За последней чертой

– Вы должны честно рассказать о своей жизни. Я думаю, это в ваших же интересах.

Кулик задумался.

– Хорошо. Я буду искренен перед вами. Слушайте. Кулик закурил и задумался.

***

– После возвращения из Ленинграда, я прибыл в Ставку, где получил новое назначение. Мне было предписано вылететь в район Керчи и оказать практическую помощь командованию войск, обеспечить выполнение приказа Ставки об организации обороны Керченского полуострова всеми силами и ни в коем случае не сдавать его врагу.

Я прибыл в Керчь 12 ноября 1941 года. Кругом была паника и полное отсутствие какого-либо руководства боевыми операциями и управления войсками. Вместо организации обороны и насаждения жесткой дисциплины в войсках. Боеспособных частей практически не было. Если мне не изменяет память, то из 11400 бойцов и командиров, боеспособных, было лишь 2500-3000 штыков, было очень много разного рода специалистов, тыловиков и дезертиров. Более 20000 бойцов уже было переправлено на Тамань…. Как такими силами можно было удержать Керчь? Вот и я тогда же подумал об этом.

– Григорий Иванович, все я это уже читал. Об этом вы писали Сталину в своем письме. Насколько я знаю, по данному факту сдачи Керчи, была организована проверка?

– Вы правы, гражданин подполковник. Действительно, все это проверялось прокуратурой, Государственным комитетом обороны…. Хочу сказать, что немцам тогда удалось захватить все господствующие высоты вокруг города, и они вели интенсивный огонь, как по городу, так и по пристани. Город горел, моряки рвали склады боеприпасов. Командующего я нашел в пещере, недалеко от пристани, там же размещался и штаб. При докладе командующего, я понял, что тот не владеет обстановкой, не знают точное расположение частей. Тогда командующий доложил мне, что наши войска еще удерживают крепость. Я ему не поверил, так как сам лично видел, как наша артиллерия обстреливает эту крепость. Короче, никто из них не мог мне толком объяснить сложившуюся обстановку. Я выехал с членом Военного совета армии Николаевым на позиции наших войск. Там нам доложили, что противник захватил крепость, также высоты юго-западнее города.

Кулик замолчал. Костин видел, как тяжело было Григорию Ивановичу уже в который раз вспоминать все эти события. Он глубоко вздохнул и продолжил.

– Немцы бросили все свои силы и настойчиво били встык 302 и 106 дивизий. Им удалось прорвать оборону и выйти на северную окраину города. Единственной частью, которая дралась, была 106 дивизия 51 армии. Численностью в 1500 штыков прикрывала город с юго-запада.

На пристанях в этот момент шла погрузка войск и техники. Там была полная паника и беспорядок. Каждый стремился попасть на Таманский полуостров. Отдельные бойцы и командиры бросали технику, отдельные из них и оружие, стремясь попасть на корабли. Немецкая артиллерия уже обстреливала пристани, сея панику и страх.

– Что было дальше?

Кулик на какой-то миг замолчал и немного подумав, продолжил:

– Скажите, гражданин следователь, вас действительно интересует все это, о чем вы меня спрашиваете? Подобные ответы я уже давал. Думаю, что вы с ними ознакомились и наверняка согласились. Зачем вам сейчас все это? Да, я отдал команду оставить Керченский полуостров, несмотря на приказ Сталина сражаться до последнего бойца.

Он снова замолчал. Он сделал глоток остывшего чая и откашлявшись снова начал говорить.

– Анализируя сложившуюся обстановку в городе и вообще на всем полуострове, я понял одно, что войска не в состоянии удержать фронт. Нужно было срочно принимать решение. Я приехал в штаб и предложил командующему подготовить план по эвакуации армии и техники на Таманский полуостров. Нужно было переправить на Таманский полуостров чуть больше одиннадцати тысяч бойцов, более двухсот орудий, более двух сотен автомобилей, тысячу лошадей. Все это нужно было сделать под постоянной бомбежкой немецкой авиации. Командующий армией Левченко согласился с моими доводами и быстро подготовил план эвакуации, который я и подписал.

– Скажите, а кто прикрывал эвакуацию войск? – спросил Кулика Костин.

Кулик словно не услышал вопрос Костина.

– Я переправился на Таманский полуостров, где сразу же приступил к организации обороны. Работы было много, по-прежнему в войсках царила полная неразбериха, паника. Немецкие диверсанты рвали мосты, нападали на связистов, которые пытались установить связь между войсками. В ночь на 16 октября 1941 года главные силы армии были переброшены. Было вывезено 95% артиллерии и практически весь личный состав армии, которая в течение трех дней была готова к обороне.

– Скажите, гражданин Кулик, вы каким-то образом информировали Ставку, Генеральный штаб о своем решении.

Он усмехнулся, какой-то не совсем понятной Костину ухмылкой.

– А вы как сами думаете, гражданин следователь? Я по приезду в Керчь начальника штаба Шапошникова о положении войск и складывающейся обстановке и что мной было предпринято. Наверняка, вы можете найти этот доклад.

– И что?

Ответ я получил лишь 16 октября, то есть когда армия уже переправилась на Таманский полуостров. Мне тогда было смешно, так как в ответе Ставки мне было предписано всеми силами удерживать Керченский полуостров и не сдавать его врагу.

– То есть, Ставка подтвердила свой изначальный приказ?

– Какими силами удерживать позиции? Вот и я об этом.

***

Костин посмотрел на Кулика и молча, налил в его пустую кружку чай.

– Вы не устали от моих вопросов, Григорий Иванович?

– Нет. Это лучше, чем сидеть в камере. Спрашивайте….

Александр закурил и протянул папиросу Кулику.

– Скажите, а, что случилось позже в Ростове? Почему вы сдали Ростов немцам?

Кулик усмехнулся и посмотрел на Костина, который прикуривал папиросу.

– Может, угостите папиросой, что-то не накурился?

– Да, конечно, Григорий Иванович. Берите, прикуривайте….

Заключенный закурил.

– Я вот сижу и думаю, гражданин подполковник, почему вы все спрашиваете меня о том, что уже давно известно? Кого это все, интересует и с какой целью, вы все это спрашиваете? Думаете, продался Кулик немцам? Нет, меня не купишь! А в прочем, если вам это все интересно, пишите. Я прибыл в Ростов накануне его сдачи, когда наши воинские части занимали оборону на последнем рубеже, то есть в 2 -3 километрах от окраин города. В день прибытия, я сразу же поехал на главное направление, чтобы посмотреть, как построена оборона, воодушевить командиров и бойцов. Тогда именно впервые минуты своего пребывания в городе, я отдал команду ни шагу назад. Мне удалось исправить кое-какие недочеты в обороне, особенно в организации артиллерийских позициях.

– Что было дальше, Григорий Иванович?

Кулик снова ухмыльнулся. Ему видно не нравилась позиция следователя, который настойчиво вел допрос в обвинительном ключе.

– Что еще вы хотите услышать, гражданин подполковник? Хотите повесить на меня вину за сдачу города и не выполнение приказа Ставки? Наверное, думаете, почему я до сих пор живу? Почему по мне не промчался каток Лаврентия Берии? Так слушайте. Когда началось генеральное наступление немцев на Ростов и Аксай, то есть он пытался прорваться на Ольгинскую переправу, я выехал на участок, где немцы вклинились в нашу оборону. Я сам лично водил бойцов в контратаки, отбивал огнем артиллерии танки противника и лично до темноты был в войсках. Я тогда отлично понимал, как никто в Ставке и Генеральном штабе, что удержать город, имеющимися силами просто невозможно. Что мы могли противопоставить немецким танкам? Ничего! Немцы стремительным ударом прорвали фронт и вошли в город. Они смяли стрелковый полк и два дивизиона артиллерии своими танками…. Нам, как мне докладывали, удалось уничтожить около двадцати танков, но это не решило исхода сражения. Войска стали отходить к переправам. Мне тогда казалось, что за сутки моего пребывания в этом бою, я сделал все, что мог.

Костин смотрел на Кулика, стараясь понять, что в эти минуты мог он переживать.

– Скажите, Григорий Иванович, почему вы не попытались согласовать свое решение с начальником Генерального штаба, со Ставкой, – спросил его Александр. – Мне кажется, сделай вы это, может, и не было бы столь чудовищных обвинений в ваш адрес?

– Задним умом мы все сильны. Я тогда думал по-другому, гражданин следователь. Просить разрешение на отход, то есть на сдачу города, я не стал, так как считал, что мы сможем отбить атаки немцев, ведь нам изначально удавалось это сделать. Однако, как я не старался, у меня ничего не вышло, мне не хватало резерва. Когда я приехал в Батайск, я все же доложил, что город пал….

– О чем вы тогда думали, Григорий Иванович? Вы же догадывались, что Сталин вам этого не простит.

– Конечно, гражданин подполковник. Сколько тогда расстреляли генералов, за более мелкие поступки, здесь я дважды не выполнил приказ Ставки. Доказывать и спорить с руководством Генерального штаба, было глупо….

Кулик замолчал. Рука его потянулась к пачке с папиросами, но она была пуста. Он усмехнулся и посмотрел на Костина.

– Я устал. Прикажите отвести меня в камеру….

Александр нажал на кнопку звонка и, когда в дверях показалась фигура конвойного, приказал тому отвести арестованного в камеру.

***

Костин вошел в кабинет, и устало опустился на стул. Он закрыл глаза, стараясь на какой-то миг забыть эти серые потолки, облезлые стены кабинета для допросов следственного изолятора.