By dreams she used to decorate
The country’s idleness calm fly.
The mollycoddled fingers even
Didn’t ever touch a sewing needle,
She never knew how to make lace
To pattern cloth with silky trace.
A thirst for ruling over omen:
With an obedient doll the girl
In jest prepares to play her role
In the high life, how to be formal,
And after mother repeats
The lessons of the public treats.
XXVII
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды; страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
XXVIII
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход,
Когда на бледном небосклоне
Звезд исчезает хоровод,
И тихо край земли светлеет,
И, вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно день.
Зимой, когда ночная тень
Полмиром доле обладает,
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне,
Восток ленивый почивает,
В привычный час пробуждена
Вставала при свечах она.
XXVII
But even in the adolescence
Tatiana didn’t take dolls on hands
And never used to give them lessons
Or tell the news or fashion trends.
And in the pranks and children plays
She wasn’t involved, but loved the tales,
Which made excited and were fearful,