Молодость

– Одна из девушек там… она воскресила в моей памяти Катерину, и теперь я не могу выкинуть ее из головы. Будто все закончилось не двадцать лет назад, а только что, и я все еще могу попытаться что-то исправить.

– Не можешь, Тото.

Это было настолько больно, что у Сальваторе закололо сердце.

– Знаю, что не могу, но и не думать о Катерине я не могу.

– Может, стоит обратить более пристальное внимание на эту девушку?

– Для чего? Она совсем юна, а я старик. Кроме того, дело не в ней – просто в той конкретной ситуации, в том конкретном настроении она вдруг стала похожа на Катерину. На самом деле они достаточно сильно отличаются внешне, да и Катерина никогда не позволяла так легко себя обидеть. Робкая проститутка – можешь себе представить такое, дорогая?!

– Да, могу. Неудивительно, что она произвела на тебя столь сильное впечатление – беззащитность и доступность – тут мало кто не впечатлится.

– Может быть, ты и права… Ты знаешь, куда уехала Катерина?

Сальваторе хотел задать этот вопрос, но немного в другой момент, однако не смог удержаться. Бьянка вновь откинула голову на спинку кресла, но на этот раз она не смеялась. Коскарелли закрыла глаза и будто бы уснула. Минуты через две она, не открывая глаз и не поднимая головы, заговорила:

– Ты не просто увидел призрак прошлой жизни в этой девушке – ты вознамерился воскресить этого призрака, Тото. Зачем?

– Потому, что не могу успокоиться. В моей жизни есть много вещей, за которые мне стыдно, почти нет тех, о которых я жалею, но разрыв с Катериной входит и в тот, и в другой список.

– Почему именно сейчас? Ты, возможно, даже сам веришь в обратное, но я точно знаю, что ты никогда не забывал о ней.

Этот вопрос заставил Сальваторе задуматься.

– Наверное, из-за этих молодых людей. У меня есть серьезные основания полагать, что Катерина была беременна, когда уехала. Я общаюсь с этим парнем и думаю о том, что он мог бы быть моим сыном. Мне бы хотелось этого. Хотелось бы, чтобы мой сын любил кино, чтобы считал меня старым фашистом, чтобы спорил со мной, чтобы жаловался на то, что его девушке слишком нравится Фред Астер.

– А если бы он всего этого не делал, тебе бы все равно хотелось, чтобы он был твоим сыном, Тото? Что если ты прав: Катерина была беременна и родила сына или дочь. Ты найдешь их и выяснишь, что твой ребенок совсем на тебя не похож, не понимает тебя, а главное, не хочет понимать, потому что вообще-то тебя не было с ним рядом, когда ему был нужен отец.

– Если так, то я приму это. Просто, я хочу не думать, не предполагать, а точно знать, есть у меня ребенок или нет. Так ты знаешь, куда уехала Катерина?

– Да. Точнее, я знаю, куда она хотела уехать.

Сальваторе чувствовал, что сердце рвется из груди, а в голове билась лишь одна мысль: «Куда? Куда? Куда?..»

– Так куда же?!

– К себе домой, в Пьемонт…

– Но куда именно?!

– Прости меня, Тото, я не помню! Я прокрутила в голове все известные мне названия, но не одно не вяжется с Катериной.

Пришло время Сальваторе откидываться в кресле. Для него причиной этого было нахлынувшее бессилие. Как сквозь слой ваты услышал он вопрос Бьянки:

– Неужели она не говорила тебе, откуда она родом?

– Может и говорила, просто я не запомнил. Я помню про Пьемонт, но не название места. Я даже наверняка уже думал о том, что она направилась именно туда, но чертова упрямая гордость помешала мне поехать сразу, а теперь… Не помню! Не помню! Проклятая старость!

– Прости меня, Тото.

– Не стоит, дорогая. Это ты прости меня за несдержанность. Значит, ты встречалась с ней после нашей ссоры. Что она говорила? В каком состоянии была?

– Она была растерянной. И еще очень грустной. Катерина сказала, что ей нужно время и что она уезжает домой. Прости, что не рассказывала этого раньше, но ты так долго даже имя ее слышать не мог, что я не решилась…

Установилась тишина. Сальваторе думал о том, что у него остался лишь один шанс узнать что-либо о судьбе Катерины, а Бьянка с выражением какой-то странной смеси удивления и расстройства на лице оглядывала просторную гостиную.

– Знаешь, Тото, моя память, как этот дом. Он наполнен столь дорогими для меня вещами, что я не могу просто выкинуть их из своей жизни. Так много всего случилось в этих стенах: поэзия, нежность, слезы… Но сейчас он рушится и моих сил катастрофически не хватает, чтобы его сохранить.

Бьянка встала и подошла к старому патефону. Она выбрала из небольшой стопки пластинок одну. Сальваторе не смог увидеть, какую. Вскоре послышался характерный треск, а потом Беньямино Джильи позвал двух стариков вернуться в Сорренто.

– Потанцуй со мной, Тото. Я больше не могу делать это в одиночестве.

Превозмогая боль в спине и в душе, Кастеллаци взял руку Бьянки в свою, а другой рукой приобнял ее за талию.

– Почему мы никогда не спали друг с другом?

– У тебя была Катерина, а у меня был Антонио.

Сальваторе вспомнил мужа Бьянки. Они с Кастеллаци никогда особенно не нравились друг другу. Антонио порой бывал груб с Бьянкой и совсем не ограничивал себя в выпивке. А еще он был храбрецом. Бьянка носила траур два года, потом перестала, но не потому, что перестала оплакивать его, а потому, что никогда не любила черное.

– Я имею в виду после этого.

– Милый Тото…

Она погладила его по волосам.

– …не было никакого «после». У тебя по-прежнему есть Катерина, а у меня по-прежнему есть Антонио.

– Так что, никто из нас не вернется в Сорренто?

– Разве что ты.

Глава 11

Вербовка

– Ты уверен, что он придет?

– Еще пять минут до срока, чего ты угомониться не можешь?

– Полагаю, что мое беспокойство как-то связано с тем, что я на нелегальном положении…

Комиссар глубоко вздохнул – за эти годы он успел позабыть о том, что Бородач умел становиться совершенно невыносимым. Они ждали прихода Чиро. Сегодня во время обеда Ансельмо назвал ему свой адрес и попросил прийти к восьми. Комиссар не хотел втравливать этого симпатичного молодого человека в затею Итало. Однако, успев пообещать Чиро знакомство с легендарным Бородачем еще до того, как сам узнал об истинных намерениях Итало, Ансельмо уже не мог ничего изменить, надеясь в душе, что юноша просто напросто откажется от участия в их акции.

Само развитие акции, между тем, стояло на месте. Передвижения Малатесты были предсказуемы донельзя, но это не облегчало дело. Телохранитель всегда был при нем. После нескольких часов наблюдения Комиссар перенял уверенность Бородача в том, что сопровождающий адвоката человек был именно телохранителем. А проникновение в дом Малатесты из-за недостатка информации по-прежнему оставалось предприятием слишком рискованным. Комиссар понимал, что Итало это не остановит. Еще он понимал, что такое развитие событий естественным образом подталкивает Бородача к похищению жены адвоката. Но его собственная позиция по данному вопросу не менялась – Ансельмо не собирался участвовать в похищении.

Комиссар в очередной раз посмотрел на часы и был вынужден отметить, что теперь Чиро уже опаздывал уже на десять минут. Стараясь немного успокоить свою совесть, Ансельмо спросил: