчалила целая флотилия. На простор искусственного Крыжовинского моря на катере с флагом вышел сам Борис Минаевич. На лице его не дрожал ни один мускул. Взгляд сквозь бинокль пронзал голубые дали. На борту вместе с мэром находились ответственный за демографию и помощница Фенечка. Прочие суда, шедшие в кильватере, вмещали в себя чиновников помельче и прессу. Куда направлялась эскадра, не знал никто, кроме штурмана.

Суда выстроились в линию и проделали ряд манёвров, чем совершенно запутали непосвящённых. Мальчишки с удочками махали им вслед. Больше часа провели все мобилизованные и приглашенные в томительном ожидании, пока тайна не открылась. Флагманский катер явно держал курс на малоприметные заливчик возле пригородной слободы Окрошки. (Во времена воевод сия слобода славилась своими кулинарами). На берегу, в штанах, засученных до колен, Бориса Минаевича ждал Волдырёв.

По команде был заглушен мотор, и мэр, тоже засучив штаны, полез прямо в воду. Делегация вынужденно последовала его примеру. Помощницу Фенечку перенесли на руках. Волдырёв и Дрынников по-мужски крепко обнялись. Тут же началась пресс-конференция.

Как поведал собравшимся Борис Минаевич, его заведующий канцелярией, находясь в отпуске без сохранения содержания, сделал важное народнохозяйственное открытие. Оказывается, вода Крыжовинского моря, некогда загубленная, теперь снова пригодна для питья и бритья. Волдырёв сам, по словам мэра, неоднократно пил ее и абсолютно здоров. Природа взяла верх над экологической опасностью, и по этому случаю здесь будет разбит пляж с фонтанчиками и кабинками для переодевания. Более того, уже развернуты поиски инвестора, дабы осушить часть Крыжовинского моря. На площадях, отвоеванных у пучины, будут устроены развлекательные комплексы, кафе и, конечно, дополнительные площадки для пинг-понга.

Пресса зашлась в профессиональном экстазе. Такого информационного повода еще не создавал никто. Губернаторские эксперты и консультанты, напротив, позеленели от зависти. Стали искать начальника телевидения, чтобы сообща придумать ответный ход, но тот убыл в Москву, в министерство, и назад не воротился. Как сообщалось, был брошен в другой регион – разносить ценный опыт. Вместо себя незаменимый специалист оставил управлять бухгалтера. Мироедов сгоряча уволил одного из консультантов, но делу это не помогло.

Обсуждение инициативы, связанной с Крыжовинским морем, длилось довольно долго. Само собой, ученые доказали, что для осушения даже малой части указанного водоема не хватит всех финансовых ресурсов мэрии. Само собой, разговоры про инвестора остались разговорами. Здоровье Волдырёва тоже было подвергнуто серьезному сомнению (во всяком случае, душевное точно). Но – время шло, и честная власть продолжала править славным городом. Мало того, по стабильности, столь ценимой Мироедовым, был нанесен новый, совсем неожиданный удар.

Губернатору изменил депутат Навозин.

Случилось это после целого ряда лет теснейших и плодотворнейших отношений, полезных обеим сторонам. Случилось, как всегда, неожиданно и в самый неподходящий момент. Депутат Навозин, коренной житель стольного града Москвы, давно представлял Крыжовинскую губернию во всемирно известном здании на Охотном ряду. Малообеспеченных аборигенов из глубинки он пленил и молодостью, и знанием иностранных языков, и смелыми высказываниями в защиту народа.

В первый раз Дмитрий Альбертович прошел в Государственную Думу под стягом собственноручно сотворённого «Конгресса русских мужчин». Тогдашний губернатор Шабашкин как член самой передовой партии, по идее, должен был помешать конкуренту, но не помешал. Да, по правде говоря, и не мешал вовсе – хотя товарищи из обкома настаивали на решительных действиях. Почему несгибаемый большевик повел себя так, судить было трудно. То ли видел в Навозине вероятного союзника (попутчика), то ли слишком часто захаживали к нему в кабинет доверенные представители от молодого и перспективного москвича.

Когда власть Шабашкина пошатнулась, депутат Навозин перенёс огонь критики с империализма США на личность Ивана Минаевича. Народно-патриотический губернатор взялся было обличать перевёртыша, но полностью изобличить не успел. В крыжовинский «белый дом» триумфально въехал генерал Мироедов, разумеется, поддержанный Навозиным. Понятно, что на следующие выборы в российский парламент Дмитрий Альбертович выступил как человек из команды губернатора. «Конгресс русских мужчин» был позабыт и заброшен за ненадобностью.

Результат Дмитрия Альбертовича на тех выборах превзошел все прогнозы и ожидания экспертов. Соперники – и чисто символические, и вполне реальные – были буквально повергнуты в прах. Обитатели крыжовинской глубинки стройными рядами шли голосовать за Навозина. Москвич с румяным лицом едва не побил рекорд депутатской популярности в масштабах страны. С этого, видимо, и начался обратный отсчет…

В первые месяцы после повторного избрания Навозина крыжовинцы ждали какого-то фантастического взлета в его судьбе. Поначалу предполагали, что Дмитрий Альбертович возглавит крупнейшую фракцию. Не сбылось. Потом возникли слухи, будто вот-вот сменится министр иностранных дел, и, конечно, прочили на это место полиглота-патриота. Министр сменился, но назначили другого. Наконец, уже довольно робко зашла речь о высокой партийной должности, однако и ее депутат Навозин не дождался. И рейтинг Дмитрия Альбертовича при дворе Мироедова потихоньку пополз вниз.

Не привыкнув еще проигрывать, Навозин взялся сколачивать новый предвыборный блок. Целью была крыжовинская областная Дума, выборы в которую быстро приближались. Понаблюдав немного за его активностью, генерал-губернатор дал понять через посредников, что не особо доволен происходящим. Вниз по вертикали власти, с самого ее верха, был спущен тайный циркуляр, согласно которому победить должны были другие силы, и на Мироедова возлагалась обязанность обеспечить плановые цифры. Навозин со своим новым блоком в эти цифры никак не вписывался.

Сделанное в рабочем порядке предупреждение на депутата не повлияло. Навозин не только не смирился, но созвал брифинг для прессы. И созвал не где-нибудь, а в стенах презираемой губернатором мэрии. И на том брифинге безответственно заявил, что окружение Мироедова, мол, пытается поссорить его с Григорием Владимировичем, но он, депутат Навозин, во всём досконально разберется и отделит мух от котлет. Эти высказывания ясно говорили о том, что Дмитрий Альбертович был захлёстнут манией величия и практически встал на тропу войны.

Генерал отказал Навозину в личном приеме и отдал приказ готовить сценарий противодействия зарвавшемуся депутату.

Те выборы в губернскую Думу стали еще одним ярким пятном в истории Крыжовинска. Помимо Навозина с его блоком, в бой устремились вечные коммунисты, а также, разумеется, Галина Арчибальдовна. Депутат Навозин агитировал против олигархов и их местных пособников. Депутат Халявцева взывала к честности и справедливости. За честность билась не только она: свою отдельную штурмовую колонну образовала мэрия. Сам Борис Минаевич в кандидаты официально не пошел (в очередной раз, через посредников заверив «дедушку» в абсолютной лояльности), но благословил выдвижение своего зама по демографии. Рядом с недавним массажистом во главе списка была поставлена лауреатка последнего конкурса красоты «Мисс Крыжовинск».

Пока гремели бои, город дошел до состояния невиданного упадка. Опять наступила зима, но чистить снег дворники даже не начинали. (Быть может, помня слова мэра о том, что всё равно растает.) Чтобы показать пример, Борис Минаевич объявил субботник и вывел на свежий воздух весь чиновничий аппарат. Мэр, облаченный в яркую жилетку, энергично махал лопатой бок о бок со своим заведующим канцелярией. Экс-кладовщица, а ныне зав отделом взяла в руки лом. При каждом ударе об лёд в стороны летели осколки, и помощница Фенечка нервно взвизгивала.

Пресса, конечно же, снимала весь процесс, но проходивший мимо народ энтузиазма не выказал. У прессы вскоре появился и другой значимый повод: в Крыжовинск повторно прибыл олигарх Камышанский, который захотел увидеть основных обозревателей и комментаторов газетных полос, гиен пера и акробатов ротационных машин. Камышанского разместили во главе накрытого стола. Говорил он крайне мало, предпочитая слушать. Гиен и акробатов угощали, не скупясь. Камышанскому отдельный официант подливал из отдельной бутылочки. В завершающем тосте большой человек напомнил об ответственности и серьезности, о том, как в прежние времена каждое печатное слово проходило строгий, но необходимый партийный контроль.

Между тем, выборы достигли своего апогея. Губернатор в ответ на неоднократные нападки обвинил Навозина в гнусном политиканстве и забвении интересов народа. Навозин же заявил, что иной результат, кроме положительного для себя, он не признает и призовет граждан на площадь. Для разминки блок полиглота-патриота провел пару митингов заодно с коммунистами. Партию власти обвинили в том, что в ее поддержку, где-то, мол, раздавали тазики – то ли пластмассовые, то ли даже медные. В «белом доме» занервничали, тем более что дошел слух: на станции «Москва-Сортировочная» в некий вагон уже грузят палатки и котелки для бессрочной акции протеста.

В ночь подсчета бюллетеней все ждали страшного. Наиболее горячие головы заранее предлагали Мироедову оцепить подступы к зданию, а на заднем дворике разместить конный резерв. Григорий Владимирович во второй раз за период губернаторства достал из шкафа мундир с погонами, но вызвать войска отказался. На рассвете избирательная комиссия, выйдя из-за закрытых дверей, известила о полном крахе оппозиции. Блок за демографию был разбит наголову, коммунисты остались при своем обычном проценте, ну а полиглот-патриот из Москвы и основатель «Конгресса русских мужчин» далеко отстал от тех, кто значился в тайном циркуляре…